Когда мы начали тонуть, я мельком увидел что-то круглое и объёмное. Это был мысленный посыл мага.
Пузырь! Точно, он хотел, чтобы я представил себе пузырь. Набрав последнюю порцию воздуха в лёгкие и, закрыв глаза, я начал опускаться под воду. Ещё я раскинул руки в стороны и почти явственно представил себе водяной пузырь, который поднимается со дна океана. Вдруг, воздух, будто бы сам опустился вместе со мной. Глаза мои были закрыты, но я чувствовал, как мы быстро спускаемся вниз. Так бывает, когда садишься на аттракцион, где тебя сначала поднимают на двадцать метров, а потом резко опускают. К сожалению, мне не с чем было сравнивать. С парашютом я не прыгал, но тут было, наверное, так же. Я открыл глаза, но это не помогло. Света в нашем пузыре уже не было. Мы спустились слишком низко. Я закрыл глаза и уже не вспоминая увидел чёрно-белую картинку барахтающегося в воде Вадиса, который как то успел “прыгнуть” в мой большой пузырь. Картинка была уже полностью доступной мне: гном и стены, слишком быстро изменяющие свою форму. Возможно, маг видел то же самое, а может, он думал, чтобы только оставаться в пузыре и всячески способствовал этому? Это было не важно. Мы ещё долго спускались, и я уже привык к ощущению, что у меня всё внутри переворачивается, а может, я уже привык к тому ощущению, не знаю. Прямо как свободное падение, но я никогда не ощущал этого, чтобы судить.
- А как же атмосферное давление и давление воды на глубине?! – спросил я себя.
Ответа я не получил. Но вдруг я “увидел”, что снизу что-то неподвижное, гладкое и мы быстро приближались к этому.
- Дно! – подумал я и начал остановливать пузырь. Не знаю, как я это сделал, но он стал быстро сбавлять скорость, и земля приближалось уже не так быстро. Наши тела немного спустились вниз, но вскоре вернулись в шар воздуха.
Мы мягко “приземлились” и уже шли по дну.
Маг сделал какой-то светящийся шар, как только я чуть не упал. Не знаю, на что это было похоже, но он освещал наши лица мягким серебряным светом.
- Что это? – спросил я.
- Это заклинание “Lucem”.
- Латынь? Очень похоже на “Свет”, если переводить.
- Нет, древний эльфийский язык.
- Но это значит, если переводить с латыни – свет!
- Может быть. Но этот язык открылся нам очень давно. Много лет с тех пор прошло, но язык уже почти исчез. Были забыты многие слова. Кстати, говорят, каждый Гнису оставляет после себя магическое слово, которое впоследствии превращается в заклинание и используется только сильнейшими магами. Вот, например, слово “Lucem” нам оставил как раз твой предшественник, когда изучил эльфийский язык.
“А может, сам его и передал”, – подумал я.
- Ты чего не отвечаешь?
- Я э-эм, задумался, – сказал вслух я.
- Странно, я впервые не смог проникнуть в твои мысли, как ты это сделал?
- Не знаю как, но если я могу скрывать мысли, это хорошо?
- Да, это очень хорошо, а открывать их лучше не надо. Как и многим, тебе пришлось испытать сильнейшее потрясение. После этого твои силы крепнут.
- На долго нам пузырь этот?
- Если мы будем его поддерживать постоянно, то на добрых пять часов.
- Куда идти? – спросил я, сменив тему.
- В ту сторону, там земля, – указал мне направление гном.
Я не стал с ним спорить. Мы пошли туда, где, по мнению мага, была земля. И правда, через несколько минут, а может и часов, мы поднялись на столько, что было видно солнце (или как оно тут называется).
Еще через час мы выбрались на сушу, а моему спутнику стало очень плохо. Нас встретил песчаный берег. Примерно в двадцати метрах от воды раскинулись джунгли, куда я пока не решился идти.
- Не, ну как же ты так, а? – спрашивал я гнома снова и снова.
Вадис подхватил лихорадку. Лоб его был очень горячий, он жаловался на нестерпимую головную боль, сильно хотел пить. Конечно, пробыв столько времени в воде и питая такое количество сил на поддержание пузыря...
