— Ч мамой, только ч мамой!
Все засмеялись, а бабушка подвела итог:
— Нам с тобой, Антоша, никакого доверия. Ты конфетки, я котлетки, а она «только с мамой»! Как говорится: «У Фили пили, Филю и побили».
И, хоть бабушка сказала, что «Филю побили», Наташа понимала, что никто не обиделся. Ведь и папа и бабушка тоже любят маму.
Папа всегда говорит, что мама хорошая и все они должны ее слушаться. Бабушка тоже считает маму главной. Нередко она говорит Наташе:
«А что мать скажет? Ей это понравится? Смотри, девка, как бы нам с тобой не нагорело!»
С бабушкой Наташа очень подружилась. И не только потому, что они вместе готовили обед, вместе ходили гулять и спали в одной комнате. С бабушкой всегда весело и интересно, потому что они много разговаривали. Конечно, говорила больше бабушка, потому что она давно живет на свете, многое в жизни видала, слыхала и сама пережила.
Пожалуй, никому, кроме Наташи, Екатерина Павловна не рассказывала о себе так откровенно. Кто будет слушать? А Наташа слушает внимательно, не сводит с нее своих ясных глаз. Она многого, конечно, не понимает, но Екатерина Павловна не старается говорить так, чтоб девочка все поняла. Она «душу свою отводит» перед внучкой.
Жизнь бабушки была трудной. Жила в деревне, в нищете и бедности. Родила одиннадцать детей — семь мальчиков, четыре девочки. Трое умерли младенцами, от болезней, остальные, слава богу, все выросли.
— Кругом всегда куча ребят. Бывало, хочу позвать одного — не вспомню, как зовут: «Ванятка, Васятка, Мишатка, Душка, Полюшка, Степка, Аришка… Тьфу ты! Федька! Тебя зову!»
Когда умер муж, старшие, уже взрослые, дети сами пахали, сами молотили. Жили отдельным хозяйством, колхозов-то еще не было. Самый младший сын — Володя. Для Наташи он дядя Володя.
— Он побьет фашистов? — спрашивает Наташа.
— Побьет. Раз обещал, значит, сделает!
Грамоте бабушка выучилась, когда подросли дети. Учил ее сын Михаил, который теперь тоже на фронте. Бабушка любит читать и газеты и книги. Вслух она читает плохо, медленно и нараспев. Поэтому она про себя читает, а потом рассказывает Наташе:
— Опять наши наступают. Скоро придут в Берлин. Так вам, фашистам, и надо! Не лезь в чужой огород!..
Бабушка любит читать Чехова, Горького, Толстого. Прочитает и обязательно перескажет Наташе. Наташа смеется над Ваней. Глупый! Не хочет признаться, что съел одну сливу! Она горько плачет над судьбой Ваньки Жукова, который не знал адреса своего дедушки.
Сказки бабушка не любит рассказывать: — Вон включи радио и слушай! Там хорошо артисты рассказывают, я так не умею. И не люблю я эти выдумки.
Зато на пословицы, поговорки бабушка не скупилась. На каждый случай в ее памяти мгновенно отыскиваются самые меткие изречения. В приметы бабушка не верит, но не упустит случая заметить, что, если в ушах звенит, это кто-то лихом поминает, икнулось — добро вспомянулось, ресница выпадает — к подарку, губы чешутся — к гостинцу. Последние две приметы у Наташи всегда почти сбывались.
Уже взрослая, Наташа помнила все загадки, которые они разгадывали с бабушкой, и скороговорки, которые ей так трудно было выговаривать. Бабушка до слез смеялась над ней.
Постепенно Наташа осваивалась в новой жизни. Она никогда не вспоминала о жизни в Ленинграде. Быть может, в первое время и вспоминала, да говорить об этом не умела и не решалась. А потом и действительно забыла, потому что никто и никогда не напоминал ей об этом. Зато как жилось Наташе в Москве, все помнится и по всякому поводу вспоминается. Ну, а если взять семейный альбом Березовых да перелистать его, то, как на пленке диафильма, пройдет перед глазами вся жизнь Наташи Березовой.
Глава V
Большой, тяжелый альбом в толстом коричневом переплете. В нем хранились все лучшие семейные фотографии, начиная с того времени, когда Наташа приехала в Москву. Почему нет фотографий раннего детства? Очень просто: была война, эвакуация, где уж тут фотографироваться!
