Коля лежал на второй полке вагона и под стук колес переживал и опять вспоминал, что с ним произошло и случилось за это время. Если бы не страшная тяжесть обвинения и те непоправимые последствия, которые оно могло бы иметь, наверное вся эта история осталась бы мелким эпизодом. До посадки в тюрьму Коля не понимал, что означает термин "философия", и не понимал что значит думать "о смысле жизни", о вечном, о серьезных вещах. Коля, правда, читал Канта и других мыслителей, но ему всегда важна была только мысль, радость, которую она вызывает, и только. Раньше он не понимал людей, прошедших горнило каких-то тяжелых событий, которые говорили: "Тебе этого не понять."

   Теперь его мало интересовали амбиции, личные обиды и прочие такие мелкие вещи. Он действительно понял, что нет ничего кроме бесценности каждого дня существования и кроме бесценности человеческой жизни. Выбравшись из смертельной ловушки, из капкана, куда он попал, Коля понял что ему сильно и случайно повезло. Закрыли бы его на пожизненное заключение в тюрьму на остров Огненный, и ничего уже потом он не смог бы доказать, - хоть всю жизнь пиши потом письма, просьбы и протесты в Генеральную Прокуратуру и Государственную Думу.

   Суд по таким фактам и обстоятельствам, учитывая, что было еще и "Заявление" бечевки о нападении на нее с ножом у Говнотечки, и что она была готова дать показания на суде, был бы простым и примитивным. Что бы не говорил бы Коля на суде, ничего бы ему не помогло. А провести вновь экспертизу по отсутствующим и давно уже выброшенным на помойку "материалам следствия" было бы уже невозможно. И пришлось бы Коле всю жизнь горевать в четырех стенах каменной тюрьмы.

   Под неторопливый стук колес Коля ехал посреди белорусской и русской Осени. Ближе к берегам Балтийского моря становилось теплей, деревья уже сохраняли не только красный, но и зеленый наряд. Чем дальше от Москвы, тем больше попадалось зеленых деревьев. Сильный ветер перелетал через крышу качающегося вагона. И волны багряного моря на мгновение вспенивали осеннее белье. Коля лежал на верхней полке качающегося вагона и сочинял письмо, которое он напишет Наташе. Что она хорошая, хорошая, хорошая. Коля всегда чувствовал, что все самое лучшее, что есть в нем, направлено к Наташе, принадлежит ей. Что бы он там не написал Наташе в этом письме, он всегда мог написать ей только одно слово.

   И каким же счастьем было всегда увидеть ее хотя бы только один раз. Какая это всегда была радость. Когда он раньше ухаживал за Любой, он ей сказал:

   - Постой немножко. Я посмотрю на тебя. Ведь я так мало тебя вижу.

   А она остановилась на минуту напротив него, посмотрела с улыбкой и сказала:

   - Ну что, насмотрелся?..

   Вот и Наташу ему хотелось видеть каждую минуту, знать о ней всегда все, и чтобы она была всегда рядом.

   Ну и что, что он старше ее? Ну и что, что он, может быть, умрет через 30 или, скажем, через 35 лет? Может быть, если Наташа будет рядом, это будет что-то такое, что можно будет назвать словом счастье. А может быть, Коля будет себя так же хорошо чувствовать как и его отец и проживет еще долго.

   И потом, у Наташи останутся после него двое или трое детей. А это самое главное в жизни.

   38

   Коля и сам не знал, почему он с такой абсолютной силой воспринимает некоторых девушек, некоторых людей, и почему он им так абсолютно верит. Верит, как в тетю Лиду или как в свою маму. Почему так устроено у него в жизни, что какие-то люди ему безразличны, а один человек вдруг становится совсем родной. Как будто такую девочку специально для него сделали, изготовили на какой-то фабрике. И кто-то сказал ему: "Это она."

   Это, как маленькая Гуля, когда она была совсем еще маленькая, когда с ней играли в прятки, и она пряталась, она становилась за штору, закрывала глазки, и думала что ее не видно, а когда ее находили, она кричала звонким голоском:

   - А вон она!

   Так и тут. Как буд-то бы кто-то указал ему на Наташу и сказал: "А вон она!". Это был Ангел, ребята. Это был ангел.

   А ночью Наташа лежит, уже спит, прочитав учебник по биологии, и созвездия Тортиллы встают и светятся красной звездой у нее над головой. И волны Балтийского моря вспенивают багряное осеннее белье. И вдруг мокрые брызги из раскрывшейся форточки упадут ей на голову. А потом опять. И снова.

   Она встанет, закроет форточку, а форточка вновь откроется. И кто-то снова брызнет на ее голову водой. Она крикнет:

   - Ну что тебе надо?..

   И посмотрит: кто там балуется. А это Ангел, маленький, сырой, потому что он летал в ветках и листьях среди деревьев и промок. Он сидит на форточке и брызгается.

   Наташа встанет, включит компьютер и прочитает Колино письмо. И скажет:

   - Глупый ты, - скажет, - И все.

   Она не скажет: "Дурак". Нет. Она скажет: "Глупый ты, Коля, и все."

   39

   Коля ехал среди Осени и думал обо всей прошедшей жизни. Было чувство, что после смерти тети Лиды он остался один на

   земле. Он вспоминал стихотворение Игоря Шкляревского:

   Кто-то в поле срывает стоп-кран.

   "Стой! Держи!" - и опять не поймали!

   Он бежит, задыхаясь, в туман,

   Вдоль болота осеннего, к маме.

   Отоспится, попьет молока,

   И, как коршун, взлетит на подножку.

   Глаз наметан, и ноша легка,

   Сэкономил дорожную трешку.

   Проводницы сходили с ума,

   Машинисты от страха дрожали,

   Но однажды настала зима,

   Поезд шел, тормоза не визжали.

   И не стал он взрослее к зиме.

   И удача к нему не стучалась.

   Просто в этой холодной земле

   Никого из родных не осталось.

   Коля был не согласен с Львом Толстым, который презрительно относился к женщинам, и с Пушкиным, который написал: "Темно у них воображение, не понимает нас оно, и призрак Бога, вдохновение, для них и темно и смешно.", и был несогласен в этом вопросе с Есениным. Он считал, что им просто не повезло, и что они просто не встретили такой женщины как тетя Лида или его мама. Просто такие честные, нравственные, порядочные женщины не так часто встречаются. И у самого Пушкина дочка Наташа была такая же как тетя Лида или его мама и доказала это всей своей жизнью. Не все же такие дуры, какой была жена Пушкина Наталья Николаевна. У этой Натальи Николаевны Гончаровой и мать была такая-же дура, как и она, и отец. И вообще она была из семьи хамов. Это известно. У них вся семейка была такая. А вот на дочке Пушкина, Наташе, уже можно было бы жениться. 50% нормальной крови, и уже можно жениться. Все в порядке!