Но мне нужно было работать, писать «диссер», как шутя называл мой труд Владимир. Каждый день я ходила в Краевую научную библиотеку и работала там до ее закрытия. Вскоре общие главы были уже напи-саны. Над остальными пятью главами пришлось еще долго трудиться.

В выходные дни мы с Владимиром отдыхали на берегу Амура, недалеко от своего дома. Владимир учил меня плавать. Для начала я должна была проплыть всего несколько метров, работая ногами, вытянув вперед руки и опустив лицо в воду. Это позволяло почувствовать свою плавучесть. Затем я училась проплывать несколько метров «вразмашку», как бы дотягиваясь поочередно руками до новой цели, старалась подавать вслед за руками и корпус тела вперед и опять же работать ногами. Когда это стало получаться, на глубину заходить я все-таки боялась. Помог случай. В то лето на ближайшем к нам участке реки велись дражные работы. Плавучая землечерпа-льная машина выгребала со дна реки песок, промы-вала его и сгружала снова в воду, в одну большую конусообразную кучу, которая возвышалась над водой наподобие песчаного острова. Таких, недалеко отстоящих друг от друга островов на месте дражных работ имелось уже несколько – целый архипелаг, так что можно было с одного острова доплыть до другого. Мы выбрали пару островов, стоявших недалеко от берега. Расстояние между ними не превышало и десяти метров, глубину реки мне проверять здесь уже нельзя было. Владимир стал учить меня преодолевать вплавь это расстояние. Сначала он плыл рядом со мной, чуть поддерживая меня под водой, затем опора исчезала, до суши было рукой подать. И я старалась доплыть. Постепенно сама стала курсировать между островами. Так мой супруг научил меня плавать на глубине. После 20-го августа температура воды в Амуре начинала понижаться, для Владимира она становилась уже холодной – все-таки он был человеком южным. А я еще спокойно могла плавать в это время, и он лишь наблюдал за мной, сидя на берегу.

В конце лета мы ездили с друзьями на Второй Воронеж. Погуляли по еще зеленым окрестностям города, заодно насобирали опят. Теперь была их пора: целые семейки этих хрупких грибов на тоненьких ножках лепились на поваленных старых деревьях, у корней, на пнях, находившихся на опушке леса. Вернувшись в город, все вместе направились к нам домой, приготовили грибы, поужинали. Потом разу-чивали новую песню, которую я впервые услышала по радио в том 1972-ом году, записала слова, подобрала мелодию на слух. Это была авторская песня, каких много имелось в репертуаре походном, а теперь и в семейном. Авторские песни – это особое видение какой-либо экстремальной ситуации или чего-то примечательного, переданное поэтическим возвышен-ным слогом. Они навеяны романтикой, поиском истины. Их любят люди, которые «идут по свету». Да, эти песни хочется не только слушать, но и петь вместе под гитару, под аккордеон, просто голосом. Слова этой новой песни напомнили мне о недавнем таежном походе, о волнующей красоте дикой природы. Вот эти строки.

Я расскажу тебе

много хорошего

В ясную лунную

ночь у костра,

В зеркале озера

звездное крошево

Я подарю тебе

вместо венца.

Бархатом трав лесных

плечи окутаю

И унесу тебя

в звездную даль,

Чтобы не знала ты

встречи со скукою,

Светлою радостью

стала печаль.

Нежною песнею

стужу развею я,

Чтобы растаяли

льдиночки глаз,

И расскажу тебе,

если сумею я,

Как я люблю тебя

тысячу раз.

Пение под мой аккомпанемент было для нас с мужем любимым занятием – вечерами, когда отступали дневные заботы. Репертуар был обширным: русские и украинские народные песни, авторские, лирические, звучавшие по радио и на телевидении в наше время.

