– Что-то я не въезжаю, – честно признался Викентьев.

– Элементарно, Ватсон! – усмехнулся полковник. – Русские вступают в войну со всей Европой и требуют от Штатов только одного – не ввязываться в неё на стороне Гитлера. Намекая при этом, что очень не хотят разрывать дружбу советского и американского народов. О чем это может говорить, с их точки зрения? О том, что Сталин уже знает, чем закончится эта война!

– Ты думаешь? – с сомнением посмотрел директор проекта на куратора.

– Уверен, – ответил тот. – Более того, я даже знаю, как подкрепить такую же уверенность у Рузвельта и американских олигархов, которые на самом деле правят Штатами. Надо, чтобы Молотов с готовым проектом договора о мире и экономическом сотрудничестве оказался в Вашингтоне числа четырнадцатого или пятнадцатого июня и сделал бы вид, что он ничуть не удивлен агрессии Гитлера, Чемберлена и Даладье. И выражал при этом полное спокойствие и уверенность в победе Советского Союза. А ведь уверенность эта будет вполне обоснована.

– Почему? – Несмотря на то, что Викентьев прекрасно знал, на чем основывается уверенность Когана в победе СССР над агрессорами, ему явно хотелось еще раз это услышать.

– Да потому, что главное – это даже не подавляющее качество оружия, которое есть у державы, да и не в качестве дело, а то, что это оружие окажется в нужное время в нужном месте. А вот с этими вопросами мы той нашей стране обязательно поможем, – улыбнулся полковник, указав рукой на экран компьютера с планом «Барбаросса».

– И вот что еще, Юра, – добавил Коган, убрав улыбку с лица, – пора, наверное, передавать им информацию по ядерному проекту. Понимаю, что несколько рановато, но надо. По твердотельной электронике и реактивным двигателям – тоже. Пусть помаленьку начинают. Только надо обязательно предупредить Сталина, чтобы особо не усердствовали с этими проектами. А то поломают уже налаживающуюся нормально экономику на хрен.

Спокойный, всегда умеющий держать себя в руках, директор Службы Государственной безопасности СССР был взбешен:

– Мальчишка! Сосунок! Мы только летом подписали с германцами договор и осенью брали с ними Польшу. А сейчас ты приходишь ко мне с этим, – Берия потряс моей докладной на его имя, – и утверждаешь, что Гитлер нападет на нас вместе с Англией и Францией, с которыми он находится в состоянии войны! Ты хоть понимаешь, что это невозможно?!

– Товарищ маршал Советского Союза, я настаиваю на правильности выводов моих аналитиков. Более того, я уверен, что Даладье и Чемберлен уже заключили мир с Гитлером.

Еще бы! Моя уверенность базировалась на ночном сеансе связи. Полковник Коган полностью подтвердил мои самые худшие опасения и даже перечислил основные пункты директивы «Барбаросса». Хотя сомнений в выводах специалистов-аналитиков СГБ у меня и так не было.

– Да кто ты такой, чтобы… – Лаврентий Павлович неожиданно успокоился и сел.

Попал я, что называется, под горячую руку. В приемной я встретил вылетевших из кабинета министра взмыленных Королева с Кербером. Берия, как известно, курировал все производство военной техники в стране. А Сергей Павлович запускал в серию противокорабельные крылатые ракеты универсального базирования, сделанные инженерами Викентьева на основе известных П-15М «Термит». Точнее, они уже полгода стояли на потоке. Эти ракеты, запущенные с корабля, самолета или береговой пусковой установки, должны были лететь на семьдесят километров, пробивать любой бронированный борт у самой ватерлинии корабля противника и взрываться внутри. Лететь-то они летели на необходимую дальность. Вот только попадали в цель в пределах двадцати – двадцати пяти километров. Никак не удавалось наладить качество управляющей аппаратуры ракет. Подполковник Злобин, мой заместитель в КСК, только вчера вечером вернулся из Курска, куда летал по моему заданию разобраться именно с производством этих крылатых монстров. С собой он привез Королева и его главного специалиста по автопилотам ракет Кербера Леонида Львовича, чтобы здесь решить все вопросы, накопившиеся у ракетостроителей. Я сегодня с утра был занят в управлении «Р» известными проблемами, а министр перехватил инженеров и, очевидно, поговорил с ними по душам. Берия создавал нормальные условия для работы, но требовал полную отдачу. Вот я сейчас и нарвался на разогретого разговором с ракетчиками министра.

