– Конечно. Спасибо и пламенные приветы от всех нас!

Я выскользнул из вестибюля на улицу и прошел еще с квартал – к местечку, на которое успел положить глаз. Там я взял три сэндвича с ветчиной и кварту молока и с ними вернулся в свой рабочий кабинет на тридцать четвертом этаже. Там, никем не потревоженный, я и уплел свой ланч. Когда от сэндвичей остались лишь крошки, я уже успел прийти к паре выводов, первый из которых гласил: хорошо, что я не поддался импульсу выскочить из «Фонтана здоровья» с единственной наградой за все муки в виде яблока.

Имея на руках сразу два дела, я обычно откладываю наиболее приятное на потом. Именно так должно было выйти и теперь, да только фортуна распорядилась иначе. Я планировал позвонить Джасперу Пайну и устроить встречу с ним в три часа, но, взявшись за телефон, услышал от некоего мистера Стэплтона, что до пятнадцати минут пятого мистер Пайн будет недосягаем. Это убедило меня поменять очередность.

Но прежде чем заглянуть на огонек к мисс Ливси, я решил раздобыть необходимый инструмент и произвел рекомендованные на такой случай действия, а именно назвал в телефонную трубку добавочный «шесть-три-семь» и вызвал стенографистку. Всего через две минуты, не более, стенографистка с блокнотом вошла в мой кабинет. Внешностью она не могла тягаться с давешней безграмотной красоткой, но и не опровергала с ходу гипотезу, гласившую, что в «Нейлор-Керр» принято нанимать девиц, чьи лица ласкают глаз.

Выяснив ее имя, я сказал:

– Ничего не имею против вас лично, совсем наоборот. Единственная проблема: мне нужны не вы, а ваша пишущая машинка. Нельзя ли принести ее сюда, чтобы я мог ею воспользоваться?

Девичьи черты приняли такое выражение, будто я попросил доставить мистера Керра Нейлора в наручниках и усадить мне на колени. Она проявила чудеса вежливости, но моя просьба не была (и, очевидно, не могла быть) выполнена.

Отпустив стенографистку, я засел за телефон и довольно скоро получил в свое распоряжение пишущую машинку – с бумагой и другими причиндалами. Затем я вышел за дверь, на «арену стадиона», пересек ее из конца в конец, отыскал дверь слева от кабинета Розенбаума и, поскольку та была распахнута, вошел без стука.

Дверь я благоразумно прикрыл, подошел к рабочему столу мисс Ливси и уселся на выставленный рядом стул. Выделенное секретарше помещение было вдвое больше моего, но назвать его просторным мешали ряды папок вдоль стен. Свет, падавший из окна на каштановые пряди, создавал впечатление, будто кто-то возложил на головку мисс Ливси блистающий убор из шелковой сетки. Помедлив, она оставила пишущую машинку в покое и обратила ко мне лицо.

– Все прошло препогано, – доложил я. – Мистер Нейлор питается овсом и измельченной корой.

Улыбку вызвать не удалось, но мисс Ливси кивнула в ответ:

– Да, и этим он знаменит. Кому-то следовало предупредить вас.

– Никто не предупредил, даже вы. Как у вас со временем, в обрез?

– Нет, осталось отпечатать всего восемь или девять писем. – Она взглянула на свои часики. – Еще только три часа.

– Отлично! – Я сунул руки в карманы и качнулся на стуле, старательно изображая рубаху-парня. – Думаю, лучше будет начать с традиционного вопросника. Как долго вы здесь работаете?

– Три года. Точнее… два года и восемь месяцев. Мне двадцать четыре, почти двадцать пять. Я получаю пятьдесят долларов в неделю и могу напечатать сотню слов меньше чем за минуту.

– Просто замечательно. Назовите три вещи в работе, которые вас не устраивают или, скажем так, менее всего привлекают.

– Ой, да ладно вам! – Улыбка не появилась, но линия губ явно дрогнула. – Можно один вопрос?

– Бога ради.

– Почему вы пригласили меня на ланч?

– Ну… Предпочитаете услышать откровенный ответ?

– Обожаю откровенность.

– Я тоже. Взглянув на вас, я был сражен. Зачарован, как во сне. Во мне боролись две противоположные грани моей натуры. Одна, низкая и подлая, требовала увлечь вас на необитаемый остров. Другая, возвышенная, призывала сочинить поэму. Приглашение на ланч стало тем компромиссом, на котором они сошлись.

