– Говорите, пожалуйста, с чем вы к нам пришли? – голос был тот же самый, что уже возникал при «обыске».
– Если не возражаете, – сказал Степан, – я хотел бы сначала спросить, к чему вся эта конспирация? С тем же успехом мы могли бы поговорить и в предшлюзовой зоне.
– Надо было сказать, что вы хотите говорить там, – ответили ему.
– Я не хотел говорить там, я надеялся кого-то увидеть! – горячо воскликнул он.
– Это – место для разговора, – сказали ему. – Вы – независимая сторона. Вас проводили сюда. С псифом говорили бы там.
Следовало понимать, что ему оказали честь уже тем, что позволили войти на станцию. Что же касается личного общения безо всяких изолирующих спецэффектов – как видно, господин парламентер находился под подозрением в пособничестве врагу, так что его сочли за лучшее держать за непроницаемой и скорее всего убийственной преградой. Но оскорбляться и лезть в бутылку, пожалуй, не стоило – в конце концов он находился здесь вовсе не ради счастья лицезреть их физиономии.
– Итак, с чем вы к нам пришли? – терпеливо повторил скрытый световой стеной собеседник.
– Начну с того, – заговорил Степан медленно, взвешивая каждое слово, – что приложил все усилия, дабы убедить псифов удовлетворить ваши требования, глубоко мне понятные. Но оказалось, что я имею дело с фанатиками. Худшей расы для этой акции вы не могли выбрать. Они готовы скорее возродить к жизни чью-то полумертвую планету, чем пустить вас жить на свою.
– Они делали вам какие-то предложения? – в сообразительности мозжоргам нельзя было отказать, но Степана это не смутило.
– До меня дошло, что подобное предложение прозвучало от них в Совете.
– И ваша раса могла быть той, которая его приняла. Мы подозреваем вас в содействии псифам, – сказал собеседник. Что ж, по крайней мере честно.
– Это ваше право, – сказал Степан. – Но в таком случае разве я стал бы вам об этом говорить? Я безоружен, я в ваших руках, и если вы в чем-то подозреваете мою расу, то можете взять и меня в заложники…
Вместо ответа до него донесся шум, звуки шагов и приглушенные голоса. Переводчик улавливал лишь отдельные фразы: «…Еще один… Просит впустить… Важную информацию… Пытаются сбить… Вооруженный… На запрос… Посоветовали уничтожить…» Затем все стихло, и у Степана создалось впечатление, что он остался один.
– Эй, где вы там? – позвал он на всякий случай. – Вы меня слушаете?
Никакого ответа.
Произошедшее наводило на разные подозрения, но сейчас он предпочел подумать о другом: ему тут не доверяют и, возможно, считают диверсантом от продавшейся псифам расы, а значит, вряд ли станут слушать всерьез и почти наверняка не возьмут в качестве заложника – кому он нужен в единственном числе, когда тут такие масштабы, да к тому же может статься, что он – весьма опасный тип, какой-нибудь смертник-самоубийца, заранее списанный в расход. Так что его, вероятно, очень скоро спровадят тем же путем, в качестве исключения могут даже вывести под белы рученьки или, что еще хуже – выпереть с помощью силового поля, которому не больно-то посопротивляешься.
Короче говоря, что бы там ни произошло (а у Степана имелись некоторые догадки по этому поводу), сейчас сложилась, быть может, единственная удобная ситуация, когда еще возможно было что-то сделать.
Он встал из кресла и сделал шаг вперед, к раскаленному барьеру. На миг им овладел животный страх, дыхание пресеклось – пускай он и не страшился гибели, но как, оказывается, нелегко было заставить свое живое тело, еще, между прочим, необходимое ему для этой миссии, преодолеть такую преграду. «Тут главное – решиться, это как в ледяную воду или в огонь…» – подумал Степан, бросая себя вперед.
Он чуть было не зажмурился, но в этом, оказывается, не было нужды: смерть-поле погасло за мгновение до того, как он должен был его коснуться. Зато заискрило в нескольких местах на стенах и потолке зала, действительно оказавшегося пустым, потом померк свет, через секунду сменившись какой-то тусклой подсветкой. Степан понял, что это включилось аварийное освещение. И авария, по всей видимости, была серьезной: он выбрал дверь, противоположную той, через которую входил – она казалась закрытой, но отъехала, стоило ему толкнуть ее руками. Начинавшийся за ней коридор был погружен в полумрак. Устремившись по нему, Степан убедился, что тут уже существует множество ответвлений. Он стал то и дело сворачивать, поначалу без какой-либо определенной системы, движимый лишь полуинстинктивным стремлением запутать след.
