— А кофе подашь в ванную!

Юрисконсульт «Магистрали» сгребла вещи в охапку и, как была, нагишом, выскочила из спальни.

Через сорок минут микроавтобус решальщиков катил в направлении головного «магистрального» офиса. Вернее будет сказать — в режиме «старт-стопа» двигался в вяло ползущей в центр пробке.

Столь дивно начинавшееся для инспектора Купцова утро показало зубья. А потому был сейчас Леонид Николаевич зело мрачен и на привычную балагурность напарника реагировал нехотя и неадекватно.

— Прямо как в старые-добрые времена. А, Купчина? Телефонный звонок, тревожный чумодан в зубы и бегом/вприпрыжку до отдела. А там: «В две шеренги ста-аановись, содержимое чумоданов к осмотру — пре-едъявить!»

— Ага.

— У тебя курвиметр в персональном наличии имелся?

— Само собой.

— Класс! А вот я столько лет прослужил, и не то что в глаза не видел, но даже до сих пор не в курсе — шо це таке?

— Прибор для измерения извилистых линий, — скупо пояснил Купцов.

— А рядовому оперу это на хрена? Я понимаю, еще кадровикам.

— А причем тут кадровики?

— Ну как же? Измерять объем мозга подчиненных: общая длина мозговых извилин умножается на площадь головы, — заржал Петрухин.

— Тьфу на тебя… Лучше скажи: Брюнет что, совсем ничего не объяснил?

— На данный момент информация практически нулевая. Единственное, мне отзвонились парни с вахты: говорят, двадцать минут назад в офис приехал полковник Пономаренко. А чуть раньше своим визитом контору облагодетельствовал традиционно постпохмельный товарищ пенсионер Комаров.

— Если и этого старого хрена из запасников вытащили, похоже, делюга затевается серьезная, — задумчиво резюмировал Купцов.

В данном случае следует пояснить, что бывшего номинально-официального руководителя службы безопасности «Магистрали», экс-полковника милиции Комарова вымарали из штатного расписания после приснопамятного косяка с потерей именного оружия и попытки использования оного в целях имиджевой дискредитации конторы.[11] Выперли, да не совсем: учитывая, что круг полезных знакомств Иван Иваныча был чрезвычайно широк и разнообразен, за заслуженным пенсионером сохранили негласный почетный статус «внештатного консультанта» — с невеликим, но при этом ежемесячным денежным вспоможением. Помнится, узнав о такой кадровой рокировке, Купцов немедленно процитировал своих любимых Стругацких: «Народ не позволит нам разбрасываться старичками, и народ будет прав!»[12]

К слову, с тех пор место руководителя «магистральной» СБ оставалось незанятым. Поскольку трон был один, а решальщиков — двое, Виктор Альбертович предложил напарникам самостоятельно определиться: кто из них более достоин поместить на таковой свое седалище? В итоге Петрухин с Купцовым продолжали трудиться во благо конторы в прежнем своем статусе, а вакантное начальственное кресло продолжало оставаться вакантным. Безо всякого, заметим, ущерба общему делу. Что лишний раз подтверждает народную мудрость: «Место, конечно, красит человека. Но человек способен красить и без места».

— …Юриста-то сыскали, ты не в курсе? — между делом, фальшиво-беззаботно спросил Леонид.

— Надеюсь, с ней все в порядке, — давя смешок, отозвался напарник. Который буквально на подъезде к купцовскому дому срисовал выруливающую из подворотни приметную, канареечного цвета, «шкоду». — В любом случае, дружище, думаю, пока еще рано впадать в отчаяние.

— А кто впадает-то?

— И это правильно. Тем паче, еще только утро. А ревность, как и болезнь, обычно обостряется ближе к ночи.

— Я не понял? Что за намеки?

— Господь с вами, инспектор! Чтоб я, да намеками? Да я всю сознательную жизнь прямолинеен, как… как линия электропередач!

— Угу. Она самая, линия. Протянутая пьяными гастарбайтерами из Молдавии…

На Обводном, в районе долгостроя Американских мостов, пробка окончательно встала. Снаружи капал декабрьский дождь, внутри капали декабрьские минуты, и теперь решальщикам сделалось окончательно ясно, что в озвученный боссом мобилизационный норматив они всяко не укладываются.

В общем — незачёт. Ну да, хочется верить — не смертельный.