Я не нашёл на острове, на котором мы оказались, пресной воды. Да и если бы нашёл, как бы я её принёс? Не в сапоге же. Хотя... Тряпкой из обрывка рубахи, которую мне дал Вадис, я сделал холодный компресс, благо, вода на берегу была относительно холодной, да и ветром хорошо продувало. Я расправил её на ветру и за несколько секунд она охладилась. Гном сильно трясся от холода. Он говорил про какую то силу, способную победить зло, ещё он говорил про какой-то “Роктус”, который может возвращать к жизни, если не поздно. Я из этого мало что понимал, да и, скорей всего, это был бред.
- Точно, лихорадка, – вынес я диагноз.
- Убей меня, царь! Что тебе стоит? Взмахни своим топором! – вскрикнул он.
“Царь” – было, вроде, адресовано мне, но я отказался и решил бороться за его жизнь до конца. После этого он замолчал. Я всячески пытался отсрочить его смерть, но он был совсем плох.
Через пятнадцать минут он позвал меня. По имени, которого никогда ему не называл, хотя, возможно, он прочитал его из моей памяти. Когда-то.
- Андрей, похорони меня здесь, как принято у... – он затрясся, и последнее слово не сказал.
- Мысленный посыл! – громко сказал я, но было поздно. Он умер.
- Как принято у гномов? У магов? – спрашивал я себя.
В любом случае, я не знал, как это делается у тех или у других... Я вырыл руками, ломая отросшие в плавании ногти, в крупном песке, вперемешку с землёй, неглубокую яму, убрал из неё землю, бережно положил гнома, закрыл ему глаза и забросал землёй. Молитв я не знал, поэтому, просто помолчал немного и ушёл вглубь острова.
“У мёртвых нет памяти” – вспомнилась мне фраза, сказанная, когда-то моим другом Видимом. А он так и не сказал о таинственной цитадели, разрушаемой огнём и о том человеке на шпиле. Что же она всё-таки значит?
Пробираясь сквозь джунгли неизвестных мне деревьев, я вскоре набрёл на рощу, где росли самые удивительные растения. Слева в земле сидел огромный тюльпано-подобный цветок, из которого к свету тянулись длинные зелёные ветки, прямо за ним стояло дерево со странной листвой. Листики, как только падали на землю, сразу же взлетали и садились на ветки, как птицы. Справа стояло семейство светящихся грибов, на подобии тех, что я видел в тоннеле, когда мы с Видимом выбирались из крепости. Эти грибы не светились, а даже, наоборот, как будто они забирали свет. Вокруг них в диаметре полтора метра была тёмная трава. Дальше, за грибами, в воздухе висели странные, то ли мёртвые, то ли нет, ветки. Как только я подошёл к ним, на них за минуту набухли почки, потом развернулись листики, которые пожелтели и упали на землю. Всю красоту и прелесть этого мира обесцвечивали последние, произошедшие со мной, события. Все краски, будто тускнели в глазах, начинался мелкий противный дождик, в лицо подул холодный ветер, без которого и так было плохо. А я шёл, и шёл, и... Я похоронил друга! Я... потерял его! Он отдал за меня жизнь. Кому? Не знаю, есть ли тут боги. Я и в своём то мире не особо верил, думал, на бога надейся, а сам не плошай, хотя, надеяться мне здесь было уже не на кого. Как же... я так мало времени провёл с ним и зачем он захотел плыть со мной? Да, я мог бы многому у старца научиться, но не сберёг его! Я немного успокоился, сел передохнуть на более ли менее сухой участок травы, немного посидев, я снова пошёл по острову. Долго, наверное, я бродил. Моя скорбь чуть поутихла, а на её место пришёл сильный голод. Найдя гранатовое дерево, (Однако, и оно здесь росло), я с силой сорвал самый низкорастущий плод, еле как, пальцами разломал его, при этом измазав руки и одежду в красном соке фрукта. Он был огромный, примерно с футбольный мяч. Гранат аппетитно хрустнул, и я увидел уже знакомые мне ягодки внутри плода. Знакомый вкус! Да, это точно он – гранат! Тем более, после пиратской похлёбки с костями... Когда я доел, мне захотелось спать, но тут трава была очень мокрой, и я пошёл искать сухое место под ночлег. Когда я зашел в рощу странных, бамбуко-подобных растений, с пальмовыми листьями, я чуть было не упал, поскользнувшись о сырую траву, на землю. То был то ли сок, то ли смола странных деревьев. В любом случае, мои штаны были бы бесповоротно испорчены. Я, как смог, вытерся и пошёл дальше, раздвигая высокую траву, и увидел на впереди стоящем дереве верёвку и какой-то механизм, отходящий от неё.