Осенью нам опять предстояла разлука. Как аспирантке последнего – третьего – года обучения, для работы с литературой по теме диссертации, для кон-сультаций с ведущими специалистами мне полагалась командировка в центральные научные учреждения страны. Главным из них по моей специальности был Ботанический институт – БИН АН СССР имени В.Л. Комарова, находившийся в г. Ленинграде. Однако к моей командировке было приурочено и еще одно научное задание. В начале осени наш ХабКНИИ получил сообщение о предстоящей в конце октября Всесоюзной Конференции молодых ученых на ВДНХ в г. Москве. Для участия в Конференции нужно было срочно отослать в Москву тезисы доклада, который бы отражал достижения научной молодежи института, в том числе и мои, за минувший год. Вместе с и.о. заместителя директора по научным вопросам П.В. Ивашовым – собственно, идея послать меня на эту Конференцию принадлежала ему – мы составили эти тезисы, отослали их в Оргкомитет по проведению Конференции и вскоре получили приглашение на нее. Маршрут моей поездки выглядел следующим образом: в начале октября я лечу на самолете в Ленинград, работаю там; в конце октября – прибываю в Москву на Конференцию; на выходные дни, за свой счет, лечу на Украину, где в это время в гостях у своей матери проводит отпуск мой супруг; затем я снова возвраща-юсь в Москву, откуда самолетом лечу в Хабаровск.

Подошел октябрь. Я прилетаю в Ленинград. Встретил меня в Аэропорту муж моей подруги – Гена М., обучавшийся тогда в аспирантуре в этом городе. Он помог сориентироваться, добраться до «Гостиницы Ученых» на Скобелевском проспекте. Ботанический институт найти было не сложно. Это большое старин-ное здание, на месте Аптекарских садов, существовало еще с середины XVIII столетия. Здесь размещался богатейший гербарий, собранный в разных концах нашей необъятной страны, а также в разных частях планеты. Здесь находилась фундаментальная естество-ведческая научная библиотека. Выдающиеся ученые – классики ботанической науки – работали в этом институте в разное время. Для ботаников Советского Союза БИН был своего рода Меккой, куда часто приезжали и где подолгу работали. Недели три я также просидела в библиотеке этого института, конспектируя работы по теме диссертации.

В это время в Ленинграде еще жила моя школьная подруга Кира, к которой я заезжала три года назад, возвращаясь из туристической поездки в Польшу. Мы продолжали переписываться. Я знала, что Кира вышла замуж и снимала двухкомнатную квартиру почти в центре города, в доме, расположенном в переулке Фонарном. В первые же дни пребывания в Ленинграде мы с Геной отыскали новое местожительство Киры, встретились с ней. Кира предложила мне пожить у нее, и я согласилась, так как отсюда быстрее было добираться до Ботанического института. Муж Киры, приехавший в Советский Союз из далекой Коста-Рики, заканчивал учебу в Ленинградском университете. У них уже был маленький сын, которого в честь своего отца Кира назвала Артуром. Новая фамилия Киры была двойной – Ортега-Вега. Примерно через год их семья должна была переехать к месту постоянного жительства мужа Киры – в Коста-Рику. Разрешение на выезд из СССР в то время получить было непросто.

Намерение Киры покинуть свою страну казалось мне тогда некоей дерзостью. Но Кира была уже наготове. Она паковала вещи, и в первую очередь те, которые нужны ей были для будущей работы в новой стране. Там она мечтала целиком посвятить себя любимому с детства занятию – живописи. Для пересылки багажом она готовила книги по изобразительному искусству, картины, деревянные изделия с хохломской росписью, другие предметы народного творчества.

Вечерами мы подолгу беседовали с Кирой или же небольшой компанией гуляли по сверкающему огнями Невскому проспекту. Однажды молодые хозяева устроили латиноамериканский ужин по случаю Дня рождения мужа Киры. Коронным блюдом на нем была особым образом приготовленная крупная пестрая фасоль, купленная Кирой на рынке.

После отъезда Киры в Коста-Рику наша переписка с ней оборвалась. Как-то я заезжала к ее маме, а через 25 лет после тех ленинградских вечеров я узнала стороной, что Кира стала-таки известной художницей и экспонировала свои работы в разных городах и странах.