Внезапно Фальстаф переходит от эвфуизма к панегирику самому себе, произнося его от имени короля.

Для этого старый рыцарь заводит речь о Фальстафе (то есть самом себе) и устами короля красноречиво поносит его. Однако он мастерски владеет ситуацией. Через мгновение Фальстаф уже от имени принца произносит еще один панегирик себе, заканчивающийся так:

Эта речь так захватывает публику, что на ответную реплику принца Хэла никто не обращает внимания. Но произнесенные слова серьезны и даже суровы. Возможно, желая отомстить Фальстафу за его насмешку насчет «истинного принца», Хэл от лица короля отвечает на просьбу не прогонять Фальстафа:

Это мрачное предсказание конца Фальстафа.

Но веселье прерывается снова. На этот раз у дверей трактира стоит шериф с помощниками, разыскивающий разбойников с Гедских холмов. По крайней мере, одного из них опознали. Естественно, это Фальстаф, и шериф ищет тучного мужчину. Если Фальстафа найдут, то наверняка осудят, потому что в то время разбой считался преступлением против государства. Иными словами, Фальстафу грозит не штраф и даже не тюрьма, а виселица.

Но либо Фальстаф не такой трус, каким его часто изображают, либо он очень надеется на принца. Он спокойно ждет прихода шерифа, прячется за занавеску только по приказу принца и даже засыпает там, когда принц морочит шерифу голову двусмысленностями, которые скрывают правду, но ложью при этом не являются.

Однако после ухода шерифа веселье прерывается. Сначала Хэл обыскивает карманы спящего и потешается над их содержимым (счетом из трактира), но затем становится серьезным. Глядя на спящего Фальстафа, он говорит Пето (еще одному члену шайки):

Упоминание о возмещении материального и морального ущерба снимает с принца всякую вину за участие в разбое. Он не только не принимал прямого участия в преступлении, но выплачивает компенсацию купцам за причиненные неудобства и пережитый страх.

Но вернемся к Хотсперу. Две сцены назад он покинул свой нортумберлендский замок. За долгую сцену, в которой участвуют принц Хэл и Фальстаф, он успел добраться до Уэльса и теперь находится у самого грозного Глендаура. Рядом сидит Мортимер, ранее пленник Глендаура, а теперь союзник и зять валлийца. Здесь же и Вустер, мозговой центр заговора.

Хотспер выражает нетерпение. Для него Глендаур — фигура непонятная и чуждая. Он может быть красноречивым и даже поэтичным, когда воспевает славу, которой он предан всей душой. Во всем остальном он односложен и прозаичен. Кроме того, он уже воевал с валлийцами, которыми командовал человек, сидящий напротив. Естественно, в такой обстановке Хотсперу неуютно.

Власть Глендаура над валлийцами основана на их вере в его сверхъестественные способности; видимо, он хочет произвести такое же впечатление на своих английских союзников.

Когда Хотспер пытается польстить хозяину и говорит, что того боится сам король, Глендаур важно отвечает:

Это еще один пример распространенной веры в то, что небесные тела существуют лишь для того, чтобы, как дворецкий, объявлять о приближении важного события, которое должно произойти на нашей ничтожной планете.

Хотспер же придерживается современной точки зрения (как Эдмунд в «Короле Лире», см. в гл. 1: «…Под созвездием Дракона») и говорит:

Рассерженный Глендаур снова и снова настаивает на том, что он обладает сверхъестественной силой, а упрямый Хотспер продолжает высмеивать его. Дело доходит до обмена репликами, впоследствии ставшими знаменитыми. Глендаур с напором говорит:

Но Хотспер тут же парирует:

Хотя образованные люди аплодируют этой реплике, цитируют ее к месту и не к месту и одобряют поведение Хотспера, но в сложившейся ситуации ничего хуже Хотспер сказать не мог. Он говорит с Глендауром, а без участия Глендаура никакого мятежа не будет. Зачем же он перечит хозяину и восстанавливает Глендаура против себя, вместо того чтобы попытаться завоевать его дружбу?

Это еще одна черта, которая резко отличает Хотспера от принца Хэла. Принц вежлив даже с кабатчиками, от которых ему нет никакой корысти; Хотспер же груб даже с Глендауром, от которого зависит успех восстания.

Мортимеру, которого раздражает глупость зятя, удается заставить Хотспера замолчать и вернуться к вопросу, ради которого все собрались: разделу королевства после победы над Генрихом. (Конечно, они делят шкуру неубитого медведя, но это необходимо, потому что никто из союзников не станет воевать, пока не убедится, что его не обманут при дележе добычи.)

Они склоняются над картой, и Мортимер говорит:

Упомянутый здесь архидьякон — это архидьякон Бангора, города на северо-западном побережье Уэльса, расположенного напротив острова Англси, который отделен от валлийцев узким проливом. Видимо, архидьякона выбрали как ученого человека и нейтрального арбитра, который будет справедлив ко всем троим.

Дележ выглядит справедливым (если такое возможно в принципе). Глендаур, получив все земли к западу от Северна, приобретет не только территорию нынешнего Уэльса, но и добрую часть современной Англии — в том числе весь Херефордшир, а также часть Шропшира и Вустершира.

Если бы Перси получили все земли к северу от Трента, им досталась бы вся северная Англия вплоть до Ноттингема и Дерби. Кое-где их отделяли бы от Лондона какие-то 100 миль (160 км).

Вся остальная Англия, к югу от Трента и к востоку от Северна, достанется Мортимеру (точнее, его племяннику Эдмунду Марчу), который станет королем. Эта часть острова — самая заселенная и богатая; можно предположить, что Глендаур и Хотспер заранее принесли формальную клятву верности Мортимеру. И все же обстановка восстания такова, а услуги Глендаура и Хотспера носят такой характер, что контроль за ними невозможен. Следовательно, на карте возникнут три независимых королевства — Англия, Уэльс и (если использовать англосаксонское название древнего северного королевства) Нортумбрия.