Первоначально на нашем тыловом рубеже все еще было спокойно. Противника нигде не было видно. Но мы знали, что враг постоянно наступает и может появиться всюду. Так как он понял, что сплошного фронта больше не было, он при нашем сильном сопротивлении часто просто оставлял нас в наших траншеях и обходил нас с двух сторон. Мы замечали это по многочисленным пожарам и облакам дыма слева и справа от нас, которые он оставлял на своем пути. Наш молодой лейтенант, который в это время временно командовал нашим эскадроном, сделал бункер своим командным пунктом. В то время как мой станковый пулемет разместился справа от бункера в узком одиночном окопе, Фриц Хаманн с еще одним солдатом должен был прикрывать бункер. Легкие взводы примыкали к нему слева. Противотанковая пушка оставалась в положении готовности, скрытая за кучей земли, выбранной при строительстве бункера. Предложение вахмистра Фендера оттянуть пушку несколько дальше назад, так как если ее заметят русские танки, то это подвергнет риску бункер и пулеметные гнезда, командир отклонил.
Когда я с Францем Крамером улучшаю обзор для обстрела перед нашим окопом, к нам с шумом начинают лететь первые снаряды вражеской артиллерии. Стрельба явно бессистемная, они обстреливают всю местность без разбора. – Просто небольшой беспокоящий огонь, – говорит Вальди, который стоит в одиночном окопе с боку за мной и наблюдает через бинокль за холмистой территорией перед нами. Все же, через некоторое время я слышу, как он провозглашает: – Вот черт! Они приближаются как огромное стадо баранов! Я смотрю через прицел и тоже вижу их. Русские идут медленно, но неуклонно. Но Вальди считает, что нас от них отделяет еще три или четыре километра. Они могут появиться перед нами почти через час. В следующие минуты мы понимаем, что этот поток людей идет не прямо к нам, а обходит нас справа. – Похоже, что они просто обойдут нас, – говорю я. – Я так не думаю, – отвечает Вальди. – Их правый фланг мы точно еще зацепим.
За это время русская артиллерия переносит огонь немного дальше вперед и стреляет туда, где ничего нет. Они поливают всю местность своими снарядами, пока пехота медленно приближается. Если это и дальше так продолжится, то Вальди прав, и мы как раз зацепим их правый фланг. Но пока нам не следует шевелиться. Только если они станут для нас опасны, мы должны будем стрелять. Так считает и Вальди. Но у лейтенанта другое мнение. Он приказывает открыть огонь из обоих станковых пулеметов. – Это безумие! На дистанции в полтора километра это просто напрасная трата боеприпасов. Кроме того, мы выдадим врагу свое местонахождение, – раздраженно говорит Вальди.
Потому я не спешу выполнять приказ, но когда оживает второй пулемет, я тоже даю короткую очередь.
Бурая масса противника впереди нас не останавливается ни на мгновение и спокойно приближается. Затем мой пулемет заедает.
Я проклинаю стальные гильзы. В стволе снова застряла такая пригоревшая гильза, как это часто бывает. Обычно я использую такие патроны лишь в тех случаях, когда противник еще находится довольно далеко от меня, и мне нужно лишь помешать его приготовлениям. Когда он атакует близко, у меня всегда под рукой есть в запасе несколько ящиков нормальных боеприпасов. Кроме того, мне нужны один-два запасных ствола на тот случай, если русские все же атакуют нас здесь. У Йозефа Шпиттки, «Перонье», в запасе есть, по меньшей мере, один запасной ствол. Но где же он?
– Они, наверное, все в бункере, – кричит мне Биттнер из соседнего окопа, когда я спрашиваю его, где наш «Перонье». Мне нужно пойти в бункер, и я спрашиваю Вальди.
– Конечно, я тебя прикрою, – обещает он. – Иван все еще далеко.
Вальди экономит боеприпасы и посылает в русских только очень короткие очереди. В бункере только Фендер и двое солдат. Других лейтенант отправил в окопы вокруг бункера. Я еще успеваю быстро закурить сигарету и уже хочу выйти из бункера, как кто-то кричит: – Танк! Секундами позже снаряды уже взрываются над бункером. Наша противотанковая пушка успевает сделать только один выстрел, после чего танк уничтожает ее. Я выбегаю из бункера и хочу добежать до моего пулемета. Танковые снаряды взрываются вокруг меня. Я прыгаю в ближайший окоп. Затем я вижу три Т-34, которые слева вдоль позиций подъезжают точно к бункеру. Солдаты уже выскочили из окопов и бегут назад. – Они все убегают, – кричит Фриц Хаманн.
