Утро красит… Хотя нет, не особо. Дождь зарядил, волки где‑то далеко воют, им собаки в деревне отзываются, типа — мы вас не боимся. Прислушался, как раз в той стороне, где я трупы княжеской стражи покидал. Пусть жрут. А будут наглеть серые, удавлю нафиг. Кстати, своё слово я боярыне сдержал. И язык вырвал и в жопу затолкал. Такая вот я зверюга. Ладно, пока мои любимые валяются, займусь хозяйством.

Ну, по хозяйству повозился, потом завтрак, это уже как по накатанной — привычно. Мои сладкие выползли, попытались намекнуть на счёт помочь, отогнал. Сказал, что успеют ещё наработаться, а так — не царское это дело. Снова похихикали. Уселись и стали смотреть, как я вожусь. А я затеял калитку ремонтировать. Выбрал брёвнышки и клиньями, на плашки начал распускать. Потом, на столярный стол их и рубанком обработал. И не лень им пялиться? Чай притащили, варенье Купава достала. Сидят, болтают, да и пусть. О, обед же скоро!

— Ну и что мои сладкие девочки хотят на обед?

— Я не знаю, я бы сама затеяла готовку, а теперь боюсь даже и предлагать, — вздохнула Купава, — Ты же мне ничего не позволяешь делать. Да и готовить, так как ты, я не умею. Будешь так кормить, растолстею как свинка.

— Не растолстеешь, это больные толстеют и от дурной пищи. А у нас всё свеженькое и ты у меня ягодка спелая и здоровая. Так что не беспокойся на счёт этого. И нечего тут тебе здоровье своё работой гробить. Я и сам всё успеваю. Вот не буду успевать, ты и поможешь. А на обед я нам щей сварю, таких, чтобы ложка стояла! — я мечтательно прищурился, — Со сметанкой, с чесночком, а на стол — перчик, горчица, лучок зелёный, хлебушек свежий. А ещё, есть у нас волшебный напиток, под названием — водка. Чистая, как слеза, холодненькая…

— Хочу! — грудным голосом выдохнула Рогнеда, сложив руки у груди в молитвенном жесте и непроизвольно сглатывая.

— Хочешь? Значит, будет! — улыбнулся я.

— Правда, я не поняла половины из того, что будет на столе, — сказала Рогнеда.

— Не грусти, Рогнедушка, я тоже не знала, пока милый не показал, не научил и не попробовала. Такого нет ни у кого и нигде, даже у князей вряд ли на стол такое подают, — гордо сказала Купава, — А у нас есть. И поверь, всё это очень вкусно. А вот откуда, Арес это всё знает и умеет, лучше не спрашивать. Так ответит, что ещё больше запутает, ничего не поймёшь. Я уже смирилась.

Я слушал Купаву и посмеивался. Как же я тут счастлив. Вспомнилась прошлая жизнь, другой мир. Жена, сын. На мгновение, сердце кольнуло грустью, надеюсь у них всё хорошо. А я тут, неизвестно где. Хотя, если тут прошлое, то жена и сын ещё не родились? Так получается? Но всё равно тоскливо временами. Эх… Ладно, выкинем эту грусть, тоску, печаль. Жёны щей хотят.

Так, незаметно, в хлопотах прошёл день. Отремонтировал калитку, двери навесил новые. Затем, деревенским советом порешали, что делать с привалившим богатством. А богатство‑то было не малое. За одни только брони и оружие, можно было пару таких деревень купить вместе с людьми и скотиной. А ещё и кони отличные — не местные рабочие лошадки. Порешали раздать излишек коней по родственникам из других весей и деревень, а кольчуги справные и оружие, припрятать. Оно очень дорого стоит, да и приметное. Как не странно, мужики не сильно боялись княжьего гнева. Видимо, слишком уверовали в меня. Хоть Коростень тут и старейшина, но главная сила в деревне — это я.

Тут ещё и менталитет такой, что своё право на власть надо доказать. Я доказал, а князь Киевский — нет. Князь в лице своих воинов по морде получил и невесту потерял, жидко обгадился, если просто сказать. Так что, по местным понятиям, князь лох, а я крутой перец. Так что вот.

На следующий день, разобрали разросшийся табун, разделили, куда и сколько. И гонцы — погонщики отправились в путь. Кузнец стучал в своей кузне, а я, можно сказать, бездельничал. Впрочем, Купава с Рогнедой тоже. Вся деревня жила своей неспешной жизнью, вчерашние проблемы ушли как бы в прошлое. Хотя, Коростень расставил посты за рекой, установив очерёдность. Мало ли чего. Чурки они такие, пока хорошенько по мордасам не настучишь, намёков не понимают.

