Итак, старшего сержанта звали Вячеслав или просто Слава, его спутника – солдата-водителя звали Толиком. Вдвоем на военном газике они стали приезжать ко мне к назначенному часу. Все вместе мы подсаживались к столу и час-полтора, открыв учебник и тетрадь, штудировали тригонометрию. Я помнила, каким камнем преткновения был этот предмет для меня в школе, еле-еле вытянула я его под конец на четверку. А тут все пошло, как по маслу. С первой страницы учебника, читая параграф за параграфом, вникая и сама в прочитанное, я стала объяснять молодым людям весь учебный материал. Соотношения между сторонами и углами треугольника; синус, косинус, тангенс, котангенс… Теперь-то все было понятно, а когда понимаешь сам, легко объяснить и другому. И дело пошло: от урока к уроку мы продвигались довольно быстро и уверенно.

Попутно говорили и на общие темы. Иногда я зачитывала им какие-то смешные заметки из газет, рассказывала о своей работе, жаловалась на мальчишек – нарушителей дисциплины. Интересова-лись они и моими увлечениями. Конечно, просили сыграть на аккордеоне. Обоим им нравилось петь. Слава даже выступал на армейской сцене, хорошо пел своим низковатым густым баритоном. Его коронным номером на тот момент была популярная песня:

Ночью, в тихих улочках Риги

Слышу поступь гулких столетий,

Слышу века, но ты от меня далека,

Так далека, что тебя я не слышу.

Ночью мое сердце крылато,

Верю, что полюбишь меня ты,

Время придет, и по улочкам Риги вдвоем

Будем бродить мы с тобой до рассвета…

Слава был симпатичным стройным среднего роста парнем с коротко стриженными волнистыми русыми волосами. Это был человек военного типа: сдержанный, дисциплинированный, строгий. До перевода на Дальний Восток он несколько лет служил на финской границе. На своей погранзаставе был теперь первым помощником командира части. Настоящий военный!

Прошло несколько недель, и однажды он явился ко мне в гражданской одежде, с букетом цветов. И после первого успешного штурма тригонометрических функций вдруг что-то изменилось в наших чисто школьных, типа «учитель-ученик» отношениях. Неожиданно для меня он сделал мне предложение выйти за него замуж. – Быстрота и натиск! И не дать «противнику» опомниться! Я молчала, потом попросила ждать ответа.

В ближайшие выходные я поехала домой и рассказала обо всем родителям. Папа сразу предупредил меня: «Смотри, дочь, будет двойная нагрузка».

Итак, дело приняло серьезный оборот, и надо было в следующую нашу встречу дать Славе ответ. А как же все мои планы? Они могли рухнуть. О замужестве я все еще всерьез не думала, а уж офицерской женой стать вообще никогда не мечтала. О такой женщине писала в своих стихах Римма Казакова:

Поделись со мною скукой,

офицерская жена.

По-армейски очень скупо

начинается весна.

Муж уехал на маневры.

Жди. У двери долго стой.

Прямо действует на нервы

запах лиственниц густой!

На судьбу свою посетуй,

подосадуй на себя:

от порога –

за полсвета

увела тебя судьба…

Дождик каплет,

дождик каплет,

пограничный гриб как зонт.

Здесь не Сочи и не Капри.

Здесь военный гарнизон.

Для тебя здесь нет работы.

А пойти – куда пойти?

На резиновые боты

налипает полпути!...

Сколько мужества и любви надо иметь в душе! А любви-то у меня и не было. Не могла она созреть так быстро, нужно было время, и я решила честно сказать об этом парню. Он, конечно, обиделся, пытался искать причины моего отказа. Одной из них он считал наше с ним разное положение в обществе. Прекратились его визиты, правда, ненадолго.

