«В лоне Артуровом…»
Но Пистоль в траурном настроении, потому что Фальстаф умер. Он искренне скорбит, и никакие напыщенные фразы не могут заглушить его горя. Что же касается Бардольфа, то он выражает свое горе очень простодушно; это доказывает, что Фальстаф умел внушать людям любовь, несмотря на все свои недостатки. Бардольф говорит:
Хотел бы я быть с ним, где бы он ни был сейчас, на небесах или в аду.
Акт II, сцена 3, строки 7–8
Трактирщица Куикли с жаром возражает, что Фальстаф не может попасть в ад. Она говорит:
Нет, он наверняка не в аду, а в лоне Артуровом…
Акт II, сцена 3, строки 9–10
Конечно, фраза «в лоне Артуровом» — это ошибка наивной трактирщицы, исказившей выражение «на лоне Авраама» (см. в гл. 6: «…На лоне Авраама!»). Не слишком образованные англичане знали только одного великого героя прошлого — короля Артура — и путали его со всеми выдающимися людьми прошедших веков.
«…О вавилонской блуднице»
Об умершем Фальстафе горюют только его друзья из простонародья, а его принц Хэл, ставший великим королем, отправляется на великие свершения.
Трактирщицу Куикли спрашивают, как умер Фальстаф, и она, в частности, говорит:
Да, случалось, он затрагивал женщин; но ведь он был ревматик (распутник?) и все толковал о вавилонской блуднице.
Акт II, сцена 3, строки 38–40
Выражение «вавилонская блудница» должно было вызывать у шекспировской публики смех: недалекая миссис Куикли считает эту особу женщиной (возможно, легкого поведения), которую Фальстаф знал, а она нет.
На самом деле это цитата из Откровения Иоанна Богослова (Апокалипсиса): «И жена облачена была в порфиру и багряницу, украшена золотом, драгоценными камнями и жемчугом, и держала золотую чашу в руке своей, наполненную мерзостями и нечистотою блудодейства ее. / И на челе ее написано имя: тайна, Вавилон великий, мать блудницам и мерзостям земным» (17: 4–5).
Это символическое видение, называющееся «вавилонская блудница», во время написания Откровения означало державный Рим. Римские власти преследовали первых христиан, и упоминать их не следовало из страха перед репрессиями, но обличать Вавилон (где когда-то томились в плену древние евреи) не возбранялось, хотя аналогия была достаточно прозрачной.
Протестанты XVI в., восставшие против Римско-католической церкви и особенно против верховной власти папы, быстро поняли, что любое упоминание о Риме — удобный способ опорочить папство. Поэтому фраза миссис Куикли о вавилонской блуднице заставляла образованных людей смеяться не только над святой простотой трактирщицы, но и над чересчур рьяными протестантами.
«…Орлеанский»
В следующей сцене впервые появляется французский король. Карл VI (безумие которого никак не проявляется) обеспокоен известием о вторжении англичан. Уверенный в том, что Франция готова к войне, он распределяет обязанности между пэрами:
Вы, герцоги Беррийский и Бретонский,
Брабантский, Орлеанский, двиньтесь в путь…
Акт II, сцена 4, строки 4–5
Самый известный из названных лиц герцог Орлеанский; именно он был причиной катастроф, последовавших за безумием Карла VI и давших англичанам возможность вторгнуться на континент. У Карла был младший брат, Людовик, человек честолюбивый, но недалекий. В 1392 г. он стал герцогом Орлеанским; примерно в это время король ощутил первый приступ безумия. Кому-то следовало взять на себя управление государством, а кто подходит для этой роли лучше, чем брат короля? Во всяком случае, так думал сам Людовик.
Но остальные думали иначе. У Карла VI был дядя Филипп, младший из троих братьев предыдущего короля Карла V. Став королем, Карл V сделал Филиппа герцогом Бургундским; этот герцог был известен под именем Филипп Смелый.
