– Помните женщину, которая сидела вчера рядом со мной? Она постоянная клиентка?

Бармен сделал вид, что копается в памяти.

– Хорошеньких женщин в этом баре пруд пруди. Нет, как-то не обратил внимания… Это важно?

– Да. То есть нет… – Эндрю смутился. – Мне пора, скажите, сколько я вам должен.

Бармен отвернулся, чтобы выбить счет.

– Если она вдруг снова появится… – Эндрю положил на стойку три двадцатидолларовые купюры. – Если она спросит, кто этот человек, который пил “Фернет”, то вот моя визитная карточка, вы уж, пожалуйста, передайте ей.

– Вы – журналист из “Нью-Йорк таймс”?

– Раз тут так написано, то да.

– Если у вас вдруг возникнет желание черкнуть пару добрых слов о нашем заведении, вы уж, пожалуйста, не забудьте.

– Непременно! – пообещал Эндрю. – Вы тоже не забудьте о моей просьбе.

Бармен подмигнул ему и убрал карточку в выдвижной ящик кассы.

Выйдя из “Новеченто”, Эндрю посмотрел на часы. Если Вэлери задержится, он успеет вернуться домой раньше нее, если нет, то придется наврать, что он заработался в редакции. Очередная ложь…

С того вечера Эндрю потерял покой. Дошло даже до перепалки с коллегой по работе, сунувшим нос в его дела и застигнутым на месте преступления. Фредди Олсон вообще был любителем покопаться в чужом грязном белье, завистником и мерзким типом, но Эндрю не отличался вспыльчивостью. На две последние недели июня пришлось слишком много дел, и это легко объясняло его раздражительность. Предстояло закончить статью, из-за которой он дважды наведывался в Аргентину и которая, как он надеялся, вызовет не меньший интерес, чем его прежний, китайский материал. Дата сдачи была назначена на понедельник, но Оливия Стерн, главный редактор, славилась своей требовательностью к соблюдению сроков, особенно когда речь шла о расследованиях, занимавших во вторничных номерах целую полосу. Она хотела, чтобы уже в субботу у нее на столе лежал материал, чтобы днем она успела его прочитать и к вечеру послать автору письмо со своими замечаниями. Забавная предстояла Эндрю суббота: он должен был произнести супружеские клятвы перед Богом, а после этого в воскресенье вымаливать у Вэлери прощение за то, что придется отложить свадебное путешествие из-за этой чертовой работы и досье, которому его начальница придавала такое большое значение.

Но даже все это не могло заставить Эндрю забыть незнакомку из “Новеченто”. Желание снова ее увидеть превратилось у него в навязчивую идею, причину которой он не мог постигнуть.

В пятницу, отправившись за своим костюмом, Эндрю почувствовал, что вконец запутался. До слуха портного донеслись горестные вздохи клиента, застывшего перед зеркалом.

– Вам не нравится? – спросил он огорченно.

– Что вы, мистер Занелли, безупречная работа!

Портной еще раз проверил, как сидит на Эндрю костюм, и подтянул правый рукав пиджака.

– Вас все-таки что-то беспокоит, не так ли? – Он воткнул в рукав булавку.

– Не буду загружать вас своими невзгодами.

– Руки у вас определенно разной длины, на примерках я этого не замечал. Дайте мне несколько минут, и мы это поправим.

– Успокойтесь, ведь такие костюмы надевают один раз в жизни, не так ли?

– Искренне вам этого желаю, но на фотографии, сделанные в таких костюмах, потом смотрят всю жизнь. Когда внуки скажут вам, что у вас что-то не так с пиджаком, я не хочу, чтобы вы свалили вину на портного. Так что позвольте мне сделать мою работу.

– Дело в том, что сегодня вечером мне нужно дописать очень важную статью, мистер Занелли.

– А мне надо за пятнадцать минут дошить очень важный костюм. Вы что-то говорили о невзгодах?

– Говорил… – со вздохом подтвердил Эндрю.

– Какого рода невзгоды, простите за назойливость?

– Полагаю, люди вашей профессии привыкли соблюдать тайну, мистер Занелли?

– Конечно, только будьте добры, не коверкайте мою фамилию: с вашего позволения, я не Занелли, а Занетти. Снимите-ка пиджак и сядьте в кресло. Пока я буду работать, мы можем беседовать.