– Совсем неплохо, – похвалила она, хотя и без особого энтузиазма. – Если это была откровенность, прибегнем к лицемерию. К чему это все? Вы ведь хотели расспросить меня об Уолдо Муре, верно?

– С чего вы взяли?

– Ах, сударь… Да это и так понятно! Заговорили о нем с той девчонкой – и слух мгновенно разлетелся по всей конторе.

– Хорошо, допустим. И какой же вопрос о Муре я собирался вам задать?

– Уж не знаю, но вот она я, спрашивайте смело.

– Вам бы не секретаршей работать, – восхитился я. – Вам следовало стать специалистом по персоналу, или ректором колледжа, или женой частного детектива. Вы совершенно правы, мне сложно расспрашивать вас о Муре, ни намеком не выдав, на какой остановке я сел и что написано в билете. Так что не буду и пытаться. Вы с Муром были помолвлены, не так ли?

– Да.

– И долго?

– Нет, всего около месяца, чуть меньше.

– И разумеется, его трагическая кончина явилась для вас страшным ударом?

– Да.

– А не опишете ли в общих словах, что за человек он был?

– Зачем… – замялась она. – До чего странная просьба. Он был как раз таким человеком, за какого мне хотелось выйти замуж.

– Для вас это говорит о многом, – согласился я, – но мы с вами знакомы в общей сложности минут двадцать, и я пребываю в недоумении. Вы понимаете, конечно, что это просто разговор с глазу на глаз между коллегами. Я вам не начальник, не устраиваю допроса, не тяну за язык. Он был женат прежде?

– Нет.

– Давно ли вы знали друг друга?

– Мы познакомились вскоре после того, как он устроился сюда работать.

– Каким он был с виду? Высоким или низкорослым, красивым или уродливым, толстым или…

Мисс Ливси молча выдвинула ящик стола, достала сумочку, вынула оттуда кожаное портмоне, открыла и протянула мне.

Значит, по-прежнему носит с собой его фотографию. Я придирчиво изучил снимок. На мой взгляд, ничего выдающегося: примерно моего возраста и телосложения, высокий лоб, обилие гладко зализанных волос. Пожалуй, Мура можно было отнести к парням, какие на рекламных фото покупают моторные лодки, – вот только подбородок слишком уж торопился убраться в шею.

– Благодарю, – сказал я, возвращая портмоне с карточкой. – Это окончательно разрушает версию, будто Мур видел в вас свою последнюю надежду. Во-первых, на последнюю надежду вы не похожи. Во-вторых, на него самого приятно было посмотреть. Полагаю, такого мнения придерживались все, кто знал Мура?

– Да. Один взгляд – и женщины сразу к нему привязывались. Все девицы в конторе мечтали его заполучить.

Я насупил брови. Совсем не похоже на мою мисс Ливси – этакое вульгарное бахвальство! Впрочем, я и не считал ее совершенством, лишенным изъянов. Тему стоило развить.

– Значит, многие кидались ему на шею? Вы ведь не станете отрицать, что девушкам свойственно гоняться за…

– Конечно свойственно. Еще как гонялись.

– И это сильно его огорчало?

– Нет, он не возражал.

– Но это огорчало вас?

Мисс Ливси наконец-то улыбнулась. Впрочем, едва ли Розенбаум имел в виду именно такую улыбку. Я заулыбался в ответ.

Все так же усмехаясь, она произнесла:

– Вот теперь мы переходим к существу дела, не правда ли?

– Не знаю, – усомнился я. – А что, переходим?

Едва успев договорить, она прихватила зубками нижнюю губу. Подержав ее какое-то время, не особо долго, зубки разжались.

– Так глупо с моей стороны, – объявила она. – Нет, я не считаю, что меня это огорчало. В определенном смысле мне это даже нравилось, хотя во всех прочих – нет. Спрашивайте дальше.

Не сводя с нее глаз, я вытащил руки из карманов и сцепил пальцы на затылке.

– Я бы с удовольствием, мисс Ливси, да не знаю, куда править. Давайте попробуем другую дверь. Имелись ли у вас причины предполагать или подозревать, что гибель Мура была чем угодно, только не несчастным случаем?