Затем он вместе с Биттнером тоже выпрыгивает из окопа и бежит вслед за лейтенантом и остальными. Два танка гонятся за убегающими, в то время как третий кружится вокруг бункера и стреляет из своей пушки. Я вижу, как его снаряд разрывает убегающий расчет нашей противотанковой пушки. После этого на башне Т-34 открывается люк и несколько ручных гранат летят в дверь бункера. Мои мышцы напряжены. Я хочу вскочить и бежать за другими. Слишком поздно! Танк как раз раздавил пулемет Фрица Хаманна и с грохотом проезжает мимо моего окопа, догоняя два других танка. Выпрыгнуть сейчас из окопа – это верная смерть. Нужно оставаться в окопе и ждать. Вальди и Крамер тоже еще в окопе. А Фендер должен был бы быть в бункере. Или он погиб?
Тончайшая нить, на которой еще как раз висела моя жизнь, и дальше оставалась достаточно тонкой. Когда я бросаю взгляд на Вальди и Крамера, то вижу, что они не стреляют, а оба суетятся с пулеметным стволом, в котором, без сомнения, снова застрял патрон с этой чертовой стальной гильзой. При этом поток русских солдат уже приблизился до опасного для нас расстояния.
Тогда я слышу, голос вахмистра Фендера: – Что там у вас? Почему вы не стреляете?
Фендер стоит в бункере и крепко прижимает к телу левую руку. Похоже, что он ранен.
– Разрыв гильз во всех стволах! – кричит в ответ Вальди и судорожно пытается вытолкнуть из ствола пригоревшую внутри гильзу. Наконец, это ему удается! Он вставляет ствол на место, закрывает затвор и вставляет ленту. Пулемет грохочет и выпускает две длинные очереди. Русские перед нами бросаются на землю. Потом опять задержка! Гильза снова застревает. Вот это отчаяние! Мне это знакомо. Если ствол еще горячий и на его внутренней стенке образовались даже совсем маленькие остатки, то после этого с ним снова происходит то же самое. Тут поможет только замена ствола, а старому надо дать остыть или использовать лишь хорошие патроны.
Надеюсь, что Вальди это знает, думаю я. Но на протяжении последних месяцев он стрелял только из своего автомата и поэтому мог утратить навык. Если пулемет не будет стрелять, нам крышка. Русские тут же вытащат нас из окопов, а потом застрелят или возьмут в плен. Вальди и Крамер втягивают головы. Они продолжают мучиться со стволом, в то время как русские пули с хлопком падают в землю и свистят вокруг их голов. Вальди ругается, проклинает и умоляет, и с искаженным от страха лицом смотрит на непрерывно приближающихся русских. Меня тоже охватывает паника, и я уже ругаю самого себя. Почему я только не остался на позиции?
Вероятно, Вальди и Крамер слишком долго пользовались плохими патронами, при этом на позиции еще лежат, по меньшей мере, шесть ящиков хороших боеприпасов. И у меня больший опыт с выталкиванием застрявших гильз, что у Крамера никогда хорошо не получалось. Если гильзы застряли в обоих стволах, а они уже оторвали у гильз донца, то это очень плохо. Тогда потребуется много времени, чтобы вытащить оттуда пригоревшие намертво гильзы.
Все эти мысли мгновенно возникли в моей голове. Но ведь прежде чем нам всем здесь настанет конец, я должен сам попробовать сделать все, чтобы снова заставить пулемет стрелять.
Боже мой, думаю я, я ведь до сих пор всегда мог положиться на мой пулемет. В панике и огромном страхе я кричу, пытаясь перекричать все усиливающуюся винтовочную пальбу: – Я иду к вам, но один из вас должен уйти из окопа! Для трех человек окоп слишком тесный, Вальди это тоже знает. Мы выскакиваем одновременно. Вальди делает только два рывка и исчезает в окопе сбоку. Я должен пробежать больший кусок под градом пуль и чувствую жар от скользящего ранения в левом предплечье. Это только царапина, и немного крови бежит у меня из рукава.
