В эту, удаленную от шоссе часть заповедной территории не проникали никакие звуки, сопутствующие человеческой деятельности. Здесь стояла тишина, от которой «резало» ухо. Известно, что в абсолютной тишине человек никогда не находится. Даже когда исчезают последние отголоски урбаниза-ции, остаются звуки природной среды, окружающей человека: шум дождя или порывов ветра, шелест листвы и так далее. Здесь же окружала нас неправдопо-добная тишина! Звуки, лесные шорохи начинали чудиться ночью, перед сном. Казалось, недалеко от палатки по своим тропам идут дикие звери. – Какие они деловые, какие неугомонные. Сколько они будут здесь ходить? – думала я. Но потом все-таки засыпала. Свою палатку мы ставили недалеко от ручья, так что обитатели лесов и в самом деле могли подходить к воде. Мы часто видели звериные следы, звериные тропы, но заметить живого зверя лично мне за все время работы в заповеднике удалось лишь один раз. То была грациозная и пугливая коричнево-золотистого цвета косуля, которая паслась на опушке леса вблизи реки Зеи. Не часто попадались на глаза и птицы. Однажды мы видели сидящую на ветке большую светло-серую сову, которая, повернув свою голову на 1800, удивленно взирала на нас.
Рельеф среднегорного района был спокойным, без резких поднятий. Нам, попавшим в эти угрюмые, сероватые от лишайника лиственничные леса, природа ставила все новые вопросы. Этот лес навевал ощуще-ние близости северной границы лесной зоны, за которой начиналась уже тундра, затем Северный полярный круг. Но на самом деле это было не так. Да, появление лиственницы даурской (она же – Larix gmelinii) ученые связывают с ледниковой эпохой. Как вид, она складывалась на вечномерзлых грунтах, в заболоченных равнинах севера и в таких же суровых условиях верхнегорного пояса. Затем она расселилась к югу, отвоевав местообитания у сосны. В целом лиственница как род, как древесная порода, распространена очень широко на территории России. Это – главная лесообразующая порода светлохвойной тайги севера Европы и Азии. И потому лиственницу считают национальным деревом России.
Сделав описания, пересчеты и замеры, мы шли все дальше, встречая что-то интересное по пути. То новый ручей, у которого ожидало нас еще не найденное растение. То вдруг на вершине водораздела рудимен-том доисторических времен вставал перед глазами останец горной породы, покрытый целой коллекцией мелких скальных папоротников: многоножкой, вудсией, камптозорусом и чрезвычайно редко попадавшимся – хейлантусом серебристым. То синими ягодами спелой жимолости хотели нас побаловать лесные дебри. Полакомившись, мы брали ягоду и с собой, и на стоянке варили с жимолостью вкуснейший кисель, крахмальной основой которого был обыкновен-ный любой другой кисельный концентрат. Встреча-лись нам и ягодники крупноплодной смородины – моховки – с бурыми кислосладкими плодами, а также – более обычной смородины красной.
Но подходило время возвращаться обратно, и к назначенному часу мы выходили из тайги на шоссе. Если машину приходилось ждать, мы усаживались на поваленное у обочины дороги дерево и играли с Гришей в шахматы или шашки. Маленькие дорожные шахматы, которые подарила мне подруга детства, я обычно брала в походы с собой. В случае дождливой погоды или ожидания транспорта они всегда приго-ждались.
Простившись с морем спокойствия лиственнич-ной чащи, мы снова возвращались в свою Зею-Пристань*). Ну а мне в середине полевого сезона по служебным делам потребовалось съездить в еще более крупный центр цивилизации – город Хабаровск. Заодно отвезти гербарий, взять кое-какие вещи, увидеться с родителями. Перед долгой поездкой мама с папой всегда просили нас с братом писать им письма. Папа даже не настаивал на подробных письмах – короткое письмо отправить гораздо легче. Главное, чтобы мы вовремя давали о себе знать. И мы всегда писали им. Уже чисто по своей инициативе я старалась излагать все обстоятельно, так что родители чаще всего были в курсе моих дел.
