– Верно. Но я не девственник, солнышко, – продолжаю забавляться я, целуя её в красиво очерченную скулу. – Я лишь хотел сказать, что никого не любил, кроме тебя. И занимаясь любовью, испытываешь совершенно другие ощущения. Тебе не о чем переживать, перед тобой я чист. Всё блекнет, понимаешь? Теряется перед этим…

Она задумчиво кивает и поднимает взгляд на меня. Откровенный, готовый толкнуть меня снова в уже знакомую пропасть. Она прислоняется лицом к выемке на моей шее и тяжело дышит.

– Я такая глупая…

Мне тут же хочется утешить её, но слова застревают посреди горла, оседая внутри меня невысказанной нежностью. Осадком, который будет саднить мою глотку. Вместо слов мои руки самопроизвольно тянутся к ней. Сначала скользя по спине, словно укачивая, а затем аккуратно забираясь под толстовку. Её обнаженная спина напрягается под моими дрожащими пальцами. С особой осторожностью и чуткостью, я провожу по её выпирающим позвонкам, отчего сестра выгибается назад, прижимаясь ко мне ещё плотнее. Её полувлажные губы раскрываются и касаются моей шеи. Я проглатываю свой стон.

Это всё немыслимо хорошо. Все звуки вокруг нас создают сводящую с ума симфонию чувств: звонкая перекличка птиц, трель лягушек где-то позади и тихий шелест листвы, что едва колышется от летнего ветерка. Трясущимися от переизбытка эмоций пальцами она цепляется за края моей футболки и остервенело тянет её вверх. Я окидываю её удивлённым и восторженным взглядом, на что девочка лишь краснеет и кусает меня за бицепс на плече. Мы хрипло смеёмся.

Я ловлю на ходу её губы, и мы застреваем в попытке стащить с меня футболку. Её нетерпеливость начинает толкать меня на крайние меры, дурманя. Я углубляю поцелуй, стараясь вложить в него всё свое упоение, ярость от её сомнений и восторг от её внезапного, но такого сильного желания почувствовать меня ближе. Буйство зелёных красок вокруг – ничто по сравнению с её загоревшимися изумрудами, что смотрят на меня в эту секунду.

Ещё один рывок – и футболка наконец срывается с моего тела. Не сводя с меня затуманенного взгляда, Миа разводит в сторону края толстовки и прислоняется своей обнажённой грудью к моей.

– Ох, чёрт, – ругаюсь я сквозь стиснутые зубы. Её острые соски касаются моей широкой груди, и, кажется, это предел. Предел ярких ощущений, тянущегося томления внизу живота и откровений, слетающих с наших губ.

– Давай, Уилл. Сделай это со мной ещё раз, – обрывистый шёпот опаляет кожу у уха. Чувствую, как, словно в подтверждение своих слов, она оттягивает мою мочку губами и слегка посасывает её.

Мои пальцы дёргают замки на наших джинсах со всем неистовством и опускают их вниз. Мы ходим по краю, вновь вальсируя у обрыва пропасти. В лесной чаще, совсем оторванные от мира и его обыденных проблем. Но мне так хочется достигнуть абсолютного понимания. Отцепить от её совершенства все комплексы, что приклеились к ней, будто назойливый репейник. Хочется показать ей, как прекрасны её формы: талия, идеальная грудь, стройные ноги. Даже рост. Ведь будучи таким высоким, я чувствую, что Миа прекрасно подходит для моего тела. Когда мы сливаемся с ней воедино, всё происходит гармонично и складно. Словно у расколотой надвое чашки соединили один небольшой кусочек, а второй чуть больше. Да, это сравнение весьма подходит для нас. Склеенная чашка. Только теперь уже намертво…

Тем временем я, осмысливая пути решения, проникаю под кромку джинсовой ткани. Дразня, прикасаюсь к влажному кружеву, но не продвигаюсь дальше. Миа яростно сжимает пряди мои волос, намекая не останавливаться. Усмехаюсь прямо ей в лицо.

– Ты нравишься себе? – тихо произношу я и кусаю за её вскинутый вверх подбородок, который она так неосторожно подставила. Сестра непонимающе смотрит мне в глаза. Я повторяю вопрос.

– Может, поговорим об этом позже? – чеканит она каждое слово и начинает ёрзать на моей руке, что всё ещё находится в её шортиках.

– Сейчас. И ни минутой позже, – расслабленно отвечаю я. Она фыркает и тяжело вздыхает.

– Почему ты такой невыносимый? Сейчас я хочу только тебя!

– И получишь, но прежде…– Мой шёпот обрывается, когда Миа припадает к моим губам, словно заставляя меня замолчать. Вовремя опомнившись, я с тихим стоном отрываюсь от её красных губ. – Ответь мне.

