Они расходятся, а затем, словно хищники на охоте, вновь подкрадываются друг к другу. Я должна помочь ей. Я должна сказать ей, ей необходимо знать это. Если нам и суждено умереть здесь, то ей следует знать, что она не одинока в свои чувствах. ”Я… Я тоже люблю тебя”.  Возможно мой голос и едва слышен, когда я произношу эти слова, но я знаю, что она услышит их. Нежная улыбка проскальзывает по её губам, прежде чем исчезнуть под мрачными, решительными очертаниями на её лице. Что ж, теперь у неё есть ещё одна причина, чтобы одержать победу - моя любовь. 

Триумфальная ухмылка Китами сходит с его лица, когда он замечает изменение, произошедшие с его противником. Он может заметить это по ее осанке, лицу, по точным движениям. В тусклом свете её голубые глаза сияют, словно блистающие грани алмаза, в то время, как она наблюдает за своим смертельным врагом. Врагом, который хочет разлучить нас. Уничтожить то, в чем она так отчаянно нуждалась - надежду, что она имеет возможность на счастливую жизнь. Я дала ей это - шанс на счастливую жизнь.  

Теперь она перешла от защиты к нападению, и устремилась к нему, кружась вокруг, словно голодный лев, примеряющийся к своей добыче. Её меч порхает, рассекая  воздух, вынуждая Китами сделать несколько шагов назад. Тихий, шелковистый голос раздается в воздухе. "И я люблю тебя, моя Кларисса". Повторяя его же слова, произнесенные ранее, она добавляет: "Определенно, это не займет много времени, а затем я отведу тебя домой".

Дом. Сейчас здесь нет ничего, что осталось у меня. Я смотрю на павшего отца, утешаясь тем, что сейчас он наверняка воссоединился со своей любимой Маргарет. Машинально, я подношу руку к своему медальону на шее, и прикосновение к нему приносит некоторое чувство облегчение от потери моих родителей.  Эта женщина, сейчас сражающаяся за мою жизнь,  и есть моя новая семья.

”Я хочу этого, мой воин”.  И снова улыбка проскальзывает по этим безупречно очерченным губам в ответ на мои слова, произнесенные с оттенком собственнического тона.  Китами приходит в бешенство от наших слов, и он набрасывается на неё, его клинок рассекает воздух, стремясь вырезать сердце из её груди. В последний миг она прыгает через него, прочерчивая клинком краткую дугу, когда пролетает над ним, нанося глубокую рану в верхней части его плеча.

Оказавшись на земле, она взмахивает катаной, прислоняя лезвие к его спине. Он шатается, машинально зажимая рукой кровоточащую рану. Его светлое кимоно медленно окрашивается в красный цвет, пропитываясь его кровью.

"Она моя", - едва слышно шепчет Ецуко, пронзая этими словами Китами прямо в сердце. "Ты никогда не сможешь заполучить её".

”И ты тоже”.  Китами движется быстро, желая окончательно завершить поединок здесь и сейчас.  Он отпихивает Ецуко, вынуждая её отвести катану в сторону, помещая её прямо под удар его вакидзаси, будто материализовавшегося в его руке.  Как он говорил, клинок чести? Да каждое движение, которое этот мужчина совершает, просто как насмешка над его честью самурая. Подобное благородство духа живет в Ецуко, и при этом совершенно отсутствует у Китами. Как  так  могло произойти, что такой благородный орден, как самураи, превратился в сборище убийц?

Она отклоняется, но не успевает, и он достает клинком ее бедро, вызывая ещё одну струйку красного цвета, сбегающую по её штанам. Ецуко отпрыгивает назад, разрывая дистанцию, потеря крови сказывается на ней.  Ей необходимо, как можно скорее положить конец этому, прежде чем силы покинут её. Китами стоит перед ней, так же ослабевший от ран, щедро орошающих кровью его кимоно.

"Пора завершить это".  Ецуко полагает, что с неё хватит, так же считаю и я. Я сижу в тени, ощущая каждую каплю крови, сочащуюся из неё, как свою собственную. Слишком много всего произошло за столь короткое  время, и я просто хочу очутиться дома.