И вот я дома. Все вместе мы радуемся встрече. Родителям нравятся перемены в моей внешности, появившиеся в результате работы в тайге, постоянного лазанья по горам: загорелое лицо, чуть выцветшие волосы, подтянутый вид.
Сделав в Хабаровске свои дела, я вновь отправилась в г. Зею. В мое отсутствие Гриша, как мы условились, продолжал работу с таксационными материалами, начатую мной в Зейском лесхозе. К концу полевого сезона переписанных нами таксацион-ных описаний получилось четыре толстые общие тетради. Математическая обработка данных была произведена также моим студентом-рабочим. Осенью на основе этих материалов я написала свою первую научную статью «О некоторых закономерностях распределения растительности Зейского заповедника», опубликованную в сборнике «Ландшафты юга Дальнего Востока». За участие в написании этого сборника мне, как и другим авторам, была выдана денежная премия.
Но это будет потом, а пока мы втроем – я, Гриша и Гена начали готовиться к маршруту «на гольцы!», то есть в самую труднодоступную часть заповедника – район высокогорный (800 – 1400 м) – с преобладанием горнотундровой растительности и подгольцевых ельников.
154. Горнотундровый пояс
Гольцы – каменистые вершины максимально высоких для данной территории отрогов хребта. Участки гольцов находятся в северо-западной части заповедника – в верховьях реки Мотовой (1443 м) и в восточной, в бассейне нижнего течения р. Гилюй (1143 м). Гилюйскую вершину мы штурмовали во второй полевой сезон, сейчас же все внимание было приковано к высшей точке восточной части хребта Тукурингра. Чтобы попасть туда, надо проехать от г. Зея но Золотогорскому шоссе до отметки «52-ой км». Здесь тоже есть кордон, к которому мы должны в срок вернуться из похода.
Наш путь пролегает по тропе, идущей в узкой долине, вдоль русла реки Большая Эракингра. Время от времени по камням, по валунам мы переходим с одного ее берега на другой. Русло извилистое, неширокое и неглубокое.
Долина окружена склонами гор, нижние пояса которых заняты густыми и влажными еловыми лесами. Лишь в долинных ельниках ярус кустов довольно плотен, в остальных случаях – разрежен. Господствует здесь ель сибирская, производительность лесов низкая, однако возобновление ели достаточное. Травяно-кустарниковый ярус включает виды высокотравья – лабазник, какалию, а также папоротник – кочедыжник.
Тропа ведет нас все выше. Первым, с карабином на плече, идет Гена. На смену долинным ельникам приходят среднегорные – из ели аянской, в древостоях которой может быть небольшая примесь лиственницы. В подлеске – ольха кустаниковая, сморо-дина; нижний ярус либо мелкотравно-зеленомошный, либо бруснично-зеленомошный. Брусника здесь не плодоносит. К обычным видам таежного мелкотравья – майнику, кислице, грушанке – добавляются гудиера, калипсо. Это пояс темнохвойных лесов из ели аянской (800 – 1100 м).
В середине этого долгого пути делаем короткий привал, и снова продвигаемся вперед и вверх. Вот преграждает нам путь главное препятствие – река Мотовая. Она – из разряда горных рек с большим падением, быстрым течением, с перекатами и порогами или даже с водопадами. Но сегодня она мелкая и смирная – накануне не было дождей, и реку мы форсируем, перепрыгивая с одного крупного валуна на другой. Затем идём всё выше. Примесь берёзы каменной в древостое аянской ели подсказывает нам, что начался пояс подгольцовых ельников, а значит верхняя граница леса близка. Снижается сомкнутость древостоя, в подлеске появляется кедровый стланик; в травяно-кустарниковом ярусе наименьшее число видов, доминирует брусника. Площадь еловых лесов составляет всего 3,8% от общей лесной площади заповедника.
До наступления темноты, продвинувшись вверх и в подгольцовой полосе, мы приближаемся к избушке, окруженной стройным еловым лесом. Быстро разводим костер. Гена даже к ручью за водой ходит с карабином. – Ему видней! Собранные по пути грибы превращаем в грибной суп, добавив картофель, крупу и лук. На вершину опустилась тьма. Ужинаем в нашем деревянном укрытии при свете свечи. После трудного дня быстро засыпаем.