Она хмурится. Отводит помутневшие изумруды в сторону и кусает какое-то время свои губы.

– Когда ты рядом со мной, то я ощущаю себя красивой. То, как ты смотришь на меня… это придаёт уверенности. Я словно заряжаюсь от тебя и уже совсем не чувствую себя такой… – она помедлила с ответом, заставляя меня нахмуриться еще больше, – нестандартной.

– Нестандартной? Что именно тебя смущает?

– Ну… к слову, мои большие глаза. Иногда мне кажется, что они слишком уж большие и совсем не такие красивые, как у тебя или у мамы.

– Твои глаза – самые необычные и выразительные из тех, что мне вообще довелось видеть. Поверь моему опытному взгляду фотографа, ведь мы в своём роде художники. – Улыбнувшись, я целую её пушистые ресницы на каждом глазу. – Они не совсем зелёные. Скорее хамелеоны с симпатичными крапинками. Что ещё? – добавляю я, лаская руками внутреннюю гладкую поверхность бедер, отчего дыхание её вновь сбивается с ритма.

– Маленький рост. По сравнению с тобой я настоящий гриб.

– Бог мой, маленький рост, – закатывая глаза в её привычной манере, хмыкаю я. – А как же та поза ночью, помнишь? Без твоего роста мы вряд ли достигли бы…

– Уилл.

– Что? Я это вполне серьёзно. Многие девушки кажутся ужасно длинными, когда становятся на каблуки, а ты… ты становишься ещё более соблазнительной, когда для разнообразия достаешь мне до груди.

Сестра приглушённо смеётся и тут же охает, когда мои пальцы продолжают уже более откровенную ласку, потирая мокрое кружево и совершая хаотичные круговые движения.

– Давай, Мими, перечисляй дальше, я теряю терпение, – властным, но мягким тоном говорю я.

– Знаешь, это вовсе не обязательно, ведь я…

– Ну же, – снова перебиваю, усиливая трения внизу. В лесной глуши раздаётся её весьма искушённый стон.

– Чёрт возьми, прекрати меня дразнить! Я ещё не привыкла к такому.

– Я весь внимание.

Мой приказной тон и смеющиеся в противовес глаза заставляют её улыбаться. Она прижимается ещё ближе и тихо бормочет, наверняка желая, чтобы я не расслышал:

– Маленькая грудь.

Теперь с моих губ срывается стон, только больше походя на страдальческий. Чувствуя неожиданный прилив сил, я опрокидываю её маленькое тело на землю и нависаю над ней. Её большие до безобразия глазки расширяются ещё больше. И эта картина возбуждает меня ещё сильней. Закидываю её тонкие руки за голову и прижимаю запястья к земле. Ещё один красноречивый взгляд – и я с диким наслаждением вбираю в свой рот её грудь. Один сосок за другим. Миа начинает что-то бессвязно шептать и крутиться, выгибаясь от удовольствия. Провожу языком по её небольшим, но совершенным холмикам, а затем дую на них, отчего вся ее молочная кожа покрывается дрожью.

– Остановись, Уилл. Мы становимся похожи на дикарей, – серьёзно молвит она, но глаза опасно сияют.

– Ты это начала.

Ещё несколько дразнящих ласк, остервенелых объятий посреди тёплой земли, уже нагретой солнцем, – и мы растворяемся друг в друге. Будто два идеальных химических элемента, которые беспрекословно сливаются в одной реакции. Тонкие кудри на её висках становятся влажными от маленького костра, что горит весьма близко к нам, от лучей палящего солнца, что пробивается сквозь вуаль листвы, и от моих рук, что теперь, кажется, безоговорочно принадлежат только ей.

Всё снова меркнет.

***

– Ты считаешь, они поверят нам? – закусив свою воспалённую нижнюю губу, тихо шепчет сестра. Вовремя не подумав, она кривится от боли, что сама же себе и причинила. Я наклоняюсь к ней ещё ближе и осторожно поглаживаю подушечкой пальца ранку.

– Нет, – честно отвечаю я. – Но тем не менее, мы должны придерживаться легенды. Всё помнишь?

Миа хмурится, но всё же утвердительно кивает. Алеющее солнце отбрасывает на её лицо свои последние блики, отчего каштановые пряди загораются янтарем. За окнами арендованной машины уже смеркается. Красные отблески света прячутся за кромкой лесов и крышами домов нашей улицы. Мышцы сводит лёгкой судорогой от мысли, что нас снова могут разлучить. Обстоятельства плавно выползают из своего укрытия и вновь окутывают нас с ног до головы. Будто бы беснующие монстры из детских кошмаров воплощаются в нечто более страшное – намёк на нашу разлуку.