– Я пошутил.

– Надеюсь.

Суббота, утро. Первая остановка – магазин «Застенчивая невеста». Конечно, Мэри собиралась шить платье на заказ, но сперва решила ознакомиться с новейшими тенденциями моды в лучших магазинах.

Прямо от входа и до манекенов со свадебными платьями простиралась алая ковровая дорожка, и мои запылившиеся сапоги выглядели на ней просто жалко. Я почувствовала себя Железным Дровосеком из «Волшебника страны Оз», помните, он еще не верил, что дороге когда-то придет конец.

Мэри же, напротив, вела себя, как та чертова Элли. Она так рванула к платьям, словно ее целью было стать первой и единственной застенчивой невестой, которую обслужат сегодня в этом магазине.

– Кто у нас тут невеста? – подлетела к нам продавщица. Как будто и так было не видно, что одна из нас нормальная, а по другой плачет дурдом.

– Я, я, я! – закричала Мэри.

Видимо, сеть свадебных магазинов «Застенчивая невеста» основала бывшая стюардесса, она же и научила сотрудниц краситься. Во всяком случае, наша продавщица выглядела именно как представительница этой профессии. Ее лицо лоснилось от темно-коричневого грима, и невольно возникала мысль, как ее вообще допускают до белых платьев. Но Мэри счастливо щебетала, а продавщица усадила ее в позолоченное кресло с розовой обивкой и протянула буклет с образцами.

– Что именно вы бы хотели? – спросила она.

– Думаю, торт со взбитыми сливками, только без малины, – брякнула я, не очень-то заботясь о вежливости.

Мэри поджала губы и бросила на меня негодующий взгляд, а потом сама обратилась к продавщице:

– Знаете, пусть это будет классическое платье. Не вычурное. Не эксцентричное.

Между прочим, никто ее за язык не тянул. И не скажи она этого, у меня бы не так отвисла челюсть, когда я увидела, на каком платье Мэри остановила выбор. Мария-Антуанетта и та задумалась бы, не слишком ли это помпезно для грядущего бала. Юбка из тафты была такой необъятной, что Мэри застряла бы даже в самом широком проходе супермаркета «Сейфвей», не говоря уж о небольшой часовне, где ей предстояло венчаться. Представляю, что за платье Мэри выбрала бы, реши она не скромничать, а оторваться на полную катушку!

– Мне нра-авится, – пропела она, поглаживая корсет с толстенной золотой вышивкой, толще, чем на гвардейском мундире. – А как же головной убор?

– Я знаю, что сюда подойдет, – обрадовалась продавщица. И со счастливой улыбкой протянула Мэри жутковатый головной убор, очень похожий на рождественский подсвечник «Питер Блю» времен моего детства (помните, конечно?). Эти подсвечники делали каждый год перед праздниками, перевязывая золотой веревочкой две вешалки и украшая все это мишурой.

– Какая прелесть! – ахнула Мэри.

Я в отчаянии обернулась к продавщице, моля взглядом о поддержке, но та зачарованно смотрела на «Питера Блю», не в силах оторваться, словно ей представился единственный в жизни шанс взглянуть на посмертную маску Тутанхамона.

– Ну и что это, по-твоему, такое? – спросила я Мэри. Мы дружили уже десять лет и, как правило, не обманывали друг друга, если одна из нас примеряла откровенную дрянь. Вот, например, месяц назад Мэри чуть не загнулась от смеха, когда я втиснула себя в узенькие кожаные брючки в «Топшопе». Конечно, я была не в восторге от ее реакции, но подумала, что в этом-то и заключается обязанность настоящей подруги – предостеречь от покупки дерьма. Так что сейчас это была, так сказать, услуга за услугу. Мэри, правда, так и не оторвала взгляда от короны.

– Нравится? – спросила продавщица.

Мэри вздохнула:

– Великолепно.

Великолепно? Держите меня семеро! В мою подругу вселилось какое-то существо – идиотское Нечто, которое возомнило себя идеальной невестой. И это – Мэри Бэгшот, также известная как Главный Циник. Пессимистка. Женщина с убийственным остроумием. Упакованная в «Версаче» и «Армани». Женщина, которая на расстоянии пушечного выстрела отличит поддельную сумочку «Прадо» от настоящей. Женщина, которой ничего не стоит красиво и с шармом обвести вокруг пальца любого телевизионного продюсера, вставив такой пункт в контракт своего актера, что, вчитавшись, продюсер хватался за голову, да было уже поздно. Но вот на ее пальце появляется кольцо, и она напрочь теряет чувство стиля.

