Стреляя через проломы в крыше, снайперы стали бить гитлеровцев на выбор. Все внимание врагов было приковано к окружаемой ими лесной посадке. Они с хода обстреливали ее из винтовок и автоматов и за своей трескотней не слыхали выстрелов со стороны полуразрушенного дома. Видимо, приказ им дан был строгий, категорический: несмотря на значительные потери, они упрямо продолжали сжимать свои «клещи».

Вот, наконец, они добрались до лесной посадки, вошли в нее, скрылись за дубками. И тогда по лесной посадке ударили наши тяжелые минометы. Сплошная туча разрывов накрыла ее…

Облава на русских снайперов стоила полковнику Липпе не менее полуроты. А снайперы под грохот начавшейся канонады спокойно сидели на чердаке, дожидаясь наступления темноты.

Отход их был тоже тщательно продуман. В 21.00 наши полковая артиллерия и минометы произвели мощный огневой налет на немецкую траншею. Сосредоточив огонь на узком участке, полковник Зотов хорошо расчистил до-

роту своим снайперам: все живое на пути их отхода было или уничтожено или подавлено. Снайперы и разведчики бежали по свежим, еще дымящимся воронкам. В том месте, где им предстояло перебраться через вражескую траншею, траншея эта была основательно разворочена несколькими прямыми попаданиями снарядов. Тут из какой-то норы выполз гитлеровец и выстрелил в Пересветова. Тот обернулся – и никого, конечно, не увидел в темноте. Искать фашиста было некогда. Пересве- тов побежал дальше, стараясь забыть о боли в плече.

В нашей траншее снайперов с нетерпением ожидали командир роты и командир батальона. Капитан Ивлев сейчас же велел вызвать санитара. Прибежала Маруся. Она тут же перевязала рану Пересветова, успела шепнуть:

– Теперь уж не отвертишься, в санчасть направят!

Пересветов думал иначе: он чувствовал себя хорошо, ранение оказалось легким – очередная царапина, на которые ему так везло.

Выслушав краткий доклад Волжина, капитан Ивлев сказал:

– Как будто ничего получилось. Пересветова направить в санчасть.

– Разрешите доложить, товарищ капитан! – забасил жалобно Пересветов.- Это ж царапина! Разрешите остаться в строю!

– Не разрешаю, – отрезал капитан. – В санчасть!

С командиром батальона не станешь «пререкаться», как с Марусей. Пересветов сказал: «Слушаюсь!»

Пересветова оставили на излечении в санчасти, где было несколько коек. Вместо привычного маскхалата пришлось ему облачиться в халат госпитального покроя и лежать целыми днями не в око'пе, а на койке. С первого же дня он начал приставать к врачам с просьбой выписать его. Начальник санчасти говорил с улыбкой:

– Я слышал, что снайпер – самый терпеливый солдат. А оказывается – наоборот: самый нетерпеливый.

– Смотря что терпеть, товарищ майор! – возражал Пересветов.

– Все надо терпеть. Чем вам здесь плохо?

– Совестно, товарищ майор!

– Глупости. Подлечитесь недельку-другую, держать не станем.

Пересветову ничего не оставалось, как покориться своей участи. Находясь в санчасти, он жадно ловил всякие известия с передовой, из своего батальона: очень боялся, что без него произойдет что-нибудь важное.

– 3 якого? Ну, скажем, з Остапа Перепелыцы. Вин, сдается мне, добрый розвидчик.

– Точно. Разведчик он хороший. Но сделать из разведчика снайпера можно лишь в том случае, если у разведчика есть для того данные.

– Есть,- сказал Перепелица.- Данных богато.

– Ого, какая самоуверенность! – рассмеялся Волжин, с интересом оглядывая разведчика. Загорелое лицо Перепелицы дышало энергией. В глазах светилось не только лукавство, но и смышленость.

– Ну, что ж,- сказал Волжин,- коль не бахвалишься, так добре. Только данные-то надо еще проверить. Хочешь, произведу испытание?

– Що ж, добре. Испытай!

– Ладно. Прежде всего, ответь мне на один простой вопрос.

– Зачем простой? Давай незамысловатей.

– Нет, вопрос будет самый простой. Скажи мне, Перепелица, как сказать дрова во множественном числе?

Перепелица не удивился странности вопроса: этот парень никогда ничему не удивлялся.

– Дрова во множественном числе? – повторил он хладнокровно.- Це треба разжуваты. Зараз сообразим.

Волжин смотрел на него с лукавым любопытством.

