– Позвольте угостить вас, – неожиданно восклицает чей-то голос прямо над моим ухом, и я оборачиваюсь. Думаю, сейчас увижу того парня из VIP-сектора, но сталкиваюсь лицом к лицу со взрослым, симпатичным мужчиной. В правой руке он держит оранжевый коктейль. В левой – рюмку бронзового виски. Волосы у него рыжие, как огонь.

– Нет, спасибо.

– Перестань. Я ведь видел, как бармен подрезал твои крылышки. Сам был таким когда-то.

– Жалким?

– Молодым.

Он говорит и говорит. Рассказывает о своей тяжелой работе, последних годах в институте. Эмоционально размахивает руками и ведает о нашей жизни, проблемах, философии. О том, как несправедлива судьба к бездомным и как спятили политики на Западе. Как безумно растут цены и как быстро потеплело.

– Угощайся!

Этот тип кажется мне вполне безобидным. Я делаю несколько глотков и ощущаю горячую волну из спокойствия и мурашек. Расслабляю плечи и, прикрыв глаза, понимаю, почему она любила пить. Нет, стоп! Она не любила пить. Иногда выпивала с друзьями, и только! Ухожу от мужчины, морщась от крепкого напитка: как же горячо! А еще… как же приятно! Я поднимаю руки, смотрю на крутящийся потолок и двигаюсь в такт музыке, будто осушила не один стакан, а несколько десятков. Делаю еще глоток, расстегиваю верхние пуговицы белоснежной, школьной рубашки и вновь припадаю губами к стакану. Клуб все лихо крутится, а я подпеваю незнакомой песне, топчусь на ватных ногах и вдруг роняю стакан на пол. Он разбивается для меня в замедленной съемке. Касается дном паркета, трескается и рушится, как чьи-то надежды. На качающихся ногах пытаюсь добраться до какого-нибудь кресла, но не могу. Перед глазами плавают пятна. Люди, их руки и лица: все смазывается, смешивается.

– Помогите.

– Помочь?

А вот и тот безобидный мужчина! Правда, сейчас он не кажется мне безобидным. Его взгляд по какой-то причине изменился. Стал совсем другим.

– Вы… – язык заплетается. Я покачиваюсь назад и глупо хихикаю. – Ой!

– Ой, – повторяет он и кладет руки мне на талию. Притягивает к себе и начинает танцевать. Странно танцевать. Сначала мне нравится, но потом становится страшно. Он слишком сильно стискивает мои бедра. Так ведь нельзя, верно? Я слабо отталкиваюсь от него и мычу что-то, но мужчина не обращает внимания. Лишь грубее сдавливает мое тело.

– Давай, ну же, давай, – его голос хриплый и томный. – Иди сюда.

Он резко тянет меня на себя, и я вскрикиваю, когда он хватается пальцами за мою шею.

– Замолкни! – Пальцы сдавливают горло с такой силой, что мне совсем нечем дышать. Я невольно оседаю в руках незнакомца. Пытаюсь сказать, нет, не надо, но вместо этого чувствую, как он приподнимает низ моей юбки, касается пальцами оголенных бедер, стонет.

– Хватит, – заторможенно пытаюсь вырваться. – Отпу… отпустите!

– Давай, давай!

Он трется об меня, издевается над моим платьем, блузкой, и я откидываю назад голову, мысленно сдаваясь. Кажется, что хуже уже быть не может, как вдруг я вижу ее. Маму. На одном из пилонов. Она в блестящем боди, откровенно лапает свое тело, крутит головой, волосами, ерзает на табуретке и соблазнительно облизывает ярко-алые губы.

– Не надо! – вырываю руку и тяну ее в сторону матери. Чувствую, как к глазам подкатывают слезы и повторяю: – Не делай этого, пожалуйста, уйди! Перестань!

Но мама не останавливается, извивается на подмостках, и десятки мужчин касаются ее тела, десятки мужчин платят ей за то, как широко она расставляет ноги. И я уже не просто плачу, а реву, вспоминаю все дни, проведенные в барах, все сцены с ненормальными, помешанными алкоголиками, наркоманами, которые тушили об нее сигареты, которые били ее, выкидывали на улицу, и рыдаю еще сильней. Это ведь неправда, неправда! И когда рука незнакомца хищно, жадно сдавливает мою талию до такой степени, что от боли хочется заорать, кто-то резко выдергивает меня наружу.

Ничего не понимаю. Чувствую теплые руки на своих плечах, растерянно поднимаю взгляд и вижу молодое лицо. Лицо парня с голубыми, светящимися от прожекторов глазами.

– Идем.