– Давай, Синельников, еще раз пройдем по всем пунктам твоей докладной. И, – маршал снял пенсне и стал тщательно протирать его платком, – прости меня, Егор, за крик.

Ого! Если сам Берия извиняется, то, похоже, хоть немного, да уважает.

– Лаврентий Павлович, мы должны немедленно доложить это товарищу Сталину. – Я показал рукой на докладную. – Скрывать от него такую информацию мы не имеем права.

– Вот проверим и поедем к Иосифу Виссарионовичу. – Уже спокойный маршал посмотрел на меня и усмехнулся. – Какой ты, Синельников, быстрый. Сколько тебе лет? Двадцать шесть?

– Вы же сами неделю назад меня с днем рождения поздравляли, – делая вид, что обижен, говорю я ничего не забывающему министру.

– Ты, Егор, дурака не валяй, – уже серьезно сказал Берия, – понимаешь ведь, о чем я.

Чего уж тут непонятного? Из молодых, да ранних. А надо так! Мне там поставили задачу выдвинуться? Поставили. Вот мы, Воропаев и Синельников в одном лице, ее и выполняем. Тем более что это на пользу нашей Родине. И здесь, и там.

Уже по пути в Кремль, сидя на кожаных сиденьях министерского «Паккарда», я поинтересовался, что решили с противокорабельными ракетами. Оказывается, был принят относительно удачный паллиатив: временно, до доведения качества автопилотов до нормы, уменьшить максимальную дальность пуска до двадцати пяти километров с одновременным увеличением мощности боевой части. Королев с Кербером гарантировали, что основной боезаряд будет пробивать бронированный борт, а вспомогательный вместе с не отработавшим ракетным горючим взорвется внутри корабля. Инструкция по применению уже поставленных в ВМФ крылатых ракет должна быть подготовлена и доведена до всех немедленно.

– Лаврентий, ты ему веришь? – Сталин раскурил трубку и требовательно посмотрел на собеседника своим чуть прищуренным цепким взглядом.

– Знаешь, Иосиф Виссарионович… – Берия давно уже умел определять, когда с вождем можно, а иногда и нужно было говорить на «ты». – Я лучше ему поверю, чем лживому Гитлеру. Вот в чем я точно не сомневаюсь, так это в преданности Синельникова нашему делу.

– Поручишься за него, Лаврентий? – Вождь выпустил клуб сизоватого дыма.

– Смотря в чем, Коба, – улыбнулся министр, он уже понял, что разговор перешел на другой уровень. – Свою жену я бы ему не доверил.

Оба рассмеялись.

– Да, молодой, – подтвердил Сталин, – но ты и сам, Лаврентий, по чужим женам ходок тот еще. А Синельников… Моя Светка, когда я у нее на городской квартире бываю, все о нем спрашивает: «Когда дядя Егор придет?» – влюбилась, что ли?

– А не рано ей? – спросил Берия. – В феврале только четырнадцать исполнится.

– Ты сам когда по девкам бегать начал? Вот и предупреди его насчет Светланы, когда дела передавать будешь. Ей действительно еще рано на моих генералов заглядываться. Мне, сам понимаешь, не очень удобно говорить Синельникову об этом.

– Какие дела передавать? – удивился всемогущий министр. Беседа становилась серьезной.

– Всю Службу ГБ ему отдашь.

– Снимаешь меня?

– Нет, Лаврентий, просто поручаю более важное дело. Вот, посмотри. – Сталин достал из папки несколько листков бумаги. – Война на носу, а тут такие подарки. Все настолько серьезно и сложно, что больше мне это поручить просто некому.

Берия быстро, как он это умел, прочитал документы, схватывая самую суть.

– Фантастика. Одна маленькая бомба, которая может уничтожить большой город. Ракеты, которые отсюда эти бомбы в Америку закинут или до Луны долетят. Электростанции почти без горючего. Двигатели, которые заставляют летать самолеты быстрее звука. Вычислительные машины, считающие быстрее миллиона инженеров. Неужели это все возможно?