После этого подслушивать стало неинтересно: Астон что-то читал, иногда нажимая пару кнопок. Джейсон наконец решил взглянуть, что же читает он сам. Слава богу, он держал журнал не вверх ногами, но это был толстенный рекламный проспект с какого-то автошоу, проходившего в 2009 году, рассказывающий о том, как и в каких ателье бронируются представительские автомобили. В довершение всего журнал был на немецком, и Джейсон не понимал ни одного технического термина, из которых состояло две трети текста.
Он думал о том, что Астон опять был прав. Джейсон понимал, почему тот оттолкнул его. Потому же, почему выставил за дверь на вилле.
Дэниел видел всю подноготную. Знал, что ему предлагают только секс, ничего больше. Знал, что Джейсон всегда стремится подсунуть своё тело вместо того, что действительно хотел от него другой человек: вместо чувств и искренности. Он легко отдавался физически, и только Дэниелу удалось выцарапать, вырвать из него подлинную привязанность и добиться близости. И вот поэтому теперь он не хотел довольствоваться лишь телом. Когда-то давно он сказал, что ему этого мало, что он хочет получить всё, и теперь отказывался от секса, как от брошенной из жалости подачки.
В десять вечера, поняв, что Астон вознамерился его пересидеть, Джейсон ушёл из кабинета в свою комнату. Из-за перелёта предыдущую ночь Джейсон практически не спал, так что уснул сразу, едва голова коснулась подушки.
Сначала он спал без снов, но потом началась какая-то кутерьма образов, совершенно бессвязных, но мучительных и тревожных. Она внезапно успокоилась, замерев и выкристаллизовавшись в картину, знакомую Джейсону, въевшуюся в его память: он вжат лицом в грязный земляной пол, и бурая пыль оседает на глазах, на губах, в носу, а чьи-то руки и тела держат его, придавливают, мнут, хватают… И он знает, что сейчас будет.
Он не кричал тогда, он сжимал зубы и пытался не издать ни звука, но во сне он кричит и зовёт Дилана. И его почему-то отпускают. Он видит Дилана и Рэйчел, они тоже там. Рэйчел смотрит на него, а Дилан, совсем маленький новорождённый Дилан спит у неё на руках. Она говорит, что им нельзя оставаться вместе, что он плохой отец и она найдёт ребёнку другого, потом начинает обсуждать какие-то пункты из соглашения о разводе, сыпля юридическими терминами. Джейсон не в силах больше слушать это. Он оборачивается назад, чтобы посмотреть, что делают те, кто только что держал его.
Во сне он никогда не видел их лиц, только руки и тела. Сейчас — впервые видит. Они смотрят на него безо всякого выражения. Равнодушно. Бессмысленно.
А потом он опять лежит на полу. Всё кончилось, они ушли. Он остался один в металлическом ангаре, в раскалённой за день консервной банке, ему жарко и нечем дышать, всё тело горит и плавится от жара. Во рту пересохло, но ему даже слюну тяжело сглотнуть — когда он пытается сделать это, всё болит, и в рот начинает сочиться кровь. Она густая, солоноватая, неприятная, её хочется выплюнуть, но он глотает, потому что жажда сильнее отвращения. Воздух вокруг будто плавится, и ему жарко. Или, быть может, ему мерещится раскалённый воздух… Может быть, этот воспалённый жар внутри него, и он просто умирает…
Тело горит, и от этого Джейсон просыпается, весь в поту, тяжело дышащий, дрожащий…
Он сел на кровати, размеренно считая про себя до десяти и обратно, чтобы заставить сердце колотиться в ровном, правильном ритме, а когда оно утихомирилось, опустился обратно на подушки. Он отёр пот со лба, закутался в одеяло и лёг удобнее.
Обычно после таких снов он уже не мог уснуть, но сейчас чувствовал, как медленно скатывается в дремоту.
Утром Джейсон попросил принести завтрак в комнату. Он опасался, что Дэниела это может задеть, но, как оказалось, переживал он зря: тот тоже позавтракал у себя и не выходил из комнаты чуть ли не до обеда.
Пообедали и поужинали они всё же вместе. Ужин подали на полтора часа раньше обычного, чтобы Джейсону не пришлось вылетать в Штаты поздно ночью. Астон вышел проводить его на крыльцо — без верхней одежды, только в тонком свитере, несмотря на январский холод и ветер.
— Спасибо, что приехал, — сказал он на прощание.
— Не стоит благодарности, это мелочь. Жаль, что я не могу сделать ничего больше.
Дэниел внимательно посмотрел на него и произнёс:
— Я так много мог потерять, но теряю всегда самое дорогое. Брата, сына, тебя…
Джейсон грустно улыбнулся и опустил глаза. Он нерешительным и торопливым движением коснулся ладони Дэниела и на секунду сжал его пальцы.
Потом он развернулся и в сопровождении охраны спустился со ступеней вниз к ждавшей его машине.
Дэниел остался стоять перед дверями и наблюдал за тем, как ловко и слаженно взаимодействовали Джейсон и охрана. За несколько лет он научился двигаться, садиться в машину, проходить в дверь и делать всё прочее так, чтобы они с телохранителями не мешали друг другу: Джейсон не мешал им выполнять их работу, они не мешали ему жить. Этот не такой уж простой навык — ходить в сопровождении телохранителей и соблюдать кучу мелких правил безопасности с естественным видом, а не с таким, будто ты прячешься от маньяка-убийцы или же, наоборот, самоуверенно шествуешь впереди банды громил — то ли вовсе не пропадал у Джейсона, то ли легко вернулся.
Автомобиль отъехал от крыльца и свернул к аллее.
Астон подумал, что если бы он не любил Джейсона уже несколько лет, то, наверное, влюбился бы в него сейчас. Он бы не смог устоять перед этим: перед холодной, чуть высокомерной сдержанностью, отточенностью каждого движения, перед спокойной, умиротворяющей красотой его лица, перед гордостью и умом, и перед трогательной неуклюжестью в выражении эмоций.
Он смотрел, как неспешно удаляется от дома автомобиль, и вспоминал тот день, когда Джейсон, найдя ту злосчастную фотографию, уезжал вот так же, по этой же аллее. Тогда он смотрел на его машину из окна и понимал, что ничего уже не вернуть. Теперь, через три с лишним года, он думал о том, что у него всё же есть шанс.
Этот шанс был подобен краткому просвету между туч, и просвет мог закрыться в любую секунду. Джейсон готов подпустить его ближе, он ослабил оборону, но если упустить момент, он замкнётся опять…
Все эти долгие, сумрачные недели после смерти Криса Дэниел заставлял себя работать и встречаться с людьми, но ничто по-настоящему не вызывало в нём интереса: он двигался по инерции, словно плыл в густом тумане, зная, что вокруг только пустота и холодные мёртвые волны, и нет ни берега, ни спасения. Он заставлял себя идти дальше только потому, что у него оставались ещё София и Тео, и потому, что он принял на себя ответственность за семейное дело, за наследство, оставленное отцом и дедом, и не имел права бросить всё сейчас, когда бизнес не на кого было оставить. Но он не видел в этом больше ни смысла, ни удовлетворения…
И вот теперь, когда он этого не ожидал, появился Джейсон. Человек, которого он так безнадёжно и долго любил, перед которым был так страшно виноват… Джейсон не собирался давать ему второй шанс, он не собирался его прощать, он просто приехал, и теперь только от Дэниела зависело, останутся ли эти два дня просто встречей или же станут первым шагом к возвращению. Сейчас Астон не чувствовал себя в силах ехать за Джейсоном и пытаться отстраивать разрушенные отношения, но будет ли тот ждать его? Захочет ли он протянуть ему руку через полгода? Да даже через месяц — захочет ли?
Если он не ухватится за эту возможность, то может упустить шанс, который никогда больше не представится. Джейсон не оставлял ему выбора. Он заставлял его бороться и двигаться дальше, как когда-то он сам не оставлял выбора ему.
Дэниел хотел этого больше всего на свете. Второго шанса.
— Сэр, вернитесь, пожалуйста, в дом, — прозвучал голос телохранителя совсем рядом. — На улице холодно.
Астон только сейчас понял, что замёрз. Машины, доехав до неразличимых отсюда ворот, скрылись из виду, смотреть было не на что. Он поёжился, провёл рукой по волосам, на которых осела нанесённая ветром снежная пыль, и развернулся к входу в дом.