Однако было очевидно, что таким макаром ему далеко не уйти; надо было обдумать план дальнейших действий, пока мозжорги не хватились пропавшего парламентера и пока беглецу способствует аварийная ситуация. А задача перед ним стояла теперь вполне определенная: попасть в основной, центральный отсек станции, где находятся заложники, поскольку о захвате управляющего центра мечтать уже не приходилось. Не говоря к тому же о ее, станции, полной в этом смысле боевой неподготовленности. Он не представлял себе даже примерно, в какой стороне находится этот центр и сколько отсюда надо пройти километров, чтобы его достигнуть. В то время как место обитания заложников занимало всю утробу Степана, следовательно, и попасть туда было гораздо проще – стоило лишь отыскать ближайший служебный вход либо на худой конец – пролезть туда по коммуникациям.
Степан начал с того, что принялся открывать по дороге некоторые двери, те, что отличались от других и, по его мнению, могли вести внутрь. Все они сейчас распахивались от простого толчка, но за ними по большей части оказывались какие-то забитые складские помещения либо пустующие операторские. Одна из дверей открылась перед ним сама – он было испугался и шарахнулся, но за ней оказалась пустая телепортационная кабина. Мгновение поколебавшись – пользоваться ею Степан не умел, а застрять очень не хотелось бы, – он пошел дальше. Времени оставалось все меньше, вот-вот могла возникнуть погоня, и Степан кидался от дверей к дверям, ища нужную, как разбойник в сказке про Али-Бабу, пока не услышал звук множества шагов по коридору – не иначе как мозжорги уже спохватились. Но, будь это даже ремонтники, спешащие исправить повреждения, последнее, что стоило делать, – так это не попадаться им на глаза.
Не раздумывая долго, Степан бросился к ближайшей двери, походившей на подсобную, и скрылся за ней. Здесь было еще темнее: в едва тлеющем свете единственной красной пимпочки на расположенном тут щитке он разглядел трубы и кабели, уходившие по стенам вдоль узкого коридора. Доносившиеся снаружи звуки говорили о близости мозжоргов, и Степан, стараясь не шуметь, двинулся в единственном открытом для него теперь направлении туда, куда вели коммуникации.
Идти было легко, потому что эти ходы были рассчитаны на очень крупных монтеров. Имелась и подсветка, хотя и очень тусклая, но достаточная, чтобы перемещаться на ощупь. Степан взбирался куда-то по железным скобам, пролезал в люки, открывал какие-то пыльные заслонки и полз на животе, время от времени останавливаясь, чтобы послушать: нет ли позади погони. Какие-то звуки до него время от времени доносились, но непонятно было, преследователи это или технический шум, а может быть, долетают отзвуки разговоров из жилых отсеков.
В конце концов он выбрался в большой круглый коллектор. Псифу здесь пришлось бы сгибаться, а Степан поместился в полный рост. И сразу ощутил идущий справа ток воздуха. С той же стороны струился слабый свет. Туда он и направился.
Труба впереди изгибалась плавно, с каждым шагом становилось все светлее, и наконец он вышел к отверстию, загороженному решеткой и прикрытому на треть стальным полукругом. Вот откуда лился свет, и был он настоящим, дневным. Степан приблизился, положил руки на прутья да так и замер на некоторое время, и в мыслях не имея искать способ двинуться дальше.
Да, там было именно то, что он искал, хотя он и подумать не мог, как это на самом деле выглядит: земля – словно настоящая, под ласковым солнцем, возделанные поля, цветущие холмы, и серебристая лента реки, обрамленная зелеными дубравами. Сетка дорог связывала одиноко раскиданные коробочки домов с целыми поселениями, где по улицам, помимо миниатюрных транспортных средств, ползали с черепашьей скоростью синие букашки – псифы. Маленькая страна расстилалась перед ним, как на ладони: ведь он глядел на нее откуда-то с неба, словно ангел в приоткрытое окошко.
