«…На городскую стену?»
Спор заканчивается на том, с чего начался: согласия достичь не удалось. Оба войска пытаются войти в Анжер, но горожане возражают. В ответ на звук трубы один из них выходит на стену и кричит:
Кто вызвал нас на городскую стену?
Акт II, сцена 1, строка 201
В издании Signet это действующее лицо значится как «Хьюберт, анжерский горожанин». Однако впоследствии в пьесе это имя носит другой персонаж, лицо историческое и жителем Анжера не являвшееся. В издании Kitredge и первом издании пьесы произносящий реплику назван просто Горожанином, и, на мой взгляд, это совершенно правильно.
«Святой Георгий…»
Жители Анжера впустят в город только того, кто докажет свое превосходство на поле боя. Поэтому англичане и французы готовятся к битве, а Бастард говорит:
Святой Георгий, ты, сразивший змея
И с той поры на вывесках трактирных
Гарцующий, учи нас биться!
Акт II, сцена 1, строки 288–290
В Средние века была широко распространена легенда о христианском мученике Георгии, жившем в Палестине и убитом в 303 г. н. э., во время последнего грандиозного преследования христиан римлянами. Он был канонизирован как святой Георгий, но главным подвигом мученика, привлекавшим к нему людей, было избавление девы от зубов злого дракона, которого он сразил.
Может быть, Георгий и существовал на самом деле, но куда резоннее предположить, что история с девой и драконом христианизация популярного мотива древнегреческих мифов — например, мифа о Персее и Андромеде. Как бы там ни было, но норманнским рыцарям эры Крестовых походов личность Георгия казалась привлекательной. Им нравился святой, который тоже был рыцарем. В результате его образ приобрел популярность.
Эдуард III, правивший через полтора века после Иоанна, тоже воображал себя рыцарем и сделал святого Георгия покровителем Англии. Клич «Святой Георгий!» стал боевым кличем англичан; считалось, что с помощью божественной силы он может точнее направлять удары. Поэтому Бастард и говорит: «Учи нас биться».
Конечно, популярность святого Георгия использовалась хозяевами трактиров и постоялых дворов. Вся Англия была испещрена вывесками, на которых святой верхом на коне, в полных боевых доспехах поражал дракона. Именно это подразумевает фраза «на вывесках трактирных гарцующий»; впрочем, во время правления Иоанна моды на такие вывески еще не существовало.
«…Иерусалимских граждан во дни их мятежа»
Битва длилась долго и кончилась безрезультатно; во всяком случае, никто не хочет признать себя побежденным.
Нетерпеливый Бастард считает, что глупо устраивать сражение ради развлечения жителей Анжера. Он говорит двум королям:
Осмелюсь вам совет мой предложить:
Взяв за пример иерусалимских граждан
Во дни их мятежа, вражду свою
На время позабудьте и совместно
Анжерцам дайте жару.
Акт II, сцена 1, строки 378–380
Противоборствующие стороны редко забывают распри и объединяются против общего врага, хотя это было бы разумнее всего.
Гораздо чаще одна из сторон, боясь потерь, объединяется с общим врагом.
Пример более разумных действий — поведение иудеев в I в. н. э. Несмотря на множество сект, расходившихся в религиозных вопросах, они сумели объединиться против римлян и с 67 по 70 г. стойко сопротивлялись лучшим римским легионам.
«…Людовику-дофину»
Разгневанные короли соглашаются объединить усилия и штурмовать упрямый город с разных концов, но тут на стену выходит встревоженный глашатай и предлагает воюющим сторонам заключить династический брак:
Дитя Испании, принцесса Бланка,
Английскому властителю родня,
По возрасту в невесты подошла бы
Людовику-дофину.
Акт II, сцена 1, строки 423–427
Странный титул дофин (буквально: «дельфин») обязан своим происхождением графу, правившему Вьенном — городом на реке Роне. В 1133 г. графом стал Гиг Дофин и принял имя Гига IV. Почему его прозвали Дофином (по-французски это значит «дельфин»), неизвестно. Считается, что изображение дельфина было либо на его щите, либо на боевом штандарте. Впрочем, возможно, это было второе имя графа.
Последующие графы также носили это имя, пока, наконец, оно не превратилось в титул; в результате обширная территория на восточном берегу Роны, которой они владели, со временем стала называться Дофине (то есть «земля рода Дельфинов»).
Гумберт (Юмбер) II Дофине, который начал править в 1333 г., потратил на войну и другие чудачества столько денег, что разорился. В 1349 г. он продал свои земли Иоанну (Жану), старшему сыну Филиппа II Французского. Когда в следующем году этот Жан стал Иоанном II Французским, он сделал правителем Дофине своего старшего сына. После этого каждого старшего сына короля стали называть дофином, и этот титул сохранялся за наследником французского престола пятьсот лет.
Назвать молодого Луи, старшего сына Филиппа II Французского (будущего Людовика VIII), дофином было для Шекспира вполне естественно. Однако этот титул появился во Франции лишь через полтора века после времени действия пьесы, так что его применение здесь явный анахронизм. Хотя Шекспир изображает Луи юношей, способным принимать участие в военных действиях, однако на самом деле тот родился в начале 1187 г.; во время восшествия на престол короля Иоанна «дофину» было всего двенадцать лет — столько же, сколько и принцу Артуру Бретонскому. Иными словами, он был всего на год старше Бланки Кастильской (видимо, родившейся в самом конце того же 1187 г.).
Однако ни малолетство, ни то, что будущие супруги не подходят друг другу по возрасту, для династического брака препятствием не является.
Стороны соглашаются на компромисс. История свидетельствует, что договор был достигнут в мае 1200 г.; вскоре после этого состоялось бракосочетание. Иоанн уступил дофину (то есть Филиппу) часть земель в качестве приданого (правда, этих земель было совсем не так много, как изображает Шекспир); в ответ на это Филипп признал Иоанна законным английским королем.
«…Графом Ричмондом»
Это означало, что принца Артура бросили. Иоанн предложил ему взятку, вкрадчиво заявив:
Все уладим.
Мы герцогом Бретонским утверждаем,
А также графом Ричмондом Артура.
Акт II, сцена 1, строки 550–552
Однако на самом деле это ничего не значит, потому что герцогом Бретонским Артур был и без того, и никто его титул не оспаривал. Более того, герцог Бретонский по традиции полуторавековой давности, сохранившейся со времен завоевания Англии Вильгельмом, носил и титул графа Ричмонда. Иоанн просто признал существующий факт и не добавил к нему ничего нового.
Иоанн сделал лицемерное предложение, а Филипп лицемерно его принял. Француз с самого начала поддерживал Артура только для удовлетворения собственных интересов.
«Корысти короли предались ныне…»
Все уходят, но на сцене остается Бастард и произносит страстный монолог, критикуя эти «собственные интересы», которые он называет корыстью. Бастард говорит:
Корысти короли предались ныне, —
Так будь же, Выгода, моей богиней.
Акт II, сцена 1, строки 597–598
Гнев, который вызвал у Бастарда этот компромисс, можно понять только в свете упомянутой выше пьесы «Беспокойное правление Иоанна, короля Англии», вдохновившей Шекспира на создание «Короля Иоанна». В «Беспокойном правлении» говорится, что руку Бланки обещали Бастарду. Таким образом, Бастард, предвкушавший брак с красивой и знатной невестой, тоже оказался обманутым. Естественно, корыстность (commodity) двух королей приводит его в ярость. Шекспир совершил ошибку, пропустив фразу, объяснявшую причину гнева, а смягчать выражение этого гнева поленился.