"Мне следует беспокоиться из-за них?" Ее глаза сужаются в подозрительности. Так что? Она наблюдает за их взаимодействием с европейскими охранниками, и там, как кажется, нет никаких разногласий. Возможно, это просто дополнительные меры предосторожности со стороны руководителей службы безопасности посольства.

"Не беспокойся, скоро ты попадешь домой, Кларисса Хьюз." Эти слова проходят сквозь меня, неся в себе боль, ведь я знаю, что за ними стоит – она оставит меня. Невзирая на эти слова, слетевшие с ее губ, в ее глазах я сумела прочесть – вот и все, это конец. Слова покинули меня, и всё что я могу поделать, это просто кивнуть в подтверждении. Она вырвала из меня моё сердце, а я не могу ничего поделать с этим, мне нечем зашить свою рваную рану.

Она помогает подняться мне на ноги, и мы медленно спускаемся с крыши. Поднимая тюк с палками, она шепчет: "Когда мы будем проходить мимо ворот, я пройду дальше вперед, а ты войдешь внутрь. Возьми это". Ецуко протягивает мне маленький, в расшитых кожаных ножнах, изысканно украшенный кинжал.  Выжидательно, с вопросом, написанном на моём лице, я поднимаю голову.  "Просто на всякий случай. Спрячь его, - подняв руку, она проводит ей по моему лицу. - Вот и все, прощай, Кларисса".

Я осознаю, что слезы выступили у меня на глазах, потому что Ецуко представляется каким-то размытым пятном. От переполнивших меня эмоций, я не могу вымолвить ни слова, поэтому вместо ответа я быстро киваю головой и бормочу. "Что ж, нам пора, пойдем".

Волоча ноги, мы выходим из переулка на дорогу, ведущую в посольство, присоединяясь к людям, проходящих мимо ворот. Эти несколько последних шагов я ощущаю себя преступницей, идущей к месту исполнения приговора. Я поднимаю взгляд на Ецуко, когда мы приближаемся к воротам, и  вижу, как через плечо она кидает прощальный взгляд на меня. Она продолжает свой путь, в то время как я останавливаюсь у входа.

"Эй ты!  Двигай дальше!" Два охранника от ворот приближаются, приготовившись дать мне пинка, если я не уйду. "Ступай дальше старуха. Ты не можешь стоять здесь."  Я снимаю плетеную шляпу и слышу вздох узнавания. "Мисс! Но как?"

"Немедленно сообщите сэру Реджинальду", - кричит один из них. Внезапно вокруг меня появились охранники, некоторые встали лицом к толпе, защищая меня, другие пытаются успокоить и ещё больше просто желающих взглянуть на меня. От такого пристального внимания, проявленного ко мне, я ощущаю себя голой, и хочу поскорее оказаться в тишине своей собственной комнаты, где смогу выплакаться в одиночестве. Сейчас мне не до их участия, их неверия в мое спасение или же их радости. Сейчас я хочу одного - побыть в одиночестве, качаясь на волнах своей скорби.

"Кларисса!" Голос отца прорывается сквозь какофонию звуков, в любое другое время я была бы рада видеть его. Сейчас же он только напоминает мне о том решении, которое мы приняли вместе. Я вернулась в свой собственный мир, а она - в свой. "Слава Богу, ты цела." <i> Да, слава Богу. </i>

"Как? Как ты сумела спастись? Ясуки вернулась и рассказала нам о твоей участи. "Ага,  Ясуки уцелела. Знаю, что, наверное, сейчас мне следовало ощущать радость от того, что она сбежала, вот только я не чувствую ничего, кроме пустоты.  Перед тем, как начать отвечать на его вопросы, я быстро прохожу в дом - в гостиную - и оказываюсь в окружении чрезмерной заботы, а затем обнаруживаю в своих безжизненных руках  чашку горячего чая.    

Мой отец занимает свое излюбленное место в большом кресле напротив меня, заполняя пространство своим дородным телом. Я наблюдаю, как кисточки его усов - как у моржа - двигаются вверх - вниз во время его оживленной речи.

"Итак, расскажи мне, что произошло? Я так сильно беспокоился о тебе." Его глаза угрожающе переполнены слезами, и только благодаря известному  несгибаемому британскому упрямству, он едва сдерживает их.

"Вчера, когда мы возвращались с представления, появились эти мужчины, вырезали всю мою охрану и похитили меня".  Неужели это было вчера? Удивительно, мне казалось - прошло столько времени. Вижу удивление в глазах отца, когда я говорю об этом, как если бы  пересказывала  какую-то чужую историю, случившуюся вовсе не со мной. Что ж, тут он прав. Наверное, мне следовало бы чувствовать что-то большее?  А возможно, это мой путь, чтобы совладать со всеми этими смертями и моим собственным опустошением. Или же - возможно - нечто гораздо более важное проникло в мою жизнь, смещая те ужасные картины в укромные уголки моей памяти.

Он замечает, что в своем рассказе я не желаю вдаваться в подробности.  "А что произошло дальше?"

"Мне накинули мешок на голову, так чтобы я не смогла видеть, куда мы направлялись. Думаю - куда-то к докам. Я смогла уловить запах моря.  А затем кто-то освободил меня. Я могу только предположить, что он убил все моих похитителей. Он отвел меня в свой дом, а сегодня доставил обратно в посольство”.

<i>ОН?  Мне не остается ничего другого, кроме как таким образом защитить её. </i>

"Дочка, а ты видела своего спасителя, кто он?"  По некоторых соображениям, скорее интуитивным, я пристально вглядываюсь в Китами, представителя Японской стороны, молчаливо стоящего в углу комнаты, чтобы понаблюдать за его ответной реакцией на мои слова.

"Да, я видела его. Он был очень добр ко мне, отец.  Единственное, чего он хочет, чтобы его оставили в покое".

Китами в первый раз, начиная с моего появления дома, заговорил. "Как он выглядит?"

<i> И почему же это так важно для него? </i>

"Невзрачно. Худощавого телосложения, средних лет, примерно моего роста".

"Где он живет?"  И вновь от его вопроса чувство тревоги проносится по моей спине.

”Не знаю. Каждый раз, когда мы входили или выходили, у меня был мешок на голове. По всей видимости, он хочет сохранить свою личность и место пребывания в тайне, - тут я многозначительно смотрю на отца, - и я полагаю, что мы должны со всем уважением отнестись к его пожеланиям".

”Он не... прикасался к тебе?”

"Отец!  Как ты можешь спрашивать о таких вещах?" Да как он смеет даже подозревать ее, или  меня  в подобных поступках? Хотя что тут сказать, она действительно свой оставила отпечаток на мне, но совсем не так, как предполагает мой отец.

“Прости, дорогая, но я должен знать”.

С оттенком сожаления от того, что он не доверяет мне, я глубоко вздыхаю. "Нет, он не притрагивался ко мне. Я точно такая же, как и вчера".

<i>Ну, как бы это сказать? Почти такая же. </i>

Я наблюдаю, как карие глаза отца смещаются на Китами, по-прежнему стоящего в углу комнаты, и задаюсь вопросом, что тут такое происходит, и что именно от меня скрывают. "Отец, доведя меня до посольства, он попрощался и ушел. Честно говоря я не думаю, что когда-либо увижу его вновь".