Скорее всего, правды мы уже не узнаем.
«Кровавое свершилось злодеянье»
Какое-то время сцена остается зловеще пустой. Наконец входит Тиррел и говорит:
Кровавое свершилось злодеянье,
Ужасное и жалкое убийство,
В каком еще не грешен был наш край!
Акт IV, сцена 3, строки 1–3
Иными словами, принцы убиты, и проклятие Маргариты, предрекшей королеве, что ее сын, принц Уэльский, умрет преждевременной насильственной смертью так же, как и принц Уэльский, сын самой Маргариты, сбывается в восьмой раз.
И тут снова возникает вопрос (забудем о признании Тиррела, сделанном при другом короле): действительно ли принцы погибли в Тауэре в правление Ричарда III?
Увы, вероятнее всего, да. Со стороны Ричарда это была неоправданная жестокость.
Слух о смерти принцев возник в августе 1483 г. и распространился по всей стране. В январе 1484 г. французские власти, всегда стремившиеся вызвать в Англии политические беспорядки, официально обвинили Ричарда в этом убийстве. (Правда, хитрец Людовик XI был тут уже ни при чем; он умер в 1483 г., почти одновременно со своим врагом Эдуардом IV, и теперь Францией правил его тринадцатилетний сын Карл VIII.)
Если бы в тот момент принцы были живы, Ричард ответил бы на обвинение, объяснив их заключение политической необходимостью. Если бы они умерли естественной смертью, Ричард сообщил бы об этом, хотя и знал бы, что ему никто не поверит.
Однако король упорно отмалчивался.
Можно предположить, что Ричард, узнав об измене Бекингема и опасаясь, что существование принцев будет способствовать восстанию, поспешно приказал их убить. В таком случае он должен был терзаться угрызениями совести. Возможно, он не оправдывался, потому что уже ничего нельзя было изменить. Возможно, Ричард считал грозившее ему бесчестье заслуженным и думал, что смерть собственного сына через девять месяцев после коронации была возмездием за это злодейство.
Убийство принцев было больше чем преступлением: это была ошибка. Легенда о жестокости Ричарда способствовала мятежу больше, чем существование принцев. Именно то, что Ричард не опровергал слухов об убийстве, заставило общественность поверить всем клеветническим обвинениям, выдвинутым против несчастного Ричарда в правление следующего короля. Одного этого преступления (в котором, скорее всего, он был виновен, какими бы мотивами ни руководствовался и какие бы оправдания ни приводил) было достаточно, чтобы Ричарда сочли чудовищем и приписали ему сотню злодеяний, которых он не совершал.
«С валлийцами в союзе…»
Согласно версии Шекспира, не успевает Ричард узнать о смерти принцев, как получает известие об измене Бекингема. (Похоже, в реальной истории все было наоборот, но твердых доказательств этому нет.)
Входит Рэтклифф и говорит:
С плохой (вестью), милорд: у Ричмонда Джон Мортон[245];
С валлийцами в союзе Бекингем
Уж выступил, и войско все растет.
Акт IV, сцена 3, строки 46–48
В октябре 1483 г. стало ясно, что Бекингем не только замыслил восстание в Уэльсе, но и организовал его. Ричард объявил Бекингема изменником, после чего 18 октября 1483 г. Бекингем повел свою валлийскую армию в Англию.
«Ущерб врагов моих…»
Ход событий прерывается длинной сценой с участием женских персонажей пьесы. Первой входит прежняя королева Маргарита, радуясь тому, что сторонники Йорков уничтожают друг друга. Она говорит:
В пределах этих пряталась хитро я,
Ущерб врагов моих подстерегая.
Акт IV, сцена 4, строки 3–4
Ее появление в Англии — полный абсурд. Во-первых, последние годы царствования Эдуарда она провела во Франции, так что просто не могла участвовать ни в одной сцене «Ричарда III»; Во-вторых, одинокая, нищая, несчастная и озлобленная Маргарита умерла в возрасте пятидесяти трех лет в 1482 г. — иными словами, за год до коронации Ричарда. Она не могла ни проклясть его, ни увидеть, как сбываются проклятия, приписанные ей в этой пьесе.
К Маргарите присоединяются ее бывшая соперница, вдовствующая королева Елизавета, и еще более старая соперница, вдовствующая герцогиня Йоркская, и женщины принимаются дружно оплакивать свои несчастья. Елизавета находит в своей участи так много общего с участью Маргариты, что говорит ей:
Останься здесь, искусница в проклятьях,
И научи, как клясть моих врагов!
Акт IV, сцена 4, строки 116–117
Таким образом, проклятие Маргариты сбывается в девятый раз, поскольку она говорила Елизавете: «Наступит день — меня попросишь ты / Проклясть с тобой кривую, злую жабу».
Тут входит Ричард, и ему удается уговорить Елизавету согласиться (или сделать вид, что она согласилась) выдать за него дочь, принцессу Елизавету; именно так он в начале пьесы уговаривал леди Анну стать его женой.
Следует еще раз повторить, что подобных намерений у реального Ричарда никогда не было.
«Флот сильный…»
Снова входит Рэтклифф и сообщает очень неприятную весть:
У западного берега, милорд,
Флот сильный появился, и туда
Неверные друзья толпой бегут,
Но без оружия и не для боя.
Все думают, что Ричмонд флот ведет…
Акт IV, сцена 4, строки 433–437
Генрих Тюдор, граф Ричмонд, много лет просил помощи у своих континентальных покровителей, которые осторожно уклонялись от обещаний, не желая брать на себя никаких обязательств. Только теперь, после начала восстания Бекингема, они рискнули помочь Ричмонду сделать то, что однажды с их помощью сделал Болингброк (см. в гл. 6: «…И восемь кораблей…»).
Попытку вторжения Ричмонд совершил по предварительному сговору с Бекингемом. Это выясняется из дальнейших слов Рэтклиффа:
И на море подмоги ожидает,
Что с берега подаст лорд Бекингем.
Акт IV, сцена 4, строки 438–439
«…К Норфолку…»
Ричард вынужден принять безотлагательные меры. Он восклицает:
Скорее шлите к Норфолку гонца…
Акт IV, сцена 4, строка 440
Герцог Норфолк — Джон Говард, первый из Говардов, который носит этот титул. Однако его мать была дочерью Томаса Моубрея, того самого герцога Норфолка, который должен был участвовать в знаменитой несостоявшейся дуэли с Болингброком (см. в гл. 6: «…Бросил жезл король»).
Норфолк был убежденным сторонником Йорков, и в 1483 г., сразу после коронации Ричарда, его сделали герцогом Норфолком и гофмаршалом Англии — иными словами, командующим армией Ричарда в отсутствие самого короля.
«…Изменником я не был и не буду»
Ричард чувствует опасность со всех сторон. Он недоверчиво смотрит на лорда Стенли (графа Дерби и отчима Ричмонда), но Стенли тут же заверяет:
Государь,
Причины нет меня подозревать:
Изменником я не был и не буду.
Акт IV, сцена 4, строки 491–493
Это звучит саркастически, потому что Стенли хитрец и обманщик, умевший выкрутиться из любого трудного положения. А Ричарду он лгал больше и искуснее, чем кому бы то ни было.
Однако Ричарда его заверения не удовлетворяют. Он требует заложника:
Иди сбирай войска; но здесь оставь
Георга, сына.
Акт IV, сцена 4, строки 494–495
Неужели проницательный и подозрительный (по версии Шекспира) Ричард мог поверить такому отъявленному приспособленцу, как Стенли?