141. В новом взрослом окружении

В связи с уплотнением графика моей работы бывали дни, когда я вела по шесть уроков подряд. Тогда я узнала, как это непросто: шесть часов на ногах, в напряженном состоянии, говорить, говорить. Это было по-настоящему трудно, за это время я выкладывалась полностью, ощущая потом усталость и какое-то опустошение. После уроков быстро шла в совхозную столовую, едва успевая попасть туда до 14-ти часов, в последние минуты перед закрытием. Работала она бесперебойно и, поскольку совхоз был животноводческий, в столовой всегда имелись мясные блюда, что позволяло хорошо подкрепиться и восстановить свои силы. Приходя домой после обеда, я часа два-три спала, и только после этого чувствовала себя снова работоспособной. Однако некоторым учителям не нравилось то, что я не контролировала свой класс после уроков, и на первом же педсовете мне было сделано замечание. Оправдания о необходимости обеда казались им не слишком убедительными. Кто-то вызвался даже продать мне мешок картошки, советовал отваривать ее и есть с селедкой. – Не бойтесь, не будет у Вас гастрита!

Мое домашнее хозяйство в то время было еще слабо налажено, и много продуктов я не запасала. Обидевшись на эти нарекания, я все-таки продолжала посещать столовую.

Прошел первый месяц работы в школе. В начале октября традиционно отмечался День учителя, и в своем почтовом ящике я нашла в этот день много, много поздравительных открыток, подписанных детьми всех пяти классов, в которых я вела химию, биологию и пение. В сложенном виде это была довольно толстая стопка. Такого количества поздравлений, присланных в один день, мне больше получать не приходилось, и я долго потом хранила эти послания.

И это было признание, хотя абсолютным оно не являлось. Отдельные дети могли быть жестокими даже на фоне неоспоримых стараний учителя. Это были зачатки той человеческой неблагодарности, которая так расхожа во взрослой жизни. А может быть, сказывалась моя молодость, неопытность, и дети относились ко мне как к человеку, более близкому им по возрасту, чем другие учителя. Так оно в сущности и было, но порядку на уроках иногда мешало.

Другой сферой приложения сил стала для меня комсомольская работа. Начался новый учебный год в системе политпросвещения. По заданию Райкома ВЛКСМ при комсомольской организации совхоза должен был работать кружок марксизма-ленинизма, и секретарь Комитета комсомола, не долго думая, поручил вести этот кружок мне. Нам прислали программу занятий, к каждому из которых мне нужно было читать отдельные работы классиков марксизма. Это было кстати, так как могло пригодиться для подготовки к экзамену по философии. И в выходные дни, свободные от поездок домой, я конспектировала эти работы, беря книги в сельской библиотеке. Политзанятия проводились один раз в неделю. Руководителей таких кружков время от времени приглашали в Вяземский Райком ВЛКСМ на районные семинары. В такие дни от работы эти люди освобождались.

Забегая вперед, скажу, что Райком пополнял свои ряды кадрами, работавшими на разных должностях в разных частях этого же района. Привлекались особо отличившиеся комсомольские активисты. И однажды к нам в село приехал Секретарь Вяземского райкома. Он наведался ко мне домой с предложением в будущем стать работником райкома. Но от комсомольской работы я отказалась, признавшись Секретарю, что хотела бы в дальнейшем заниматься наукой. И он с пониманием отнесся к этому.

Кроме кружка по политучебе были у меня и другие комсомольские дела. Довольно быстро оказалась я вовлеченной в молодежную художественную самодеятельность, поскольку в это время – осенью 1968-го года – началась активная подготовка к празднованию 50-летия ВЛКСМ. Да, то был юбилейный год. При сельском клубе проходили репетиции к праздничному концерту. Молодежь села, большей частью парни, охотно взялась за дело. Особенно любили ребята петь – громко, от души – комсомольские песни, лирические, эстрадные. Аккомпанировали им по очереди мы с баянистом. Настоящим, как сейчас говорят, «хитом» программы была тогда быстрая и ритмичная песня «Лада» (Хмуриться не надо, Лада…). После показа кинофильмов в клубе обычно устраивались танцы, и я посещала их.