Вокруг гуляли матросы с хреновинскими дамами. В теплом майском воздухе слышались взвизгивания, смех, песни, треск разгрызаемых подсолнухов.
К Приходько и Пуне подошли дамы из хреновинской аристократии — дочь священника, учительница, телеграфистка и вдова убитого Харченко, Лариса Петровна, румяная, веселая крупитчатая женщина, с пышным станом, тугими розовыми губами и теплой ясностью серых глаз.
Их познакомили с командиром. Он посмотрел на Ларису Петровну и облизнул обветренные боевым ветром губы.
Осатанелое трехлетнее скитание в бронепоезде, среди грохота и духоты стальных клеток, приучило его смотреть на вещи просто.
Сегодня женщина — завтра смерть.
И он, не имевший в жизни ничего, кроме белой гимнастерки, желтых сапог и молодого тела, обращался с женщинами и со смертью одинаково небрежно и равнодушно.
Он оглядел еще раз высокую грудь, нежную шею и подумал:
«Ну, значит, игра будет!»
И, изогнувшись, изысканно, как маркиз, предложил ей руку.
Они долго гуляли вдоль перрона, и командир бронепоезда постепенно и настойчиво волновал женщину намеками и легкими, чуть заметными, но зажигающими кровь касаниями.
Потом отделились от остальной компании, ушли под густые своды акации, на кладбище.
Там оба обезумели от воздуха и поцелуев, и две тени, проскользнув по улице, скрылись в белом домике вдовы Харченко.
9
Командир забылся легким мечтательным сном на горячем плече нежной подруги.
Вдруг, сквозь сон, ему почудился пушечный выстрел. Мгновенно он был на ногах.
Удар повторился. Нет, это не выстрел, а тяжелый удар в дверь.
Командир чиркнул зажигалку и зажег свечу. В одну минуту он был одет. Лариса Петровна сидела на постели, испуганно закрывшись одеялом.
Он вышел в переднюю. Удар грянул в дверь третий раз.
— Кто там!
— Откройте… Срочное дело!
Командир отодвинул щеколду.
Дверь с грохотом распахнулась, в лицо ударил свет фонаря, и взглянули револьверное и три винтовочных дула.
Он схватился за карман, но получил тяжелый удар по руке, заставивший его шатнуться.
— Берить его да вяжить крепше! — прорычал вполголоса Рыкало.
— Вы с ума сошли? По какому праву?
— Цыц! Нишкни, твою в бога. — И ствол нагана больно ткнул командира в глаз.
— Шлюху тоже забирайте, щоб не болтала, — распорядился Рыкало.
Связанного командира и не помнящую себя от ужаса Ларису Петровну, едва набросившую блузу, поволокли под винтовками через спавшее местечко и посадили в подвал, где томились хреновинские буржуи и контрреволюционеры.
В подвале было душно, пахло мочой и потом и нездоровым запахом грязных, немоющихся людей. Арестанты спали тяжелым сном.
Лариса Петровна бессильно опустилась на нары.
— Что же это такое?
Командир пожал плечом.
— Это ему не пройдет! Я камня на камне от этого гнезда не оставлю!
Лариса Петровна заплакала.
10
Рано утром на вокзал явился отрядник, вооруженный с ног до головы. Часовой остановил его.
— Тебе куда?
— А кто у вас старшой? Дело есть!
— Командира нет! Он где-то в местечке!
Отрядник усмехнулся.
— Мени командира и не треба. А хто его замищает?
Матрос свистнул: подошел разводящий.
— Да по какому делу?
— А от тут в папири прописано. Тильки срочно!
— Хорошо, разбужу помощника.
Помощник командира Буров, старый флотский кондуктор, храбрец и пьяница, долго не мог проснуться, потом повернулся, зажег свечу и взял бумагу.
Пока он читал ее, лицо его вытягивалось, и отвисала нижняя губа.
На бронипоезд «Республика»
Начальник корательного отряда в мистечки Хриновыне извещаить вас, што ваший командир есть действительно арестован при отряди за контрреволюционные паступки с начальником отряда и разврат жизни с евоной полюбовницей и приговорили обчим постановлением к разтрелу, что и будит произведено семь часов утру, если вы ни дадити две бочки спирта, только казонный, а ни самогон.
