— Все нормально! Мы же всегда делим все пополам!

— Мне не нужны эти деньги.

— Мне тоже.

Они машинально посмотрели на каменный балкон одного дома. Это была меблированная комната, где жила Адель, танцовщица с «Веселой мельницы».

— Ты не проходил там!

— Я шел по улице По д'Ор. Двери были открыты, как обычно. Виктор и Жозеф подметали…

Жан так сжал пальцы обеих рук, что они хрустнули.

— Ты хорошо все видел сегодня ночью, правда?..

— Я уверен, что это был турок, — вздрогнув, отчеканил Дельфос.

— И сегодня на улице не было полиции?

— Никого! Все было нормально… Виктор увидел меня и закричал: «Добрый день!»

Они вошли в «Пеликан», сели за столик возле витрины, заказали английского пива. И тут же Жан заметил человека, сидевшего прямо напротив них.

— Не оборачивайся… Смотри в зеркало… Этой ночью он был в… Ты знаешь, что я хочу сказать…

— Вот этот здоровяк? Да, я узнаю его…

Это был клиент, вошедший последним в «Веселую мельницу», тот объемистый и могучий человек, который пил только пиво.

— Он, вероятно, не из Льежа.

— Курит французский табак. Осторожно! Он наблюдает за нами.

— Гарсон! — позвал Дельфос. — Сколько с нас? Кажется, мы были вам должны сорок два франка?

Он протянул ассигнацию в сто франков, так, чтобы официант мог заметить у него несколько таких же.

— Получите!

Они нигде не находили себе места. Посидев немного, вышли, и Шабо с беспокойством обернулся.

— Этот человек следит за нами… Во всяком случае, он идет сзади.

— Замолчи! Ты в конце концов меня напугаешь. Зачем ему следить за нами?

— Но турка-то, наверное, нашли… Или же он не был мертв…

— Ну, замолчи же! — проворчал Дельфос еще более резко.

Они молча прошли метров триста.

— Ты считаешь, что мы должны пойти туда сегодня вечером?

— Конечно! Это покажется подозрительным, если мы…

— Послушай! Может, Адель что-нибудь знает?

У Жана нервы были напряжены до предела. Он не знал, куда смотреть, что говорить, и не смел обернуться, чувствуя за собой присутствие широкоплечего мужчины.

— Если он перейдет Мёзу вслед за нами, значит, он за нами следит!

— Ты идешь домой?

— Придется… Мать обозлилась…

Жан был способен внезапно разрыдаться здесь, посреди улицы.

— Он идет по мосту… Видишь, он следит за нами!

— Замолчи!.. До вечера… Ну, вот я уже пришел…

— Рене!

— Что?

— Я не хочу держать при себе эти деньги… Послушай…

Но Дельфос, пожав плечами, закрыл за собой дверь.

Жан пошел дальше, поглядывая на отражение в стеклах витрины, чтобы проверить, продолжают ли за ним следить.

На пустынных улицах за Мёзой у него уже не осталось сомнений. И тут ноги под ним подкосились. Закружилась голова. Он чуть не остановился, но вместо этого пошел еще быстрее, как будто страх тащил его вперед.

Когда он пришел домой, мать спросила его:

— Что с тобой?

— Ничего…

— Ты страшно бледный… Просто зеленый…

И в бешенстве продолжала:

— Красиво, правда?.. В твоем возрасте доводить себя до такого состояния!.. Где ты опять болтался эту ночь?..

И в какой компании? Не понимаю, почему твой отец допускает это… Ну, давай, ешь…

— Я не хочу есть.

— Это еще почему?

— Послушай, оставь меня, мать… Мне нехорошо… Не знаю, что со мной…

Но острый взгляд мадам Шабо не смягчался. Это была маленькая женщина, сухая, нервная, которая сновала по дому с утра до вечера.

— Если ты болен, я позову врача.

— Нет! Ради Бога…

Шаги на лестнице. Сквозь застекленную дверь кухни показалась голова студента. Он постучал; выражение лица у него было встревоженное и недоверчивое.

— Вы знаете этого человека, который прогуливается по улице, мадам Шабо?

Он говорил с сильным славянским акцентом. Глаза его пылали. Малейший пустяк приводил его в ярость.

Он уже перешел обычный возраст студента. Но официально числился в университете, хотя никогда не ходил на лекции.

Знали, что он грузин, что у себя на родине он занимался политикой. Претендовал на дворянское происхождение.

