Неожиданно в глазах Тори заблестели слезы. Она быстро смахнула их тыльной стороной ладони. Но Митчелла было не так-то легко обмануть.

— Я расстроил тебя?

Она молча покачала головой, боясь выдать свои чувства.

Он заговорил мягче и нежнее:

— Ты скучаешь по дому? Она опять покачала головой.

— Ты не хочешь сказать мне, чем я расстроил тебя, любимая?

— Дело не в тебе, Митчелл, — заверила его Тори. Она отвернулась, достала из ящика стола салфетку и вытерла слезы. Он хочет знать. Наверное, можно и сказать ему. — Ты подарил мне такое же дерево, какое у меня было дома. Значит, ты все понимаешь.

— Что понимаю? То, что твое дерево символизирует для тебя покой, безопасность, небо?

— Да.

— Разве я единственный, кто это понимает? Она покачала головой:

— Когда я была ребенком, этого никто не понимал. Когда я выросла, единственным человеком, знавшим, как много для меня значит это дерево, была Элис.

— Элис Фрэйзер — хорошая женщина. Тори печально вздохнула:

— Если б ты знал, как буду скучать по ней!

— Скучать?

Она засмеялась тем загадочным женским смехом, который обычно сбивает мужчин с толку.

— У меня есть подозрение, что Элис Фрэйзер не вернется в Штаты.

Митчелл был поражен:

— Ты хочешь уволить ее?

— Уволить Элис?! — воскликнула Тори. — Да я скорее отрублю себе правую руку. О Боже, как ты мог такое вообразить! Я говорю о Маккламфе.

— Элис и Йен.

— Элис и Йен, — повторила она.

— Так вот почему он сказал сегодня «моя Элис». А я-то удивлялся! Ну и ну! — Он хлопнул себя по колену.

— А меня это не удивляет, — сказала Тори. — Кстати, моя потеря для тебя — приобретение. — Она подошла к окну и подняла штору, которую уже опустили на ночь. — Как мне всегда хотелось, чтобы она встретила настоящего мужчину, верного спутника на всю жизнь! — Девушка вздохнула. — Я думаю, она сама удивлена, что это случилось с ней.

— Я полагаю, для Йена это тоже сильное потрясение.

— Они прекрасно смотрятся вместе.

Митчелл немного подумал и глубокомысленно заключил:

— Главное, что они кажутся прекрасными друг другу.

— Если бы у нас сейчас была бутылка шампанского, я бы, пожалуй, выпила бокал за наших друзей, — сказала Тори, опуская штору.

— Только скажи, и через несколько минут нам принесут бутылку охлажденного шампанского и пару фужеров, — с готовностью предложил Митчелл.

Тори покачала головой:

— Лучше в другой раз. Когда счастливая пара сделает официальное сообщение.

— Ну что ж, в таком случае ложись спать. Уже поздно.

— Это я уже слышала.

— Иначе мне придется уложить тебя насильно.

— А вот этого ты еще не говорил.

Вдруг она заметила, как странно изменилось лицо Митчелла. Он рывком поднялся с кресла и направился прямо к ее постели. Остановившись у ее изголовья, Сторм спросил с выражением легкого замешательства на красивом лице:

— Это что еще такое, черт побери? Тори проследила направление его взгляда:

— Это талисман, подарок Старого Неда. Митчелл состроил гримасу:

— Но зачем ты повесила его здесь?

— Старый Нед рассказал мне о традиции вешать в доме деревянные талисманы, которые надежно защищают человека.

— И от чего они защищают?

— От всякого зла, конечно!

— И ты в это веришь? Она пожала плечами:

— Я обещала Старому Неду. — Тори посмотрела ему в лицо. — А я всегда сдерживаю свои обещания.

Он внезапно наклонился к ней, мягко заключил ее в объятия и привлек к себе. Потом зарылся лицом в ее волосы и прошептал:

— О Господи, Тори!

— Что, Митчелл? — глухо спросила она, уткнувшись ему в грудь.

— Когда я думаю о том, что ты могла погибнуть сегодня… — И несколько минут он не мог произнести ни слова.

— Я знаю, — прошептала Тори. Теперь она взяла на себя роль утешительницы.

— Я так испугался за тебя, — признался он наконец. — И за себя.