Пока мистер Занетти подгонял Эндрю рукав пиджака, тот поведал ему, как год назад, выйдя из бара, он снова завязал отношения с любовью своих юных лет и как в другом баре повстречал накануне своей свадьбы другую женщину, ставшую его наваждением с той секунды, когда их взгляды встретились…

– Наверное, вам лучше на некоторое время перестать посещать ночные заведения, это упростит вам жизнь. Признаться, ваша история необычна, – задумчиво произнес портной, отойдя к ящику и ища в нем нитки.

– Саймон, мой лучший друг, совсем другого мнения.

– Странные у вашего Саймона представления о жизни! Можно задать вам один вопрос?

– Любые вопросы, какие угодно, лишь бы это помогло мне во всем разобраться!

– Если бы можно было все начать сначала, не вступать в отношения с женщиной, на которой вы скоро женитесь, или не встречать ту, которая вас так растревожила, что вы выбрали бы?

– Одна – мое второе “я”, другая… Я даже не знаю, как ее зовут.

– Сами видите, не так уж все сложно.

– Если смотреть под этим углом, то…

– Учитывая нашу разницу в возрасте, я позволю себе поговорить с вами по-отечески, мистер Стилмен, хотя, признаться, я бездетен и потому малоопытен…

– Это не важно, говорите!

– Хорошо, раз вы просите. Жизнь – это не современное устройство, на котором достаточно нажать кнопку, чтобы еще раз проиграть выбранный кусок. Невозможно вернуться назад, и некоторые наши поступки влекут за собой непоправимые последствия. Например, ослепление чудесной незнакомкой, какой бы волшебницей она ни была, накануне собственной свадьбы. Будете упорствовать – боюсь, вам придется об этом горько пожалеть, не говоря уж о том горе, которое вы причините близким людям. Вы возразите, что сердцу не прикажешь, но у вас есть еще голова, так воспользуйтесь ею! То, что женщина вас растревожила, еще не заслуживает осуждения, но при том условии, что это не пойдет дальше простой тревоги.

– У вас никогда не бывало ощущения, что вы повстречали родную душу, мистер Занетти?

– Родная душа? Очаровательно! Когда мне было двадцать лет, мне казалось, что я встречаю такую каждую субботу на танцах. Я был в молодости отличным танцором и тем еще ветреником… Часто потом удивлялся, как можно воображать, что повстречал родную душу, еще ничего не построив на пару с ней.

– Вы женаты, мистер Занетти?

– Это случалось со мной четырежды, так что будьте спокойны, я знаю, о чем толкую.

На прощание Занетти заверил Эндрю, что теперь, когда рукава имеют правильную длину, ничто не помешает его счастью. Эндрю Стилмен вышел от своего портного с твердым намерением не подвести его завтра на своей свадьбе.

Мать Вэлери подошла перед началом церемонии к Эндрю и, дружески похлопав по плечу, сказала ему на ухо:

– Чертов Бен! Вот ты и доказал, что упорство – верный способ добиться цели. Помню, как в шестнадцать лет ты ухаживал за моей дочерью… Я тогда считала, что у тебя нет ни одного шанса из тысячи. И вот мы в церкви!

Теперь Эндрю стало понятнее, почему его будущая жена при первой же возможности сбежала из родительского дома.

Такой красавицей он Вэлери еще не видел. На ней было скромное, но изящное белое платье, волосы она убрала под белую шляпку, как у стюардесс “Пан Американ” в былые времена, хотя у тех шляпки были голубые. Отец довел ее до алтаря, там ее ждал Эндрю. Ее улыбка была лучшим свидетельством любви.

Священник прочитал удачную проповедь, Эндрю даже растрогался.

Они обменялись клятвами верности и кольцами, замерли в долгом поцелуе и вышли из церкви под аплодисменты родителей новобрачной, Колетт и Саймона. Эндрю посмотрел на небо и подумал, что и его родители любуются ими из-за облаков.

Маленькая процессия шла по аллее парка при церкви Святого Луки в Полях. Розовые кусты гнулись под тяжестью бутонов, на клумбах слепили глаза разноцветные тюльпаны. Погода стояла чудесная, Вэлери сияла, Эндрю был счастлив.