– Ясно! – объявил Перепелица. – Поленница.

– Молодец, – похвалил Волжин. – Сообразил! А, может, ты раньше знал ответ на этот вопрос?

– Нет, раньше не знал.

– Впрочем, вопрос этот я сам придумал. А ответ ты дал самый лучший. Некоторые отвечают: дровяной склад. Это тоже верно. Но поленница – лучше. А человек несообразительный на этот вопрос ответил бы, что дрова, мол, это и так есть множественное число.

– Это я понимаю, грамматику еще не забыл. Только я сразу смекнул, что туточки суть не в грамматике, а яка-то хитра заковыка.

– Очень хорошо. Значит, ты парень сообразительный и неопрометчивый. Из опрометчивого человека снайпера не выйдет… Теперь посмотрим, что еще требуется снайперу. Загибай пальцы. Хорошее зрение, дневное и ночное,- раз. Наблюдательность – два. Инициативность- три. Терпение – четыре. Уменье маскироваться – пять. Смелость – шесть. Упорство – семь. Воля к победе – восемь. Ненависть к врагу – девять…

Скоро пальцев Перепелице нехватило, загибать больше было нечего.

– Разувайся! – пошутил Волжин.

Но Перепелица и тут не смутился.

– Ни, разуваться не треба,- отвечал он.- Все пальцы я могу поразгибать. Все, что ты наговорил, добрый разведчик имеет. Это для нас не диковина! Мне треба одно – попрактиковаться со снайперской винтовкой. Оптику освоить. Больше ничого!

– Ты думаешь, это так просто? – возразил Волжин, несколько задетый таким умалением снайперского искусства.- Это большое дело!

– Понимаю,- примирительно сказал Перепелица.- Только ведь у нас на селе я был

найкращий стрелок. У нас в колхозном клубе тир был богатый.

– Почему же «был»? Теперь там, небось, для нас смена готовится?

– Нет, ничего там не готовится. Нема теперь ни тира, ни клуба. Враг спалил. Второй год он в нашем селе лютует.

Перепелица помрачнел, глаза его загорелись недобрым огнем, и даже зубами скрипнул веселый украинец…

– Ну, не кручинься, Остап,- сказал Волжин, заметивший перемену в его лице.- Освобождать пойдем твое село.

– Нет, это нам не попутно. Там другой фронт.

– Неважно. Здесь ударим – там отзовется. Все фронты у нас -одно целое. Понял?

– Ясно. А снайпера из меня сделаешь?

– Сделаю,- твердо сказал Волжин.

В тот же день о желании Перепелицы он сообщил командиру батальона. Капитан Ивлев сказал:

– Ценная инициатива. О таком деле я сам думал. Это нам необходимо. Перепелица будет только первой ласточкой. Потом мы развернем это дело шире. Действуй, Волжин! Готовь снайперские кадры.

Волжин с увлечением начал обучать «первую ласточку» – Перепелицу. Он не собирался да и не мог учить Перепелицу всему, что изучал сам в снайперской школе, – из обширного курса выбрал только самое важное – то, что было совершенно необходимо на войне.

В несколько дней Перепелица хорошо освоил снайперскую винтовку и показал, что не зря

считался лучшим стрелком в родном селе. Тогда Волжин вывел его на первый снайперский пост. Под его руководством и с его помощью Перепелица отрыл на правом фланге батальона снайперскую ячейку, вынесенную на шестьдесят метров. Работали две ночи, зато и окоп вышел на славу. Две отлично замаскированные бойницы позволяли наблюдать и обстреливать довольно широкий участок вражеского расположения. К ячейке можно было скрытно подползать из стрелковой траншеи.

Когда подготовляли снайперский пост, погода была хорошая, а как только все было окончательно готово, словно на зло, начался дождь. Он шел все утро, сильный западный ветер нагонял все новые полчища дождевых туч.

– Не повезло мне! – ворчал Перепелица.- Бисова погодка! Никуда не годится!

– Что ты говоришь? – неодобрительно отозвался Волжин.- Можно подумать, что ты и разведчиком никогда не был! Что значит – плохая погода? Снайпер, как и разведчик, должен извлекать выгоду из всякой погоды. Возьмем, к примеру, дождь. В дождливую погоду враги становятся смелее. Думают: видимость плохая, опасности меньше. Тут их и лови! Заметь еще, что в дождь иногда становится видимым то, чего в ясный, солнечный день не увидишь. Дождичек кое-что размоет, кое-что подмочит,- смотришь, и вылез наружу какой- нибудь секрет.