Что, если бы она упала тогда и разбилась о скалы? И ушла из жизни, так и не узнав, что такое любить и быть любимой.

— Я лучше пойду сяду в кресло и буду дежурить там, — сказал Митчелл, стараясь сдержать вспыхнувшее в нем желание.

— У меня есть идея получше. — Тори привстала на цыпочки и потерлась щекой о его щеку. Отросшая за день щетина оцарапала ей кожу, но она этого не заметила. — Почему бы тебе не подежурить здесь? — Она похлопала рукой по постели.

— Ты предлагаешь мне разделить с тобой ложе?

В том, как она ответила ему, не было и тени жеманства.

— Да, я предлагаю тебе это.

— Я не думаю, что это будет правильно.

— А ты всегда делаешь только то, что правильно? Митчелл тоже однажды задавал ей этот вопрос. И она ответила, что старается. И он ответил так же:

— Стараюсь.

— А кто может сказать, Митчелл Сторм, что в этой жизни правильно, а что — неправильно?

Тори вдруг заметила, какое усталое у него лицо. Ведь у него тоже был трудный день, подумала она. И может быть, на сегодня уже достаточно слов? Пора переходить к делу?

— Послушай, Митчелл, я хочу свернуться клубочком на этой большой кровати и спать рядом с тобой до самого утра. И еще я хочу, чтобы ты обнял меня и занимался со мной любовью.

Слова Митчелла звучали мягко, казалось, он ласкал ее своим голосом.

— Может быть, я скажу не то, что тебе хотелось бы услышать, но я знаю сейчас только одно: я хочу тебя, — сказал он.

Мужчины всегда хотели ее. Это не было для нее неожиданностью, и она была готова уступить Митчеллу, даже если в будущем ей придется пожалеть об этом.

— Я с радостью приму все, что ты захочешь дать мне… даже если это всего лишь безымянная страсть.

— У моей страсти есть имя, — быстро ответил он. — Ее зовут Викторией.

Его поцелуй, прикосновения, вкус, ощущение его тела — все было волнующим и знакомым.

Она начала расстегивать пуговицы его рубашки и вдруг заметила, что у нее дрожат руки. Ей никак не удавалось справиться с этими проклятыми пуговицами.

— Позволь мне, — отстранил ее руки Митчелл, но у него тоже ничего не получилось. В конце концов он просто разорвал рубашку.

Снять с нее шелковый халат не представляло труда: узенький поясок вокруг талии был завязан свободным узлом. Достаточно было только потянуть за его концы — и он слетел с нее и упал к ногам.

Митчелл сбросил туфли, и они полетели в угол спальни. За ними последовали носки.

Она осталась в прозрачной шелковой ночной рубашке бледно-розового цвета. Он — в джинсах.

И когда Тори расстегнула на них молнию, то обнаружила, что под ними нет даже узенькой полоски трусов.

— Вы все такие, шотландцы? — сулыбкой спросила она.

— Какие? — Митчелл затаил дыхание, потому что девушка потянула джинсы вниз и они начали медленно сползать на ковер.

— Вы все не носите нижнего белья?

Митчелл усмехнулся и, имитируя простонародный шотландский говор, ответил:

— Мы, шотландцы, считаем, что должны быть готовы в любую секунду, девушка.

— Да… я вижу, что ты действительно готов, парень… — Тори тоже перешла на народный говор.

Митчелл отбросил джинсы в сторону и предстал перед ней обнаженный.

— Боже милостивый! — не удержалась от восклицания Тори.

— Что такое? — Он вскинул на нее встревоженный взгляд.

— Ты… — У нее пересохло в горле.

— Что-нибудь не так?

— Ты великолепен, — ответила она.

Митчелл просиял.

Он протянул к ней руки и в одно мгновение освободил ее от ночной рубашки, которая полетела вслед за шелковым халатом. Теперь пришла очередь Митчелла рассматривать Тори. Отступив на шаг, он внимательно оглядел ее с ног до головы и объявил:

— Ты совершенна.

Это были именно те слова, которые ей так хотелось услышать в эту минуту. Потому что сейчас ей страшно не хватало уверенности в себе и в том, что она собиралась сделать.

Она облизала губы.

— Мне надо кое-что сказать тебе.

Митчелл взял ее на руки, положил на середину огромной кровати и лег рядом.