Читаешь такие статьи и невольно думаешь: ну, а что же все-таки астрономы делают сейчас, дожидаясь этого перелета? Сидят сложа руки на чемоданах? Или, может быть, разбирают и упаковывают свои телескопы, готовя их к отправке на Луну, на космические обсерватории-спутники?
Рубежи точности
С научным сотрудником отдела астрометрии Дмитрием Дмитриевичем Положенцевым мы беседовали полушепотом, как заговорщики, чтобы не мешать другим в большой комнате, напоминавшей вовсе не какой-то «звездный храм», а скорее самую обыкновенную бухгалтерию или плановый отдел. Люди за соседними столами изучали длинные колонки цифр. Время от времени деловито позванивали арифмометры — при чем тут небо с его манящими тайнами?
Но небо — вот оно, рядом. И толстая книга, которую кладет на стол мой собеседник, только по виду похожа на гроссбух. Это звездная летопись.
Я не случайно начал обход пулковского научного городка именно с отдела астрометрии. Астрометрия — самый древний, коренной «ствол» раскидистого «дерева» самой старой из всех наук. Сначала астрономам надо было просто взять на учет небесное богатство: сосчитать звезды и планеты, определить пути их движения в небе. Этим и занялась астрометрия. Лишь потом от нее отпочковались и астрофизика, и радиоастрономия, и «служба Солнца». Но астрометрия по-прежнему остается фундаментом астрономии.
Тем интереснее узнать, что же нового происходит именно в этой области науки... Книга, которую показывает мне Положенцев, — новый каталог звезд.
Звездные каталоги составляются давным-давно, еще со времен Гиппарха в древней Греции. Давно знают ученые, как важна «инвентаризация звезд» и для наших практических нужд по определению координат и подсчету времени и для других отраслей астрономии. Что же нового мы можем встретить в каталоге?
— Новую степень точности,— поясняет Положенцев. — Недаром астрометрию иногда называют «наукой о последних знаках». Эта борьба за точность наблюдений шла всегда, и постепенно астрономы отвоевывали один рубеж за другим: местоположение звезд определялось с точностью до одной секунды, до одной сотой секунды, до одной тысячной... «Последний знак» в наших вычислениях все отодвигался. Вы представляете, какого накала достигла борьба за точность в век космических полетов?
Каталог, составлением которого заняты сейчас пулковские астрономы, действительно будет совершенно новым. Для всех прежних каталогов выбирали звезды поярче, а этот станет первой точной описью «слабых звезд».
Почему одна звезда кажется нам ярче, а другая слабее? Прежде всего потому, что они находятся от нас на различном расстоянии. Раньше астрономы составляли каталоги только ярких звезд. Но чем ярче и чем, стало быть, ближе к нам звезда, тем быстрее она меняет свое положение на небосводе. А далекие, слабые звезды смещаются для нашего глаза очень медленно. Каталог их будет более «стабильным», его не придется слишком часто обновлять.
Одновременно, как рассказывает мне Дмитрий Дмитриевич, начата и другая важная и большая работа — впервые составляется каталог внегалактических туманностей. Они так удалены от Земли, что практически занимают постоянное место на небосводе. Согласование между собой двух каталогов — звезд и туманностей, — «привязка» их друг к другу даст астрономам полную карту неба.
В сущности, совсем заново, с возросшей степенью точности, начинается теперь изучение движения Солнца и всех планет солнечной системы. Это необходимо для прокладки точных трасс космических перелетов. Так рождаются первые «штурманские карты» для звездных кораблей.
Астрономы в своей войне за точность помогают многим «земным» наукам — геофизике, геодезии, различным отраслям техники.
Теперь устарели, как примитивные «ходики», главные «часы», по которым веками измеряло время человечество. Оказалось, что наша планета вращается так неравномерно, что уже не может больше служить часами высокой точности. Гораздо постояннее процессы, протекающие в микромире, в недрах атомов. Хранителем времени стали атомные стандарты частоты, а также кварцевые часы, запрятанные в глубокие подземелья, чтобы обезопасить их от всяких помех.
Но атомные часы могут только хранить время. Их надо постоянно проверять, определяя время астрономическими способами. Для этого наряду с «неверной» Землей теперь используется и Луна, сложное движение которой хорошо изучено астрономами. Специальные телескопы «Службы Луны» неусыпно следят за ее движением. На основе этих наблюдений путем весьма сложных и кропотливых расчетов определяется астрономическое время.
— А какова точность этих наблюдений?
— К сожалению, пока еще ниже, чем требуется, — отвечает Дмитрий Дмитриевич. — Тут нам мешают, пожалуй, две основные причины: атмосфера и несовершенство нас самих, наблюдателей.
«Несовершенство самих наблюдателей»... Я прошу рассказать об этом подробнее.
Для определения астрономического времени чрезвычайно важно установить тот момент, когда наблюдаемая звезда или планета пройдет через меридиан телескопа. И вот в последние годы стало ясно, что даже для такой, в сущности, нехитрой операции человеческий глаз далеко не совершенен. Зрительные ощущения в мозгу возникают лишь через некоторое время после события, опаздывая на сотые доли секунды. В век космических скоростей такое опоздание становится помехой. Поэтому все чаще астрономы заменяют глаз наблюдателя прибором.
— Использование новых методов, — рассказывает Дмитрий Дмитриевич — прочно закрепило за нашей обсерваторией одно из первых мест в мире по точности наблюдений. Добились бы и еще большей точности, если бы не мешала атмосфера...
Мешает атмосфера. Итак, мы, кажется, все-таки подошли к тому, чтобы беседа покатилась дальше по традиционным рельсам.
— Значит, можно сказать, что на Земле достигнут предел точности? — спрашиваю я. — Обсерватории можно будет превратить в музеи?..
Дмитрий Дмитриевич не склонен разделять мои преждевременные предположения.
— Выход в космос, конечно, величайшее событие для астрономов, — говорит он. — Можно сказать, астрономия впервые становится наукой экспериментальной. Недавно Ученый совет нашей обсерватории обсуждал перспективы дальнейших работ. Первоочередная проблема — возможности, которые получит астрономия после основания первой астрономической обсерватории на Луне. Но земная астрономия вовсе не отомрет, это все чепуха.
Самый мощный телескоп, установленный в Америке на горе Паломар, весит несколько сот тонн. Его собирали и устанавливали двадцать лет. Это на Земле! А вы представляете, как такое сложное и громоздкое сооружение, даже по частям, забросить в космос и там собрать? И потом — атмосфера нам ведь не только мешает. Она и защищает наши телескопы от метеоритов и всяких космических частиц. А как защитить объектив телескопа на Луне, где нет атмосферы? Вы задумывались об этом? Под непрерывным дождем метеоритов он разлетится вдребезги. Так что надо за новые «последние знаки» точности бороться и здесь, на Земле — продолжает Положенцев. — Вот, скажем, автоматика...
— Автоматика в астрономии?
— Да, наши сотрудники Наумов и Поттер уже создали такую «фотографическую зенитную трубу», которая ведет наблюдения автоматически, по заранее заданной программе.
Положенцев ведет меня в другую комнатку, совсем крохотную и тесную. Это скорее даже не комната, а «внутренность» автоматической установки: все переплетено паутиной разноцветных проводов. Остается немного места для табуретки и маленького столика. Ничего монументального, внушительного.
— А где же зенитная труба? — довольно растерянно спрашиваю я.
— В том павильоне, — Дмитрий Дмитриевич показывает в окно на серую будочку. — Наша установка отсюда управляет телескопом. В нее закладывается программа наблюдений на всю ночь. В нужный момент машина открывает штору в потолке павильона, спускает затвор фотоаппарата. Дежурный наблюдатель вмешивается только в случае какой-нибудь неполадки с установкой. Так что даже и наблюдателем его, пожалуй, назвать нельзя — скорее, дежурный оператор.