Начальник отряду Рыкало.
Штаб (каракуля)
Буров ударился два раза лбом в стену, потом взглянул на разводящего.
— Ефименко!.. Я пьян или трезв?..
— Не могу знать, товарищ Буров. Кажется трезвы!
— Кто принес записку?
— Какой-то бандит. Он там дожидается.
Буров натянул сапоги и накинул бушлат.
— Где он, растудыт его в копчик? — сказал он, запихивая обойму в маузер.
Они подошли к выходу.
— Это ты принес?.. — спросил Буров, махнув запиской.
— Я!
— А у тебя башка на плечах крепко держится?
— Та вы мене не пугайте. Бо як вы мене пальцем тронете, то вашего командера зараз чик, и все, — нахально ответил отрядник.
Буров был человек действия. Маузер молнией мелькнул в воздухе и тяжелым задком ударил в лоб бандита, рухнувшего плашмя к ногам часового.
— Убрать в вокзал… Тревогу, только без всякого шума! Из местечка чтобы ни одного человека на перроне не видали!
— А в чем дело, товарищ Буров? — спросил разводящий.
— Товарищ Большаков арестован этими бандитами. Они требуют две бочки спирта за выкуп, иначе расстреляют его.
— Ого, — протянул разводящий.
Буров прошел по плутонгам, будя команду и на ходу рассказывая.
Матросы вскакивали, ошалело слушали, но молниеносно одевались.
Входные двери плутонгов в сторону перрона Буров приказал не открывать и выходить из вагонов только в сторону поля, по одному, по два человека.
План был у него готов.
— Двадцать человек. Зарядить винтовки… По полсотни патронов. Товарищ Тишин, десять человек вам, десять — мне. Прислугу к сорокавосьмилинейному. Давай дымовую ракету… Товарищ Ефименко! Вас оставляю заместителем! Как только увидите ракету, дайте гранату вон по тому дому, двухэтажному. Метьте в верхний этаж. Теперь, ребята, задами, поодиночке. Самое главное, окружить их незаметно.
Люди в Хреновине встают рано, и в это утро они с изумлением и испугом видели, как, перепрыгивая через плетни, шагая по огородным грядкам, пригибаясь, перебегали поодиночке матросы с винтовками к середине местечка.
На бегу матросы говорили, что у них ученье, и советовали идти в хаты.
Но ученье для хреновинцев было такой диковинкой, что они высыпали на свои дворы и стояли, застыв на местах и не шелохнувшись.
Матросы обещали первому, кто пойдет за ними, свернуть голову.
Здание карательного отряда стояло на пригорке Суворовской улицы, отчетливо видное с вокзала. С одной стороны цепь матросов доползла до плетней домов, выходящих на улицу против дома, и залегла там, а с другой — оцепила сад, принадлежащий дому. Два отрядника стояли у дверей и внимательно смотрели в сторону вокзала. Бронепоезд стоял там серый, неподвижный, молчаливый, и в нем и вокруг него никто не двигался.
Буров спокойно встал, перешагнул через плетень и, небрежно размахивая руками, пошел ленивой развальцей через улицу к часовым.
Они заметили и встрепенулись. Лязгнули затворы.
— Стой, куды?
К вам, — совершенно равнодушно ответил Буров.
— Ты видкиля?
— С вокзала.
— А де ж наш?
— А мы его пока задержали, чтобы вы меня отпустили назад. Мне нужно поговорить с вашим начальником. Чи он сам за спиртом приедет, чи нам привезти? — сказал Буров с легкой усмешкой.
— Подыми руки, — ткнул в него винтовкой часовой.
Буров поднял.
— Стой так! Федько, сбигай за батькой!
Второй бандит ушел в дом.
Буров услышал, как под тяжелыми шагами затрещала лестница, и в пролете двери появился Рыкало, суровый и мрачный.
— Хто такой?
— Я с бронепоезда, товарищ начальник. — Голос Бурова задрожал деланным испугом.
— Якого тоби биса треба, мать твою? Де мий гонець?
— Он у нас остался, товарищ начальник, чтоб вы меня не задержали. Я пришел насчет спирту поговорить.
— А! — Рыкало осклабился. — Що, гарно я вас поддив?
Буров промолчал секунду, потом ровным и тихим голосом сказал: