Знаю, о чем ты хочешь спросить, и сейчас отвечу — слушай дальше. Широкие бедра, круглая, широкая, но не очень выпуклая грудь — это совершенство в другом значении, в продолжении рода, гарантии сильного, здорового потомства, также вошедшее в бессознательное восприятие той частью души, что в кувшине под чашей Ом. Но эти признаки силы плодородия должны находиться в гармонии с гибкостью, подвижностью тела, чтобы подруга дикого мужчины могла быть спутницей в беге, охоте, плавании. Почему ты считаешь прекрасными широкие бедра, лишь когда они очерчены крутой, но плавной дугой? — Художник изумленно вскинул голову. — Да потому, что эта форма отвечает одновременно силе, быстроте движения и ловкости. Когда бедра переходят в узкую, гибкую поясницу, когда они не отягощают колен и поддерживаются сильными и обязательно длинными ногами… Это — выбор подруги по быстроте и выносливости. А грудь — если она высокая — тоже признак выносливости. Если груди широкие в основании и круглые, но крепкие и не очень сильно выдаются, а вы ступают неглубокими чашами, это означает совмещение двух требований — достаточного запаса молока для ребенка и одновременно удобства на бегу и ходу. Такие груди не будут болезненно трястись, мешая женщине, не будут задевать за деревья и кустарники во время охоты или бегства.

Так каждая черта, каждая линия твоего идеала оказывается очерченной заранее, имеет свое строгое назначение и безошибочно угадывается древним инстинктом, яунвритти…

— Подожди, — йог остановил порывавшегося что-то сказать художника, — сейчас все тебе станет ясно. Почему же этот образ возник в Древней Индии и не только Индии, и почему он стал твоим идеалом Парамрати?

Силы, отраженные в мощных бедрах, сильном и гибком теле, широких грудях женщины — не только сила воспроизведения потомства, но и сила страсти. Древние знали то, о чем забыли современные люди — самые красивые и здоровые дети зачинаются только от сильной страсти, и у кого из сочетающихся страсть сильнее, тот и передаст свой пол ребенку. Сила Камы и Рати у нас, как и сила Астарты и Эроса у древних европейцев в прошлые времена, была больше, гораздо больше.

Поэтому древний мужчина искал подругу, которая могла соответствовать ему в силе страстной любви. Этот идеал совершенно совпадал с идеалом плодородия и идеалом боевой подвижности, инстинктивно полученными без мысли чувством, через опыт бесчисленных поколений. Так три разных назначения гармонически слились, соразмерились и уравновесились в облике прекрасной подруги — идеале, мечте, основе для оценки…

Старый йог поднялся и, перегнувшись через парапет башни, показал на юг, на подернутый синим туманом горизонт жаркой страны.

— Помнишь ли предания хроники Акаши? Черная раса, наиболее близкая к природе, заселила южные страны. Это ее кровь, полная страстной силы, живет в тебе и тебе подобных. Тысячи лет прилив этой жаркой черной крови разбивался об уступы Гималаев здесь у нас в Индии, сдерживался Средиземным морем на западе. По этой граничной линии издревле возникало, погибало и вновь появлялось сочетание натуры лемурийцев — памятливых, проницательных, чувственных и неразумных детей теплой земли — с северными расами — умными расчетливыми, забывчивыми и холодными людьми, выкованными природой севера и происходящими от мрачных пожирателей мяса.

В древности сильнее был прилив крови лемурийцев — чувственная раса художников, поклонников женщины и знатоков природы, обитала по всему Средиземноморью, Малой и Средней Азии.

Теперь наступили другие времена — под напором северной белой крови отступили, прячутся, исчезают потомки лемурийцев.

В нашу грозную эпоху Кали-Юга, когда наступает страшный век Агни, космического огня и сопутствующих ему неведомых и губительных болезней, человек получил доступ к силам, владеть которыми он не готов, и врачеватели человечества тоже не подготовлены. Детски радостный простой мир форм и красок, звуков и запахов, открытый потомкам лемурийцев, не существует для большинства людей белой души. Он не может отныне быть основанием существования теперь, когда скорость — главный стержень человеческой жизни и одновременно зерно ее гибели… Но это уже не относится к твоей душе, Тамралипта. Сила Камлипсы, чувственной страсти твоих лемурийских корней, полностью владеет тобой. Ревность — та же страсть, лишь оборотная ее сторона, и она столь же сильна, потому что исходит из тех же глубин первобытной души.