– Я… я не могу.

– Можешь. Идем со мной.

– Эй! – возникает незнакомец, но уже через секунду падает на пол от сильнейшего удара. Не понимаю, что происходит. Моргаю, смотрю на окровавленный нос мужчины, моргаю вновь и вдруг оказываюсь в совсем другом месте, здесь прохладно. Наверное, улица. Чувствую дикую слабость в коленях, решаю немного отдохнуть.

– Подожди! Эй! – Парень с голубыми глазами подхватывает меня как раз в тот момент, когда я собираюсь развалиться на асфальте. – Ты что делаешь?

– Ничего не делаю, – язык заплетается. Я указываю в сторону бара и лепечу. – Там моя мама. Я должна ее забрать.

Делаю первый шаг и тут же спотыкаюсь. Вовремя выставляю перед собой руки, ударяюсь ими об асфальт и устало опускаю голову.

– Так, вставай. – Парень подхватывает меня за талию. Прикасается пальцами к подбородку и тянет на себя. – И кто ты такая?

У него голубые глаза, и даже без прожекторов они такие яркие. Скулы острые, покрытые щетиной. И я загадочно улыбаюсь, представляя, как вожу по его подбородку пальцами.

– Кто ты, – повторяет он.

– Кто-то.

– Иди домой, слышишь?

– Слышу.

Я знаю, что не дойду, но соглашаюсь. Не хочу никому докучать, поэтому уверенно киваю, но неожиданно для себя подаюсь вперед и ударяюсь носом о мужскую твердую грудь.

– Черт подери, – ругается незнакомец, а я ощущаю, как играют под моими пальцами мышцы на его руках, как неровно вздымается грудная клетка. – Тебя не учили, что нельзя пить из чужих бокалов?

Зажмуриваюсь и глубоко втягиваю сладкий, мятный запах, исходящий от его тонкого поло. Слышу, как свистит ветер, и почему-то улыбаюсь. Представляю, как несусь на горках в парке аттракционов, как закидываю за голову руки, как кричу во все горло. Меня покачивает в сторону, и земля непослушно кренится на сто восемьдесят градусов, и колени предательски подгибаются, потянув за собой все мое тело.

– Прекрати уже, – приказывает незнакомец, аккуратно сжав мою талию. Поднимаю глаза и вижу его хмурые, густые брови, вижу складочку на его лбу. Почему он на меня злится? Не хочу, чтобы он злился.

– Как-то раз я прочитала статью про оленей, про то, как их загоняют на ферму и растят на убой. С тех пор я не ем мясо.

– Что? – Парень растерянно расширяет глаза. Я и сама не понимаю, что говорю. – Правда?

– Нет.

– Тогда зачем ты мне это сказала?

– Наверное, чтобы произвести впечатление.

– Обманула, чтобы заинтересовать?

– А разве не этим люди сейчас занимаются?

Теперь незнакомец и вовсе смотрит на меня так, будто я умалишенная. Он недоуменно моргает, то морщит лоб, то расслабляет, и я почему-то начинаю смеяться. Резко вздергиваю подбородок, отталкиваюсь от парня руками и порывисто взмахиваю ими.

– Я приехала сюда, чтобы не упустить свой шанс, чтобы жить дальше! – кричу я в воздух, смотрю на темные, мокрые стены, пустые переулки, чьи-то машины и невольно продолжаю слабым, хриплым голосом: – А всем плевать.

Голова гудит. Мысли несутся, несутся, и я уже ничего не понимаю, ничего не вижу. Только чувствую, как вспыхивают глаза, прикасаюсь к ним пальцами и растерянно покачиваюсь в сторону: все вокруг такое чужое, мне хочется домой.

Облокачиваюсь спиной о холодную стену и скатываюсь по ней, как по горке. Меня жутко мутит и приходится опустить голову между колен, чтобы не выблевать все, что осталось в желудке после скудного, школьного обеда. Неожиданно рядом возникает незнакомец. Он берет мою сумку, раскрывает ее, и я тут же невнятно восклицаю: «Только попробуй!» Однако парень достает мой телефон, вздыхает и набирает чей-то номер. Он говорит тихо и коротко, а я как ни пытаюсь сосредоточиться, не разбираю ни единого слова. В конце концов через пару минут он кладет сотовый обратно, во внутренний карман моего рюкзака, садится на корточки – рядом – и вздыхает. Наши лица совсем близко. Он находится в расплывчатом ореоле из питерского тумана и вечера, и все вокруг него смазано, абсолютно все, кроме этих любопытных, синих глаз и губ, и ровного носа. Парень кривит губы и отрезает: