– Все правильно, – улыбнулся Андросиашвили. – В вашей оперативной части я легко узнаю область действия «анимальной», или «соматической», нервной системы, в базисной – область вегетативных нервов. Эти названия возникли еще в восемнадцатом веке; по-латыни «анималь» – «животное» и «вегетус» – «растение». Лично я не считаю их удачными. Может быть, на уровне двадцатого века ваши инженерные наименования более подойдут. Но продолжайте, прошу вас.
– Машину, даже электронную, конструирует и делает человек. Скоро этим займутся сами машины, принцип ясен, – продолжал Кривошеин. – Но почему человек не может конструировать сам себя? Ведь обмен веществ подчинен центральной нервной системе: от мозга к железам, сосудам, кишечнику идут такие же нервы, как и к мышцам, и к органам чувств. Почему же человек не может управлять этими процессами, как движением пальцев? Почему сознательное участие человека в обмене веществ выражается лишь в удовлетворении аппетита, жажды и некоторых противоположных отправлений? Это смешно: «гомо сапиенс», царь природы, венец эволюции, создатель сложнейшей техники, произведений искусства, а в основном жизненном процессе отличается от коровы и дождевого червя разве что применением вилки, ложки да горячительных напитков!
– А почему вам хочется выделять в кровь сахар, ферменты и гормоны непременно усилием своей мысли и воли? – Андросиашвили поднял кустистые брови. – Зачем, скажите на милость, мне вдобавок ко всем делам и заботам по кафедре еще каждый час ломать голову: сколько выделить адреналина и инсулина из надпочечников и куда их направить? Вегетативные нервы сами управляют обменом веществ, не затрудняют человека проблемами – и отлично!
– Отлично ли, Вано Александрович? А болезни?
– Болезни… вон вы куда клоните: болезни как ошибки в работе базисной конструирующей системы. – Брови у профессора выгнулись синусоидой. – Ошибки, которые мы пытаемся исправить пилюлями, компрессами, вакцинами, оперативным вмешательством, и далеко не всегда успешно. Но… болезни – результат тех воздействий среды, к которым организм не приспособлен.
– А почему не приспособлен? Ведь мы в большинстве случаев знаем, что вредно, – на этом держится профилактика болезней, техника безопасности, охрана труда. Но, обратите внимание, слова-то какие пассивные: профилактика, безопасность, охрана… попросту говоря, от беды подальше! А среда все подкидывает новые загадки: то рентгеновское излучение, то сварочную дугу, то изотопы…
– Ладно! – Профессор поднял обе руки. – Я догадываюсь, что у вас под языком трепыхается заветная идея на этот счет и вы ждете не дождетесь, когда собеседник широко раскроет глаза и с робкой надеждой спросит: «Так почему?» Идет! Смотрите: я широко раскрываю глаза, – он весело сверкнул белками в кровяных прожилках, – и задаю этот долгожданный вопрос: так почему люди не умеют сознательно управлять обменом веществ в себе?
– Потому что забыли, как это делается! – выпалил Кривошеин.
– Ввах! – Профессор с удовольствием хлопнул себя по коленям. – Знали, да забыли? Как номер телефона? Это интересно!
– Давайте вспомним, что в мозгу человека имеется огромное число незадействованных нервных клеток: девяносто девять процентов, а у некоторых и девяносто девять с дробью. Невероятно, чтобы они существовали просто так, про запас, – природа излишеств не допускает. Естественно предположить, что в этих клетках содержалась информация, которая ныне утрачена. Не обязательно словесная информация – такой в нашем организме и сейчас мало, она слишком груба и приблизительна, – а биологическая, выражаемая в образах, чувствах, ощущениях…
– Стоп, дальше я знаю! – увлеченно закричал Андросиашвили. – Марсиане! Нет, даже лучше – не марсиане – ведь до Марса того и гляди доберутся, проверить могут! – а, скажем, жители бывшей когда-то между Марсом и Юпитером планеты, которая ныне развалилась на астероиды. Жили там высокоорганизованные существа, у них была искусственная разнообразная среда, и они умели управлять своим организмом, чтобы приспосабливаться к ней, а также для забавы. И эти жители, почуяв, что родная планета вот-вот развалится, переселились на Землю…
– Возможно, было и так, – невозмутимо кивнул Кривошеин. – Во всяком случае, надо полагать, что у человека были высокоорганизованные предки, откуда бы они ни взялись. И они одичали, попав в дикую примитивную среду с тяжелыми условиями жизни – в кайнозойскую эру. Жара, джунгли, болота, звери – и никаких удобств. Жизнь упростилась до борьбы за существование, вся нервная утонченность оказалась ни к чему. Вот и утратили за многие поколения все: от письменности до умения управлять обменом веществ… Нет, правда, Вано Александрович, помести сейчас горожанина в джунгли, с ним то же будет!
