Он почувствовал физическую боль и привалился к двери. Его предали.

Или нет? Может ли существовать другое объяснение?

Но тогда зачем запирать дверь?

Нет, иного объяснения, кроме того, на которое намекал Дуглас, быть не могло.

Риччио – любовник Марии.

Дарнли мог бы рассмеяться, если бы унижение не оказалось таким тяжким. Итальянец был старым – ему по меньшей мере пятьдесят! – безобразным и на целую голову ниже Марии. И к тому же низкого происхождения.

Но все это лишь усугубляло оскорбление.

Если бы она выбрала Мейтленда, ухоженного, изощренного и чрезвычайно умного, тогда… Или Босуэлла с его опытом в плане ублажения женщин… Или даже французского посла де Фуа с его европейской savoir-faire[1] и склонностью к интригам… любого, про кого он мог бы сказать: «У него есть то, чего нет у меня»… Но Риччио!

Дарнли повернулся и спустился по лестнице, настолько ошеломленный, что едва переставлял ноги. Войдя в спальню, он бросился ничком на огромную кровать – ту самую, куда раньше приходила Мария. И куда она больше не придет…

Когда сцены их недавних любовных игр прокручивались в его памяти и казались такими же яркими, словно их изобразил один из голландских живописцев, его глаза застилали слезы. Как она стремилась к нему… Ее слова… Неужели все это ложь? Неужели она говорит те же самые вещи Риччио в этот самый момент, лежа с ним в одной постели?

Дарнли стукнул кулаками по мягкому пуховому матрасу. Мысль о том, что Мария сейчас в объятиях другого мужчины, была невыносимой.

«Ты должен принять это, – строго приказал он себе. – Правду не скроешь. Она развлекалась с тобой и использовала, чтобы забеременеть и родить наследника королевской крови, а теперь ты больше не нужен ей. Она обещала сделать тебя полноправным королем; теперь она говорит, что это невозможно, что ты должен подписывать бумаги и присутствовать на заседаниях Тайного совета, чтобы заслужить это право. Но это всего лишь предлог. Истина в том, что ты выполнил свое предназначение. Теперь от тебя можно избавиться. На самом деле она больше не любит тебя».

Боль от этой мысли была сродни колющей ране от удара мечом. Но она ничтожна по сравнению со следующей: «Возможно, она никогда не любила тебя, и все твои воспоминания и драгоценные слова ничего не стоят. Ты никогда не имел того, что считал своим».

А быть может, и ребенок вовсе не от него, а от Риччио…

Дарнли разрыдался, уткнувшись в подушку. Он плакал до тех пор, пока не обессилел и не почувствовал себя опустошенным.

Должно быть, он заснул, потому что, когда попытался открыть глаза, веки слиплись от высохших слез. Он застонал. Почему он полностью одет? Произошло что-то неприятное, что-то ужасное, затаившееся на грани осознания… Что это такое? Оно было таким же огромным и темным, как стог сена, отбрасывавший тень на сжатое поле. Внезапно осознание пришло к нему.

«Твоя жена бросила тебя. Более того, она никогда не любила тебя».

Дарнли поднял голову. Во дворце царила тишина. Должно быть, Риччио уже давно ушел из верхних покоев. Но в Эдинбурге есть места, где никогда не спят. Укромные места в подворотнях, с дверями, у которых нет никаких вывесок.

Внезапно он испытал сильнейший прилив желания. Говорят, все женщины в темноте одинаковы, и это действительно так. Да, это так!

Он свесил ноги с кровати. Новые шерстяные рейтузы приятно натянулись на бедрах.

«Мне даже одеваться не нужно, – подумал он. – Я уже готов».

Он встал и тихо подошел к зажженной свече, мерцавшей на письменном столе.

«Пожалуй, я предложу Риччио присоединиться ко мне, – подумал он. – Может, он скажет что-то успокаивающее. Возможно, есть какое-то объяснение. Возможно, все это неправда…»

Возможно, все это неправда. При этой мысли его сердце взыграло. Он взял свечу и направился по галерее в комнату Риччио. У двери он остановился и тихо постучал.

Внутри кто-то заворочался. Разумеется, Мария не могла быть там вместе с ним!

«Я король, – сказал он себе. – Я могу входить, куда захочу».