В конце войны Березова премировали хорошим фотоаппаратом. Проявлять и печатать фотографии Антон Иванович не любил, да и не хватало у него на это времени. Потому пленки он отдавал специалисту. Но фотографировал он охотно и сам наклеивал карточки в альбом, отбирал самые удачные.
Удачными снимками Антон Иванович считал не только те, где хорошо выходили лица и фигуры, но главным образом те, где отражались важные и интересные семейные события. Поэтому каждая фотография воскрешала в памяти какой-либо эпизод. Каждая страница альбома — это новая ступенька в жизни семьи, и чаще всего — в жизни Наташи.
Ирину Андреевну и Наташу Антон Иванович фотографировал всегда и везде — в комнате, на улице, зимой и летом, с яркой электрической лампочкой и при дневном солнечном свете. Вот уж надоедал он им!
— Остановитесь! Вот так, спокойно! Наташа, поверни голову, посмотри на маму. Поправь волосики! Ну так, снимаю… Ира, почему ты так хмуришься? Солнце? Потерпи немного. Приходилось терпеть. Но теперь Ирина Андреевна и Наташа с удовольствием смотрят на фотографии.
Вот первый, на всю страницу, снимок. Наташа сидит на ковре в окружении веселой компании. На коленях у неё кукла, та самая кукла с закрывающимися глазами, которая еще в письме была обещана Антоном Ивановичем. Справа плюшевый мишка, слева крохотная обезьянка. У ног девочки уселась маленькая собачка — она сторожит выстроенную из кубиков будку.
Ну что ж! Видно, помаленьку устраивается человек, налаживает хозяйство. Но сама Наташа, несмотря на веселое окружение, красивое пышное платье и великолепный бант, будто не вошла еще в роль полновластной хозяйки. Большие глаза смотрят удивленно и немного испуганно.
Вот они двое — мать и дочь — сняты в рост у стволов деревьев. Мать высокая, стройная, еще молодая женщина. А дочь совсем маленькая. Снимок сделан в Краскове, где Березовы сняли дачу в то лето, после болезни Наташи.
Ирина Андреевна, глядя на фотографию, улыбается. Сосна и Елочка!
На участке около дачи стояла большая сосна. Ее ствол тянулся высоко в небо, и там, на просторе, она раскинула крону. А совсем рядом росла елочка. Свои неглубокие корни елочка разместила между корнями сосны и лапками нежно тянулась к стволу сильной подруги. Елочка была совсем маленькая, она только начинала жить, и сосна защищала ее от дождя и ветра, от знойного солнца и лихого мороза. Наташа сразу заметила дружную лесную пару.
— Мамуча! Это ты и я! — и обхватила колени Ирины Андреевны.
— Верно, ты — Елочка, а я — Сосна.
Ирина Андреевна уверяла мужа, что у Наташи поэтическое восприятие мира. Тот согласился и добавил:
— Вообще девочка необыкновенная! На миллион — одна такая! Я это говорю не потому, что она наша дочь, а совершенно объективно.
Это было очевидным преувеличением. Но кто станет возражать?
В альбоме множество снимков Березова с дочкой. Эти фотографии делались так. Антон Иванович вымерял расстояние, наводил фокус, потом передавал аппарат Ирине Андреевне, а сам становился рядом с Наташей и подавал команду. Ирина Андреевна, глядя в глазок фотоаппарата, щелкала кнопкой. Странно, но и эти снимки получились неплохими.
Вот отец и дочь, взявшись за руки, идут по дачной просеке. Вот дочка на коленях у отца, и он целует ее в щеку. Вот они в рост. Вот их лица крупным планом. Оба они заразительно хохочут.
«До чего же похожи друг на друга!» — говорят теперь все, кто смотрит на эти фотографии.
Самая лучшая фотография альбома та, где Наташа снята за мытьем посуды. Она стоит перед табуреткой с блестящим эмалированным тазиком и моет чайную чашку. На девочке платье в горошек и фартук с кармашком. Через плечо перекинуто посудное полотенце. Волосы отросли, и теперь торчат две косички с бантиками.
Как все-таки люди меняются! На этой фотографии не сразу узнаешь Наташу. Оказывается, у нее озорное личико со вздернутым носиком, и веселыми искорками в смеющихся глазах.
