Баджара помолчал, а потом его губы раздвинулись в широкой ухмылке.
– Вспомнилось мне одно растение, – сказал он, продолжая ухмыляться, – красивое такое, с синими ароматными цветочками. Оно существует за счёт больших деревьев, за стволы которых цепляется. Пьёт их сок и умирает, когда дерево гибнет. А чем будете питаться вы, когда переживёте всех нас?
Сравнение с паразитом мне совсем не понравилось. Внутри тотчас вспыхнул огненный шар ярости, вынуждающий приложить наглеца головой о стену. Тем не менее я понимал, оплеуха зарвавшемуся человеку будет признанием поражения в этом споре. А этот нагло усмехавшийся засранец, явно провоцировал меня на такое действо. Не дождётся. Я сухо отрезал:
– Как я и говорил: пыль вольна придумывать любое оправдание своему низкому положению, суть её от этого не меняется. Высшие существа в этом не нуждаются.
Баджара молчал, но продолжал насмешливо улыбаться. Хотелось бы думать, что ему было нечего возразить. Галя тоже помалкивала, причём на её мордашке было такое глубокомысленное выражение, словно она уразумела смысл нашей беседы. Естественно, мысль об этом я исключал напрочь. Молчание начало концентрироваться, превращаясь в материальную субстанцию огромной плотности, причём масса этого незримого монолита увеличивалась с каждым мгновением.
– Ты проиграл спор, – задумчиво говорит женщина, – в гораздо более выгодном положении, чем, когда разговаривал с этим негодяем Грасти. Ты сам то понимаешь, почему?
– Просвети меня, – честно говоря, я думал, её скорее заинтересует загадочный случай в обсерватории. Не понимаю, я этого человека, – а потом ещё раз назови дураком. Тебе это должно понравиться.
Маленький зверёныш протягивает грязную ладошку между прутьев и ложит в пыль, предлагая сыграть в царапки, как я её научил, но у меня уже не остаётся сил даже на это. Я печально улыбаюсь, отрицательно качая головой и девочка, со вздохом, возвращается к матери.
– Ты – идиот, лишь, когда это касается чувств к твоим женщинам, – машет рукой человек, – а в данном случае проиграл лишь по одной простой причине – ты сам хотел этого.
– Да ну? – от улыбки, кажется, кусочки льда осыпаются с кожи в пыль.
– Хищник, может ты сам не понимаешь этого, но где-то, глубоко внутри тебя, живёт раскаяние, пусть не за все смерти, но за часть их, точно. Естественно, я не ожидаю от льва падения на колени и слёз, но такие вот мелочи…
Мы смотрим друг на друга. В этот момент я хочу её прикончить, даже больше, чем обрюзгшего ублюдка Грасти, пытавшегося поставить меня на колени. Он, по крайней мере, не пытался бередить мои самые больные раны. Я опускаю глаза. Первый раз я сдаюсь человеку.
Так она права?..
– Отправляемся на площадь, – скомандовал я и безмолвие треснуло, разлетевшись мелкими осколками, – думаю, Илья уже успел всё приготовить, а солдаты падишаха обеспечили необходимую аудиторию.
Баджара удивлённо уставился на меня, очевидно не понимая сути происходящего. Рот его приоткрылся, начиная какой-то вопрос, затем пленник передумал и тряхнув головой, сомкнул губы, опечатав уста гордым молчанием. Фраза, пришедшая мне в голову, выглядела весьма литературно и я посоветовал своему внутреннему стихоплёту использовать её в одном из виршей. Он, как обычно, промолчал, игнорируя своего хозяина.
– Уже полдень? – равнодушно поинтересовалась Галя, – помнится, ты собирался устроить это всё ровно в полдень?
– Полдень скоро, – пробормотал я, спускаясь, – совсем скоро…
Непривычно пустые этажи провожали нас безмолвными зевами открытых дверей и разноцветьем разбросанных по полу предметов, позабытых, в спешке. В одном месте я заметил маслянистую лужу, распространяющую характерный запах – видимо кто-то пытался оспорить приказ падишаха. Скорее всего солдатам удалось переубедить спорщика, но самого тела я так и не увидел.