Прошла ещё неделя… И вот вам здрасте — нарисовался ещё один отряд металлистов. На этот раз из Киева примчались. Количеством в полсотни рыл. В этот раз, сам воевода пожаловал, почтил так сказать — честь оказал нашей деревне. По братику соскучился, скотина. Потерял, беспокоится, наверное. А вот мне, его толстый ошейник сразу приглянулся. Килограмма полтора золота в нём, да ещё камушки какие‑то крупные вставлены. Красиво смотрится. Купава сказала, что это гривна называется, вроде как показатель статуса. Типа, он не простой урод, а крутой урод. А мне похер, как это называется, но в хозяйстве мне эта штука нужнее. Вдруг пригодится. Так что, он ещё не знает, но эта самая гривна уже не его — она моя.

Приехали, пошумели, вопросы задавали, типа, проезжали тут воины, или не проезжали. Был возок с княжной или нет. А Коростень им всё как есть честно рассказал, что да — проезжали и княжну видел, и поехали все они в сторону Киева, мол, больше этих воинов он не видел. И ведь, не словом не соврал!

Воевода собрал своих вояк и поскакали они обратно. Ну, думаю всё, свалили. А нихрена! Через часа полтора, вернулись. Да ещё злые такие. Оказывается, вышел им на встречу волхв наш, и всю правду им рассказал. Что княжна тут, что я гад такой, воинов живота лишил. Вот откуда знал? Наверняка, кто‑то из деревенских проговорился. Сложить два и два не сложно, народ не дурак, всё понимает.

За что этих сук религиозных ненавижу, вот за подобную гниль. Что в церкви было у попов, что тут — у волхва. Исповедь, мать их. Тайна… Сбор сведений и использование их в личных целях, вот как это называется. И развешивание лапши, на уши доверчивых прихожан.

Как увидел я эту толпу — с воеводой во главе, несущуюся по улице, так сразу мне всё понятно стало. Взял я своё копьё, а оно у меня не простое было — полностью металлическое, сам ковал. И выскочил им наперерез. Мне это копьё, как раз по руке было, всё равно, что прутиком махать. По весу, килограмм эдак в двадцать пять прутик. Ну, так вот, выскочил я им на встречу. А чего? Только калитку новую навесил, вдруг опять поломают.

Только этот воевода начал свою приветственную речь, на тему — всех убью, всё сожгу. Только они собрались меня жизни лишать — как из разных сторон деревни, на них стрелы посыпались. Это оказывается, засранец Коростень с мужиками решили мне помочь. Самооборону организовал. Как я потом узнал, тут и меркантильный интерес имелся. Родня из других деревень, ещё коней просила, ну если снова лишние появятся. Очень уж им предыдущая халявная партия понравилась. А тут, вот они — кони лишние, сами прискакали. Всадники не в счёт, это дополнительный бонус. Ладно, пока наши охотники их стрелами утыкивали, я включил свой пропеллер из копья. Две минуты, и полсотни всадников нет. А кони есть. Да разинувшие рот мужики в ассортименте. Такого что они увидели, им больше никто не покажет. Прыжки через головы конных всадников, разваливающиеся тела от удара копья… Выглядело, видимо очень эффективно и страшно, вон как охренели, пришлось прикрикнуть, чтобы с тормоза снялись.

И снова началась мородёрка. В этот раз, я только пояса, шеи и кошели обшарил. Собрал все серебряные и золотые гривны, ну и так по мелочи набрал полезных штучек. Из оружия и брони ничего себе не приглядел. Чувствовал, что самое ценное и где на телах оно спрятано. Хорошо поживился. Главная ценность — ошейник воеводы у меня, хотя и остального тоже хватало. Всё остальное мужикам сказал собирать.

Купава с Рогнедой сидели и дрожали, а когда я добро притащил, быстро дрожать перестали — стали богатство разбирать, да восторги высказывать. Умнички мои, домовитые. Купава‑то не особо в ценах и всём остальном разбирается, а вот Рогнеда, когда увидела сколько у нас всего есть из золота и серебра, просто за голову схватилась. Не у каждого зажиточного боярина в сокровищнице столько есть. А что? А я ничего. Ну, то разбойников побью, да тайники их подчищу, то ещё где подберу, что плохо лежит. Да и сколько там того золота? Килограмм сто всего‑то набралось за всё время. Да серебра бочонок, там тоже килограмм триста. А меди и не знаю, дохренища и больше. Я уже думал её на переплавку пустить, да всё некогда было. Ну, и украшений всяких шкатулок несколько.