– Эффектно! – причмокнул от удовольствия Андросиашвили. – И лишние клетки мозга остались в организме наряду с аппендиксом и волосатостью под мышками? Теперь я понимаю, почему мой добрый знакомый профессор Валерно именует фантастику «интеллектуальным развратом».
– Почему же? И при чем здесь?..
– Да потому, что трезвые рассуждения она подменяет эффектной игрой воображения.
– Ну, знаете ли, – разозлился Кривошеин, – у нас в системологии рабочие гипотезы не подавляют ссылками на высказывания знакомых. Любая идея приемлема, если она плодотворна.
– А у нас в биологии, товарищ аспирант, – заорал вдруг Андросиашвили, выкатив глаза, – у нас в биологии, дорогой, приемлемы лишь идеи, основанные на трезвом материалистическом подходе! А не на осколках фантастической планеты! Мы имеем дело с более важным явлением, чем техника, – с жизнью! И поскольку вы сейчас не «у вас», а «у нас», советую это помнить! Всякий дилетант… цхэ! – И тотчас успокоился, перешел на мирный тон: – Ладно, будем считать, что мы с вами разбили по тарелке. Теперь серьезно: почему ваша гипотеза, мягко говоря, сомнительна? Во-первых, «незадействованные» клетки мозга – это определение из технического обихода к биологическим объектам неприменимо. Клетки живут – стало быть, они уже задействованы. Во-вторых, почему не предположить, что эти миллиарды нервных клеток в мозгу образованы именно про запас?
Вано Александрович встал и посмотрел на Кривошеина сверху вниз:
– Я, дорогой товарищ аспирант, тоже слегка разбираюсь в технике – как-никак студент-вечерник МЭИ! – и знаю, что у вас… г-хм! – у вас в системотехнике есть понятие и проблема надежности. Надежность электронных систем обеспечивают резервом деталей, ячеек и даже блоков. Так почему не допустить, что природа создала в человеке такой же резерв для надежной работы мозга? Ведь нервные клетки не восстанавливаются.
– Больно велик резерв! – покрутил головой аспирант. – Обычный человек обходится миллионом клеток из миллиардов возможных.
– А у талантливых людей работают десятки миллионов клеток! А у гениальных… впрочем, у них еще никто не мерил – может быть, и сотни миллионов. Возможно, мозг каждого из нас, так сказать, зарезервирован на гениальную работу? Я склонен думать, что именно гениальность, а не посредственность – естественное состояние человека.
– Эффектно сказано, Вано Александрович.
– О, я вижу, вы злой… Но как бы то ни было, эти возражения имеют такую же ценность, как и ваша гипотеза об одичавших марсианах. Цхэ, а если учесть, что я ваш руководитель, а вы мой аспирант, то они имеют даже большую ценность! – Он сел в кресло. – Но вернемся к основному вопросу: почему человек наших дней не владеет вегетативной системой и обменом веществ в себе? Знаете почему? До этого дело еще не дошло.
– Вот как!
– Да. Среда учит организм человека только одним способом: условно-рефлекторной зубрежкой. Вы же знаете, что для образования условного рефлекса надо многократно повторять ситуацию и раздражители. Именно так возникает жизненный опыт. А чтобы образовался наследственный опыт из безусловных рефлексов, надо зубрить многим поколениям в течение тысячелетий… Вы правильно сказали о биологической, не выраженной в словах, информации в организме. Условные и безусловные рефлексы – это она и есть. А уж над рефлексами властвует сознание человека – правда, в ограниченной мере. Ведь вы не продумываете от начала до конца, какой мышце и насколько сократиться, когда закуриваете папиросу, как не продумываете и весь химизм мышечного сокращения… Сознание дает команду: закурить! А дальше работают рефлексы – как специфические, приобретенные вами от злоупотребления этой скверной привычкой: размять папиросу, втянуть дым, – так и переданные от далеких предков общие: хватательные, дыхательные и так далее…