Филипп пережил своего царственного брата (с которым прекрасно ладил). Когда Карл VI был еще слишком мал, чтобы править страной, реальную власть осуществляли Филипп и его братья. Поскольку французский король сошел с ума и снова превратился в ребенка, Филипп решил, что имеет право вернуться к своим прежним обязанностям регента.
В результате Франция раскололась на два лагеря, одни поддерживали младшего брата короля, Людовика Орлеанского, а другие — дядю короля, Филиппа Бургундского. В 1401 г. вражда двух лагерей достигла апогея. Страна балансировала на грани гражданской войны; чаша весов склонилась в сторону Филиппа.
Однако в 1403 г. Филипп умер, и титул герцога Бургундского перешел к его сыну Иоанну (Жану), которого прозвали Жаном Бесстрашным. Он приходился Людовику (Луи) Орлеанскому двоюродным братом. Людовик Орлеанский воспользовался смертью Филиппа и захватил не только власть в стране, но и получил опеку над дофином. Он пытался завоевать популярность своими нападками на Англию, которой в то время правил Генрих IV (занятый сложными отношениями с Перси). Естественно, Жан Бесстрашный выступил против Людовика Орлеанского, ратуя за улучшение отношений с Англией. 20 ноября 1407 г. два вождя заключили что-то вроде перемирия, но через три дня (23 ноября) Людовик Орлеанский был убит бандитами, которых нанял Жан Бесстрашный.
Если Жан рассчитывал таким образом получить власть над страной, то он просчитался. После этого началась гражданская война.
Людовик Орлеанский оставил после себя сына и наследника Карла (Шарля), который теперь стал герцогом Орлеанским. Хотя тогда Карлу было всего тринадцать лет, годом раньше он успел жениться, причем не на ком-нибудь, а на хорошо знакомой нам Изабелле, вдове Ричарда II Английского. Она была дочерью Карла VI, а потому приходилась двоюродной сестрой своему новому мужу. Изабелла была старше супруга на пять лет и умерла в 1409 г. Новый герцог Орлеанский нуждался в помощи и вскоре получил ее от богатого и влиятельного Бернара VII, графа Арманьяка. В 1410 г. дочь графа Бонна стала второй женой Шарля. Впоследствии партию сторонников герцога Орлеанского прозвали арманьяками, а когда в 1413 г. королем Англии стал Генрих V, в стране вовсю полыхала гражданская война между арманьяками и бургиньонами.
В 1414 г. временно верх одержали арманьяки и официально осудили убийство Людовика Орлеанского, скончавшегося семь лет назад. После этого Жан Бесстрашный обнаружил, что он практически лишился власти. В дальнейших событиях, которые не заставили себя ждать, разгневанный Жан и Бургундия, которой он управлял (она составляла значительную часть Франции), сохраняли принципиальный нейтралитет. Генриху V, когда он высадился во Франции, предстояло сражаться только с арманьяками; при этом им приходилось все время оглядываться назад, опасаясь удара в спину от бургиньонов.
Именно этому Карлу Орлеанскому, возглавлявшему партию арманьяков, король поручает организовать оборону; именно ему предстояло стать одним из вождей той армии, которая должна была противостоять Генриху V. Карл (Шарль) Орлеанский был бездарным полководцем, но, как ни странно, хорошим поэтом; некоторые даже считали его последним трубадуром.
Остальные лица, упомянутые королем, — это Жан, герцог Беррийский, старший брат Филиппа Храброго и последний из дядьев безумного короля Карла VI. В то время ему было семьдесят четыре года; он проживал в роскоши за счет крестьян, которых обложил непосильными налогами; в конце концов крестьяне, доведенные до отчаяния, взбунтовались. В войне между арманьяками и бургиньонами Жан Беррийский пытался играть роль посредника (за четверть века до того в Англии такую же роль пытался сыграть Джон Гонт, см. в гл. 6: «Джон Гонт…»). Однако он не добился успеха (как и Гонт); в конце концов Жану Беррийскому пришлось перейти на сторону арманьяков. Однако преклонный возраст мешал ему действовать активно (к чему он, впрочем, и не слишком стремился).