Людей не было даже около выхода. Я не поленился заглянуть в своё логово, убедиться в том, что мародёр обнаружил-таки какой-то из скрытых секретов. Его распухшее и скрюченное тело замерло у порога, уставившись в потолок выпученными глазами. Удовлетворённый увиденным, я покинул дворец и вышел на безлюдный двор.
– Поедем или пойдём? – спросила Галя, озираясь, – почему-то я не вижу ни единого экипажа…
– Радость моя, ты же сама ответила на свой вопрос, – усмехнулся я, направляясь к дворцовым воротам, – все экипажи, кареты, паланкины и другое движущееся, сейчас находится в районе площади. Они же не догадываются, что им уже не придётся никуда возвращаться.
Я саркастически хмыкнул, уловив на лице Баджары тень непонимания. Он-то считал, будто всё это затеяно ради его скромной персоны и шоу под названием: Казнь злодея Баджары, посредством сдирания с него кожи. Ха! Стоило бы тогда так напрягать бедных солдатиков и выгонять на площадь всех жителей столицы. Однако! При мысли о том, как старца Хаима волокут за его длинную бороду, у меня тотчас улучшилось настроение.
Отсмеявшись, я подошёл к воротам и обнаружил, насколько был неправ: падишах, невзирая на полученное потрясение, всё-таки не забыл про нас. У ворот ожидала огромная повозка, запряжённая пятёркой злобных леопардоподобных тварей. За чудовищами, распахнувшими алые пасти, полные длинющих белых клыков, следил нескладный исполин с громадной сучковатой дубиной в узловатых конечностях. Он равнодушно лупил пятнистых лошадок по их лоснящимся спинам, призывая к покорности.
Около повозки стояли солдаты в полной боевой амуниции, сверкая глазами в прорезях блестящих шлемов. Видимо, опознав нашу троицу, старший (судя по изобилию блестящих побрякушек) подбежал и отдав честь, сообщил о сути возложенного на него поручения:
– Генерал приказал доставить вас на площадь, – скороговоркой пробормотал молодой офицер, отчего напомаженые усики весело подпрыгнули к крючковатому носу, – для пленника предназначено отделение в задней части. Позвольте…
– Пленник изволит ехать вместе с нами, – перебил я его и махнув Галине рукой, запрыгнул в открытую дверь.
– Но, – замялся офицер, переминаясь с ноги на ногу, – генерал ясно дал понять…
– Можешь пойти и пожаловаться: дескать тебе не дали исполнить приказ, – посоветовал я, с комфортом располагаясь в мягкой горе подушек, – думаю он войдёт в положение и не станет отрубать твою голову. Ограничится ногой. Или рукой.
Галька впихнула Баджару внутрь и хлопнула солдатика по плечу. Тот покосился на неё и его челюсть немедленно рухнула вниз, удержавшись только на завязке шлема. Судя по всему – это был один из фаворитов любвеобильной кошечки, оставленный ею в живых, за какие-то особые сексуальные подвиги.
– Шарах, – пробормотала Галя, сложив губы бантиком, – я тебя умоляю – не действуй ему на нервы! Ты можешь не дождаться того момента, когда тебе отрубят голову, потому как это незачем будет делать. Заткнись и делай своё дело.
– Как прикажешь, моя богиня! – с трудом переводя дух, просипел офицер, пожирая кошку восхищённым взглядом, – ради тебя я готов на всё! Обожаю тебя…
Млея от всех этих глупостей, львица запрыгнула внутрь и устроилась рядом со мной, продолжая блаженно ухмыляться. Пленник задумчиво посмотрел на неё, а потом перевёл взгляд на Шараха, ревниво зыркающего в мою сторону. Когда дверь захлопнулась, отрезая звуки коротких команд, пленник вытянул длинные ноги и пробормотал:
– И будут они кумирами и многие склонятся перед ними. И прибудет смерть, но не в образе страшного убийцы, а мягкими лапами ласковой кошки ступит на порог спальной комнаты, дабы собрать свою дань с любовного ложа…
– Что-то очень знакомое, – буркнул я, запуская пальцы в Галькину шевелюру, – где-то я уже читал подобное.
– Тень Льва, – усмехнулся Баджара, – древняя книга. Долгое время я считал, что не сохранилось ни единого экземпляра. Но, совсем недавно, мои люди привезли полуистлевший том, который они нашли в доме Филама. Начало и конец книги превратились в пыль, но середину ещё можно изучать.