Она поднимает катану, стоя лицом к нему и концентрируясь для финального удара. В подчеркнутом движении Ецуко снимает маску, открывая свое лицо Китами, тот издает злобный рык на подобный обман, его лицо кривится в маске ненависти. Издав низкое рычание он мчится на неё, стремительно сокращая расстояние, его катана перемещается в позицию для финального удара.  Она стоит неподвижно, и  я не желаю смотреть на это. Он уже близко, сейчас его рык похож на вопль дикого зверя, смертоносная сталь вплотную приблизилась к её горлу.

Я наблюдаю за финалом схватки, словно в замедленном движении, мой мозг безумным образом, помимо моей воли, впитывает каждое действие этого кошмарного зрелища. В тот миг, когда я думаю, что всё кончено, и он нанес свой смертельный удар, она отступает, избегая его клинка, и тот пролетает мимо. Двигаясь вместе с ним, она наносит рубящий удар снизу. Ее гнев, ее благородство, ее честь и сила ведут меч сквозь его шею, разрезая кожу, кости, мышцы, снося его голову с плеч - никчемная и ненужная часть его тела отскакивает и прыгает по булыжникам двора.

На мгновение его безголовое тело застыло, подвешенное, словно какая-то сумасшедшая кукла. Наконец, ноги подломились, и с глухим стуком труп рухнул на землю.  Я вглядываюсь в Ецуко и вижу бесконечную усталость, перечеркивающую напряженное лицо.  Покинув своё безопасное прибежище, я бегу к ней и обнимаю её за талию в тот самый миг, когда ее ноги начинают подкашиваться. "Давай-ка, пойдем домой".

Я хватаю её оружие, вытирая окровавленный клинок одеждой Китами, как последнее оскорбление, и аккуратно помещаю катану в ножны - та издает едва слышный шелест. Снова подхватываю Ецуко и вывожу её из внутреннего двора посольства на улицу, закрыв за нами ворота, чтобы воры не проникли внутрь.  В этот момент мне кажется, что закрыв ворота, я оставила позади себя всю свою прежнюю жизнь.

”Тебе придется собраться и указать мне дорогу к дому”. Время от времени она указывает, направляя меня вниз по лабиринту из улиц, её хромота становится все более явной по мере того, как мы приближаемся к дому. Я слышу вздох облегчения Ецуко, когда мы достигаем бумажного дома, и это радует меня. Поскольку Ецуко потеряла довольно много крови, вся её одежда пропитана ею. 

Она пытается отцепиться от меня, как только мы проходим через дверь. "Нет, Ецуко, сейчас  моя очередь позаботиться о тебе".

        Ецуко стоит передо мной, слегка пошатываясь от изнеможения и потери крови.  Чтобы избежать  капель крови, стекающих на пол,  я вывожу её наружу - в сад. Метнувшись в дом, я нахожу маленький таз, который она использует для омовений, губку и немного чистой воды, затем подхватываю эти - несомненно важные в нынешней ситуации предметы. 

Медленно я приближаюсь к ней, ожидая столкнуться с её глазами, только она не реагирует на моё приближение. Её глаза, трепеща, открываются, только когда я дотрагиваюсь до неё. 

”Послушай, позволь мне помочь”, - шепчу я, в то же время начиная снимать пропитанную кровью одежду. Она не оказывает сопротивления  мне,  позволяя  расстегнуть пояс и застежки, чтобы добраться до её тела. Осторожно - шаг за шагом - я снимаю с неё пропитанную кровью рубашку, обнажая раны, скрытые под ней.

Я не замечаю слез в своих глазах, когда смотрю на ужасающе глубокую рану, пересекшую её ребра. Я вглядываюсь в ее затуманенные глаза, а она в ответ смотрит на меня.  Поднеся руку к её лицу, я с состраданием провожу пальцами по её прохладной коже. ”Ой-ой?” От моей шутки мягкая улыбка мелькает на её губах, вот только мне ни капельки не легче от этого, и я по-прежнему с состраданием смотрю на неё. Кровь все ещё медленно струиться из её раны, оставляя кровавые подтеки на животе.