Мне ничего не оставалось, кроме как смотреть с ужасом на Мэри и продавщицу, которая помогала ей закрепить блестящую тиару на голове под нужным, «девственным» углом. Потом они улыбнулись друг другу и заворковали, точно безмозглые голуби.

– Просто невероятно, – сказала Мэри и, театрально хлопнув в ладоши, замерла перед зеркалом, сложив руки бутончиком. Никогда не видела, чтобы она делала так. Никогда. Существо, вселившееся в нее, явно обожало банальные жесты, и вкус у него начисто отсутствовал.

– Как я выгляжу? Вам нравится?

Продавщица жизнерадостно закивала, не переставая улыбаться.

– Конечно! Мне очень нравится! – отвечала она. – Мэри, это неповторимо!

Да уж, неповторимо. Как держатель для туалетной бумаги.

– Какая я хорошенькая! – пропела Мэри и закружилась по примерочной, подметая красный ковер пышными юбками. – Хорошенькая, пригоженькая, одна-единственная такая!

– Ну, уже не одна, – сострила продавщица. – Муж-то в кармане. Главное дело сделано, Мэри!

– Сделано, сделано, я выхожу замуж, – повторила Мэри, словно все еще не в силах поверить в это.

Только я-то знала, что она давно в это поверила, я хорошо понимаю интонации ее голоса. Просто подруге хотелось, чтобы слова о предстоящей свадьбе звучали скромнее. Это делалось на благо мне: я должна была поверить, что она и сама в изумлении от происходящего. Она улыбнулась мне широкой улыбкой человека, испившего из тайного колодца счастья, к которому допускаются только избранные, – то есть женихи и невесты.

– Однажды и ты окажешься на моем месте, – пообещала Мэри.

– Кто сказал, что мне это надо? – хмыкнула я.

– Нам всем это надо, – сказала продавщица с видом духовного наставника, читающего проповедь. – Каждая из нас мечтает об этом, и вдруг мечта сбывается!

И вот тут я поняла, что значит быть единственной нормальной женщиной на встрече степфордских жен.

Мэри неохотно переоделась. Честно говоря, она вела себя, как ребенок, которого уговаривают снять костюм феи и лечь спать. По дороге к метро она взяла меня под руку и принялась рассуждать о преимуществах атласного платья перед крепдешиновым. Я с ней не спорила.

– Ты ничего не говоришь, тебе наплевать, – обиделась подруга.

– Ничего подобного.

– А я говорю, наплевать. Как только мы вошли в магазин, ты как в ракушку спряталась. Лиз, ты ведь не завидуешь?

– Да что мне завидовать-то? – спросила я. – Можно подумать, у меня никого нет.

– Есть, конечно, но…

– Что «но»? – вздохнула я. – Мы с Ричардом не хотим жениться. Мы счастливы и так. А я все еще не пришла в себя от того, что ты устраиваешь весь этот карнавал.

– Но почему? – спросила Мэри.

– Потому что думала, что ты не веришь в брак. Пока мы учились в колледже, ты все повторяла: что толку жениться, если один портит жизнь другому, как это было с твоими родителями. Не ты ли обещала, что скорее потратишь десять тысяч на новую ванную, чем на платье-занавеску и свадебный пирог для родственников, которых и в лицо-то не помнишь, потому что годами избегаешь встреч с ними?

– Я прямо так и говорила?

– Да, так.

– Ну что ж… Это было до того, как я встретила достойного человека. Знаешь, я думаю, выходить замуж – это как рожать. Ребенка не хочешь до тех пор, пока он не появился на свет. Ну а уж там забываешь и про варикоз, и про опущение влагалища, и про растяжки, и только ждешь крестин. Наверное, я язвила по поводу замужества, поскольку боялась, что мне никто не сделает предложения. Чтобы все думали, мне наплевать, не зовут замуж – и не надо.

– Понятно. А теперь можно не скромничать.