По крайней мере за отсутствие курвиметра — всяко не вздрючат.

А вот за иное… Это уже напрямую зависело от серьезности нарисовавшейся «делюги».

Даже два одеяла не могли унять с час назад охватившего Джули озноба. Накрывшись с головой, девушка лежала на продавленной, провонявшей несколькими поколениями кошек тахте и безуспешно пыталась забыться сном. В ее ситуации один только сон являл собой реальную альтернативу дозе.

На последнюю у Джули не было денег, а все мало-мальски ценное, некогда водившееся в этих четырех обшарпанных стенах, давно было либо продано, либо заложено Искандеру. К тому же, в самой этой коммунальной комнате, более всего походившей на камеру-одиночку, Джули существовала на птичьих правах. Сугубо из милости подруги: такой же, как и она, законченной наркоманки.

В фанерную, на честном слове продолжавшую жалкое существование дверь неожиданно постучали. Однако сил хотя бы просто отдежуриться вопросом «кто?» не доставало. Между тем стук делался все настойчивее, грозя вырвать с мясом хлипкий замок, и в какой-то момент Джули все-таки заставила себя подняться и открыть дверь. Причем пребывающей в полуломочной прострации девушке было сейчас совершенно безразлично, «кто и с чем пожаловал». А «пожаловал», как оказалось, былой бой-френд подруги Сережа Коптев.

Незваный визитер по-свойски вошел в комнату, первым делом прикрыл за собой дверь, затем устало плюхнулся на колченогий табурет и лишь тогда подал голос:

— Хай, Джули! А где Машка?

— Третий день не появляется, — равнодушно отозвалась девушка. — Может, у Веньки зависла? А может, менты забрали… Кстати, я слышала, тебя тоже недавно винтили?

— Отпустили. Как видишь.

— Повезло, — без эмоций отреагировала Джули, возвращаясь в исходную позицию, под не спасающие от «расколбаса» одеяла. Ей и в самом деле было фиолетово до любых, окромя своих собственных, проблем.

— Можно, я у вас перекантуюсь пару дней?

— А мне-то что? Все равно комната не моя, а Машкина. С ней и станешь разбираться. Только учти: я бесплатно трахаться не буду.

— Да больно ты мне нужна. Тем более за бабки, — брезгливо скривил губы Коптев и, сняв с плеча, бросил под ноги спортивную сумку с «китайской» надписью REBOK.

Сумка тяжело стукнулась о грязный пол, и Джули насторожилась:

— А у тебя что есть?! Серенький, одолжи, а? Мне ширнуться край как нужно.

— Тебе деньги одалживать — все равно что в унитаз спускать.

— Я отдам, вот честное слово! — выпроставшись из-под одеял, умоляюще попросила девушка.

— Ага, как же. С первой получки, — усмехнулся гость.

Но тем не менее рванул «молнию» и последовательно достал из сумки: бутылку водки, увесистое зеленое пресс-папье с львиной головой вместо ручки и… («вау!» — вырвалось у Джули невольное) невеликую пачечку купюр.

Поразмышляв немного, Сергей вытянул из оной пару «пятихаток» и… («о, чудо!») протянул девушке:

— Держи, а то и в самом деле ласты склеишь. А здесь у вас и без того воняет, как в бесплатном общественном сортире.

Все еще не веря своим глазам, та жадно схватила деньги:

— Спасибо, Серенький! Я правда-правда отдам! Или… — Джули спустила с тахты босые, с коростами язвочек ноги, чуть пошатываясь подошла к спасителю и, искренне-благодарно заглядывая в глаза, предложила: — Хочешь, я тебе отсосу?

— Не хочу.

— Да ты не бойся — я чистая.

— Я сказал: отвали!

— Ну, как знаешь. А что это у тебя? Со львом?

— Антиквариат.

— Дорогой? — еще больше оживилась каких-то пять минут назад «безнадежная» Джули.

— Вот на днях сходим — и выясним.

— Хорошо, как скажешь… Серенький, я… Я сейчас отойду ненадолго, а ты тут располагайся. — Нимало не стесняясь гостя, девушка сбросила халатик, демонстрируя костлявое, покрытое «гусиной кожей» тело, и начала переодеваться. — Если хочешь, чайку попей. Там, на полке, должна была заварка остаться. А если нет — можно на кухне у соседей подрезать. Они сейчас на работе.