Алина говорила медленно, заторможенно, голос ее дрожал, а глаза увлажнились. Она опустила голову, распущенные светлые волосы, как театральным занавесом, с двух сторон медленно закрыли лицо, шмыгнула носом. Костов и Надежда переглянулись. К такой исповедальности ни один из оперов не был готов. Но отреагировали они по-разному. Костов подумал, что несчастная девушка пока еще явно не в себе — иначе почему она так откровенно, как каким-нибудь психоаналитикам, расписывает свои отношения с возлюбленным им, незнакомым людям? Ему было немного неловко. Впрочем, пусть говорит — вдруг эти откровения подадут им идею, где и среди кого искать убийц Олега Лосского. Прозаичная Надежда же про себя думала: «На хрен нам эти ее излияния про то, в какой позиции они трахались с Лосским? Что нам это дает?» Она вопросительно взглянула на шефа — тот посмотрел в ответ очень серьезно, сосредоточенно. Надежда пожала плечами — вообще-то, подумала она, чистая потеря времени.
— Может быть, вы поссорились из-за Абдулова? — спросил Костов.
— Что? — очнулась Алина. — При чем тут Абдулов?
В ее голосе обозначились капризные и одновременно панические нотки.
— У нас нет никакого романа! Нет! Нет! — закричала Алина. — Это все вранье! У нас нет романа! Вы слышите? Нет!
Она стучала кулачком по столу в такт каждому слову, трясла блондинистой головой и, как заведенная, повторяла: «Нет! Нет! Нет!» «У нас нет романа, — убежденно думала честная Алина. — Разве то, что было у меня с Абдуловым, — роман? Это убожество! Это баловство! Это все, что угодно, только не любовь… Разве это измена? С этим потасканным Абдуловым? Да с ним только ленивый не трахался… Как можно всерьез говорить о «романе с Абдуловым»? Нет! Роман у меня был только с Олегом! И отстаньте все!» А вслух она твердила только истерическое безостановочное «Нет!».
Встревоженный Костов показал Надежде глазами — мол, дай девушке водички. Надежда нехотя отлипла от стула и полезла копаться в настенном шкафчике в поисках чашки. Но Алина, к удивлению оперов, сама совладала с собой. Она, положив ладонь на солнечное сплетение, несколько раз глубоко судорожно вздохнула, а потом затихла, дыша сосредоточенно и часто, глаза — отсутствующие, смотрят внутрь себя.
— Алина, — начал новый заход Костов, убедившись что девушка успокоилась, — а почему незадолго до своей смерти Олег составил завещание? Вы не знаете? Он что, предчувствовал смерть? Может быть, он делился с вами… Ему кто-то угрожал?
— Какое завещание? Какие угрозы? — с досадой сказала Алина. — Я ничего не знаю ни о каком завещании.
Она выглядела по-настоящему озадаченной и, похоже, ничуть не притворялась.
— Завещание, — пояснил Костов. — И между прочим, оно составлено целиком в вашу пользу…
— Что? — снова изумленно переспросила Алина.
Костову уже надоело все повторять ей по два раза. Он подавил в себе раздражение — неужели так трудно уяснить, что речь идет о завещании, которое Олег Лосский составил перед смертью в пользу Алины Соховой?
— Олег Лосский завещал свою квартиру, свой автомобиль «Феррари» и свои банковские вклады на сто тысяч долларов вам, Алина Петровна… — членораздельно проговорил Костов.
— Подождите. — Алина тряхнула головой. — Завещание… Но ведь это было не всерьез… Никто и не подумал… Неужели оно действует? Вы не шутите?
— Что значит «не всерьез»? — подхватил Костов, пока девушка не отказалась от собственных, по-видимому, невольно оброненных слов.
— Было завещание, — кивнула Алина. — Но появилось оно случайно довольно экзотическим способом, и — честное слово! — никто, даже сам Олег, не принял его всерьез. Непонятно говорю? В общем, однажды мы снимали для «Вызова времени» сюжет с президентом российского нотариального общества — неким Широковым. Сюжет о смысле нотариата, его проблемах и так далее. И в ходе съемки Олег придумал такую фишку — чтобы нотариус для телезрителей подробно объяснил и показал, как составлять разные подлежащие нотариальному оформлению документы. Ну, завещание, расписку… У нас там использовались заранее записанные сценки с актерами, которые разыгрывали те или иные житейские ситуации, в которых требуется участие нотариуса. Олег вызвался помогать Широкову, сыграл роль клиента. Словом, он перед камерой под руководством Широкова составил свое завещание, а тот все заверил — всякие там печати, штампы и прочее у нотариуса оказались с собой… Он еще сказал, что потом все надлежащим образом зарегистрирует в своих книгах или там реестрах, не знаю… Понимаете, я не думаю, что Олег долго и основательно все обдумывал, прежде чем заполнять документы в мою пользу… Все получилось спонтанно. Он, как и все остальные, — кроме, судя по всему, самого Широкова, — воспринял эту историю как игру. Я помню, мы тогда много хохотали… Олег как-то очень забавно, артистично расписался под документом и театральным жестом передал его нотариусу — мол, знай наших! И мы завещание писать умеем! Учитесь, дорогие телезрители! Он, кстати говоря, тогда же и проект расписки составил — дурацкой какой-то… Что-то о том, что он, Олег, дает деньги в долг, а какой-то его знакомый берет от него деньги в долг на полгода… Там была показавшаяся мне нелепой формулировка… э-э-э… «в долг эквивалент пяти тысяч долларов США», как будто у нас в России кому-то взбредет в голову расплачиваться какими-нибудь папуасскими долларами…
— И расписку он тоже заверил? — насторожился Костов.
— Нет — это было что-то вроде пробы пера, — покачала головой Алина. — Как я понимаю, подобную расписку надо заверять в присутствии того, кто берет деньги в долг. Или ошибаюсь?
— В общем, нет, — ответил Костов и с нетерпением спросил: — Фамилию знакомого, упомянутого в расписке, помните? Знаете, о ком шла речь?
— Не-е-ет, — удивилась Алина. — А вы уверены, что это не была какая-нибудь просто условная фамилия? Что он писал расписку для какого-то реально существующего лица?
— Но ведь свое имущество он завещал реально существующему лицу — или нет? — усмехнулся Костов. В реальности Алины с ее трогательно-заплаканным лицом, с ее нежно очерченными ключицами, с ее ведьминскими ушками, от которых веяло ее любимыми духами «Озноб» от Бенджо Манчини, сомневаться никому бы не пришло в голову.
Алина задумалась. Она уже не выглядела такой потерянной и несчастной, как десять минут назад. Слезы высохли, на губах блуждала легкая непонятная улыбка, пальчик безотчетно наматывал прядь волос. «Впрочем, почему же «непонятная», — подумал Костов. Я знаю, о чем она думает, — это ведь так очевидно. Она думает о том, что если завещание настоящее, то вся собственность Олега теперь переходит к ней».
— Послушайте, — заговорила Алина, обращаясь к Костову. — Значит, если завещание настоящее, то вся собственность Олега теперь переходит ко мне?
Костов рассмеялся, подтверждая догадку девушки, с которой, между прочим, пока никто не снимал подозрений в соучастии в убийстве. «А не разыграла ли она это свое недоумение при вести о завещании специально для нас?» — думала Надежда, практически не вмешивающаяся в разговор шефа с Соховой.
— А что Олег сделал с той распиской, вы не помните? — поинтересовался Костов.
Алина пожала плечами, она не понимала, с чего это мент прицепился к расписке.
В конце концов, подумал Костов, мы тут огород городим вокруг смерти Лосского, а очень даже может быть, что все дело в пьяной ссоре, которая служит основанием девяноста процентов российских убийств. Подошел к пьяненькому Олегу на балконе какой-нибудь сосед-алкаш, попросил угостить, тот отказал, слово за слово, сцепились, и через секунду Лосский перелетает за балконные перила. Что, так уж невероятно? А мы голову ломаем и теоретическую базу подводим — профессиональная версия (конкуренты), любовный треугольник… Костов вообще тяготел к простоте, и опыт работы в ментовке его подводил к тому же. Большинство обывателей верят, что убийца — это такой особый человек, который МОЖЕТ ПЕРЕСТУПИТЬ, имеет столько духу, чтобы переступить. Как Раскольников, который думал что-то вроде того: «Тварь я дрожащая или право имею?» То есть убийца — это сильная личность, которая считает, что право имеет. Однако большинство убийц, с которыми «имел честь» быть знакомым Костов, убивали без серьезных причин и уж никак не из идейных соображений, как герой Достоевского. Глупость, дикость, примитивность, жадность, эмоциональная недоразвитость — вот стандартный джентльменский набор душевных качеств убийцы. Никакой сильной личностью здесь и не пахло. Российские душегубы и выгоды-то от своего преступления, как правило, не получают. Если не считать киллеров — но это уже особая порода. Это работа такая.