— Какого человека, месье Богдановский?

— Подойдите сюда…

Он подозвал ее в столовую, окно которой выходило на улицу.

Жан не решался последовать за ними. Но в конце концов тоже пошел туда.

— Вот уже четверть часа, как он здесь расхаживает…

Я знаю таких людей!.. Это определенно кто-нибудь из полиции.

— Да нет же, — с оптимизмом возразила мадам Шабо. — Вам всюду чудится полиция! У него просто здесь назначено свидание.

Грузин все-таки бросил на нее взгляд, выражавший сомнение, пробормотал что-то на своем языке и поднялся к себе в комнату. Жан узнал широкоплечего мужчину.

— Иди есть, сейчас же! И не кривляйся, слышишь?

Не то ляжешь в постель, и я сейчас же вызову врача.

Месье Шабо не приходил домой в полдень. Мать и сын обедали в кухне, причем мадам Шабо никогда не присаживалась, а все время ходила взад и вперед от стола к плите.

Пока Жан, опустив голову, пытался проглотить хоть что-нибудь, она наблюдала за ним и заметила какую-то новую деталь в его одежде.

— Откуда еще этот галстук?

— Это Рене дал мне его…

— Рене, всегда этот Рене, а у тебя нет никакого самолюбия! Мне за тебя стыдно! У этих людей, может быть, и есть деньги, но из-за одного этого они еще не заслуживают уважения! Его родители не женаты…

— Мама!

Обычно он называл ее «мать». Но сейчас он хотел говорить умоляюще. Он дошел до предела. Он не требовал ничего, кроме покоя в течение тех нескольких часов, которые обязан был проводить дома. Он представлял себе незнакомца, расхаживающего напротив, как раз возле стены школы, где прошли его детские годы.

— Нет, сын мой! Ты пошел по плохой дороге, говорю тебе! Пора прекратить это, если ты не хочешь кончить плохо, как твой дядя Анри.

Кошмар! Опять эти упоминания о дяде, которого встречали иногда мертвецки пьяным или видели на стремянке, когда он красил фасад какого-нибудь дома.

— А ведь он получил образование! Мог занять любое положение…

Жан встал с полным ртом, буквально сорвал свою шляпу с вешалки и выбежал из дому.

В Льеже некоторые газеты выходят и по утрам, но главный выпуск появляется в два часа. Шабо пошел к центру города, словно в полусне, окутанный каким-то пронизанным солнцем облаком, мешавшим ему четко видеть, и, перейдя Мёзу, очнулся от криков:

— Покупайте «Льежскую газету»! Только что вышедшую «Льежскую газету»… Труп в плетеном сундуке!.. Ужасные подробности… Покупайте «Льежскую газету»!..

Возле него, буквально в двух метрах, широкоплечий мужчина покупал «Льежскую газету», ожидал сдачи. Жан пошарил у себя в кармане, там были ассигнации, которые он сунул туда, но не нашлось мелкой монеты. Тогда он пошел дальше и вскоре толкнул дверь конторы, куда уже вернулись служащие.

— Вы опоздали на пять минут, — заметил заведующий. — Это небольшое опоздание, но повторяется слишком часто…

— Извините… Из-за трамвая… Я принес вам «малую кассу»…

Он чувствовал, что лицо у него не такое, как всегда.

Щеки горели. В глазах кололо.

Месье Озэ перелистывал записную книжку, проверяя суммы внизу страниц.

— Сто восемнадцать франков пятьдесят сантимов…

Столько у вас осталось?..

Жан пожалел, что ему не пришлось разменять ассигнации. Он слышал, как заместитель заведующего и машинистка говорили о плетеном сундуке.

— Графопулос. Это турецкая фамилия?

— Кажется, он грек…

Жан вытащил из кармана две ассигнации по сто франков. Что-то еще выпало оттуда. Месье Озэ холодно указал ему на пол. Это была третья ассигнация.

— Мне кажется, вы слишком легкомысленно относитесь к деньгам. У вас нет бумажника?

— Простите…

— Если бы хозяин видел, как вы кладете банковские билеты прямо в карман… Ну, ладно! У меня нет мелочи… Вы потом отчитаетесь в этих ста восемнадцати франках пятидесяти сантимах… Когда деньги кончатся, спросите у меня еще… Сегодня после полудня вы обойдете газеты и сдадите туда наши объявления… Это срочно! Нужно, чтобы они появились завтра…