Он повернул ручку – на этот раз дверь оказалась незапертой – и вошел в комнату. Риччио выпрямился в постели, сонно моргая. Его лицо исказилось от страха.

«Он принял меня за грабителя, – подумал Дарнли. – Что за ирония!»

– Боже милосердный! – воскликнул Риччио. – Лорд Д… Ваше Величество! Что случилось?

Дарнли поднес свечу к его лицу. Оно было морщинистым и усталым, а волосы висели слипшимися прядями. Неприглядное зрелище.

– Ничего особенного, – любезно сказал он. – Я собирался попробовать кое-какие нетрадиционные развлечения в веселых домах Эдинбурга и решил, что стоит иметь при себе искушенного спутника.

– Ох! – Риччио откинулся на подушку. Он выглядел изможденным. Пожилой человек не должен заниматься тем, чем он, судя по всему, занимался в последнее время.

– Прошу прощения, но я не могу, – наконец произнес он.

– Нет, можете! – возразил Дарнли и дернул его за воротник ночной рубашки. – Вам придется сопровождать меня. Я не собираюсь идти один. В конце концов, я ваш король!

Риччио встал с постели. При обычных обстоятельствах даже в вышитой ночной рубашке он имел комичный вид. Но теперь он выглядел просто отвратительно.

– Прошу прощения, я должен одеться, – сказал он и скрылся в алькове за ширмой.

– Я готов, – сказал Риччио, выходя из-за ширмы.

– Хорошо, – отозвался Дарнли.

Они тихо вышли из комнаты. Дарнли провел сонного Риччио по дворцовому коридору и вышел вместе с ним на свежий воздух. Риччио споткнулся на мостовой, и Дарнли рывком поднял его.

– Проснитесь, – прошипел он. – Вы должны быть бодрым и свежим для дел, которые предстоят нам.

Значит, Риччио выбился из сил после занятий любовью? Что может быть более явным доказательством?

Дарнли знал про боковые ворота, которые должны были вывести их наружу мимо стражников с факелами. Они вышли с южной стороны дворца и направились по узким аллеям и переулкам, куда не проникал лунный свет. Вокруг было темно: уличные фонари и свечи в окнах домов, мимо которых они проходили, уже давно затушили. Наступил самый глухой час ночи. Кроме шороха крыс, потревоженных их шагами, не слышалось ни единого звука.

От каменных домов веяло холодом, и вскоре Дарнли дрожал даже под шерстяным плащом.

– Поворачиваем сюда, – велел он Риччио. Из-за угла доносился слабый звук голосов. Потом он тихо постучал в дверь, и ему открыла женщина, которая явно не собиралась ложиться спать.

– Я ищу Летицию, – сказал Дарнли. Его голос стал хриплым от возбуждения.

Женщина посмотрела на Дарнли и внезапно узнала короля. Она протянула руку и погладила его по щеке.

– Какая чудесная кожа, – низким голосом произнесла она. – Я не отдам вас никому. Сегодня вы только мой.

Она повела его в маленькую спальню, после того как приказала кому-то еще позаботиться о Риччио. Кроме огромной кровати, в комнате практически не было мебели.

– Идите сюда, – женщина потянула его за собой и мягко толкнула на кровать. Потом легла и протянула к нему руки.

Казалось, она жаждала поцеловать его, прикоснуться к нему. И даже если ее желание было притворным, он не мог этого определить. И это было правдой. Все женщины в темноте одинаковы. На ощупь ее тело было точно таким же, как у его жены.

Когда все закончилось, она не отвернулась от него, не стала говорить о политике или о его обязанностях. Вместо этого она ласкала его. С какой целью? Он не понимал этого. Потом женщина прошептала:

– Думаю, наше удовольствие можно усилить, если заняться этим втроем.

– Ты имеешь в виду…

– Подождите – и увидите, – уверенно сказала женщина. Она встала, накинула халат, позвонила в колокольчик, и у двери появился слуга. Они обменялись несколькими тихими фразами, и дверь закрылась.

– Вот, – она подала Дарнли большой кубок, наполненный вином. – Освежитесь и наберитесь сил.

Вскоре дверь со скрипом приоткрылась, и Риччио заглянул внутрь.