Слепое совершенствование природы идет через потомство лучших. Когда-то мужчина, дикий зверь, предводительствовал своим маленьким табуном женщин, отбитых в бою у других самцов. И главной задачей мужчин было не допустить к своим женщинам соперника, стеречь их зорко и храбро, а если встречался другой табун, то и отбить женщин у соперника. Отсюда из полезного природе, того, что потомство получалось от наиболее сильных, выносливых и проворных, накапливая в поколениях огромную энергию рода, неизбежной противоположностью возникла ревность, темная, страшная сила боевой зависти к другим мужчинам, до сих пор царящая в глубинах мужской души. Ревность женщины имеет другую основу, она — мелкое чувство, чаще свойственное слабым душам…

Вот почему, сын мой, нет надежды, что ревность, возникшая в тебе, исчезнет сама собой. Чем больше будет твоя любовь, тем больше чувственная страсть, а значит, больше и ревность. Бороться с этим ты должен сам — или переработать долгими усилиями все это древнее в твоей душе в мысль, знание, мудрость, или… — гуру на минуту задумался, — или остается только путь Тантр[13] — возвысить красоту Майи до духовного подвига, до чистой радости. Для тебя путь Тантр, я мыслю, единственный…

Йог умолк и повернувшись лицом к северу, стал смотреть на утонувшую в холодном тумане долину Брамапутры. Художник молчал, пораженный и почти уничтоженный силой мысли этого человека, с легкостью разложившего на составные части сложнейшие мечты и помыслы, над которыми он, Тамралипта, безрезультатно думал много лет. Гуру разобрал и собрал узел глубоких и тайных душевных противоречий, точно это был ящик с детскими кубиками… Неужели этот великий человек не сможет вывести его на тропу мудрости, избавить от гнета страстей «медного кувшина», нижней души?

— Учитель, — обратился он к гуру, — укажи мне путь превращения моей души, тот, что ты считаешь трудным для меня. Я не боюсь ничего и готов к любым испытаниям, лишь бы обрести спокойствие и мудрость, освободиться от мучительных грез. Я не смею думать о какой-то высокой дороге, подобной твоей. Но и на простом пути кармы, я, может быть, достигну хотя бы спокойствия…

Гуру погрузился в размышление…

Главный жрец Крамриш вышел во двор храма. Его недобрый тяжелый взгляд ударил в столпившихся научей, и приглушенная болтовня сразу прекратилась. Девушки разбежались, прикрываясь уголками своих покрывал. Юная Индрани, более смелая, чем ее подруги, притаилась за выступом стены и проследила, как мрачный жрец вышел за ворота и направился по пыльной дороге к городу.

— Видела, каков? — вдруг раздался у нее под ухом громкий шепот, и девочка вздрогнула, но тут же рассмеялась.

— Ш-ш-ш! — испугалась ее подруга. — Все так напуганы, а ты… если бы ты слышала, как кричал Крамриш на всех младших жрецов и прислужников. Я думала, с ним будет плохо. Весь налился кровью, на губах выступила пена! Арэ! Он камук и страшный человек. Я боюсь за Тиллоттаму!

— А я завидую ей, она смелая. Убежать из храма, одной, неизвестно куда, вольной птицей улететь далеко отсюда, вырваться из этих стен, скрыться от этих надменных и злых жрецов, от тупых и жадных купцов, которые покупают тебя, как вещь, считают за животное!

— Ты еще глупенькая, Индрани. Далеко ли убежит Тиллоттама — ей ведь негде скрыться. А Крамриш, ай, я знаю его, не даст уйти нашей красивой девадази — мало ли было ночей, в которых не раздавались бы ее стоны на ложе жреца. Он богат — стоит ему заплатить две-три тысячи рупий поклонникам Кали, у которых везде глаза и руки, и Тиллоттаму приведут к нему через неделю! Что Нагнатх, что Сапнатх…