Левая часть была меньше и проще, хотя и тоже вся в серебре и черном дереве. Перл открыла раздвижную дверь, за которой было нечто наподобие кабинета, нынче работающего под выставку. Или камеру пыток.
- Что это? - только и смог спросить я.
По стенам были увешаны самые разные приспособления - от заостренных палок, по виду, вековой давности, до арбалетов и новейшего оружия (их было мало). Были здесь и копья, и мечи, и штуки, о назначении которых можно было только гадать.
- Это? Это музей имени Дока Ван Хелсинга.
- Кого?
Перл хихикнула.
- Ты что, вообще не читаешь? Ван Хелсинг - охотник за вампирами. А это - сувениры на память от каждого из них. Неплохо вышло, да?
- Столько их было?
- Их было больше, но тут некоторые предметы представляют целый род. Он рассказывал мне про некоторых.
Она прошла вдоль стены, едва прикасаясь рукой к экспонатам.
- Это лорд Уорли… братья Тай… преподобный Густав Керр, глава “Горящего креста”… Зои Руссо, красавица, на Ватикан работала… семейство Хименес, классно управлялись с топором… Стэнли не-помню-как, пьянь запойная… Дансигер, слэйер… помнишь?
Еще бы не помнить. Кейси. Первое лицо, что я увидел в жизни, вместо мамочки.
Я скользил взглядом по стенам и внезапно поймал себя на том, что мой мозг без меня начал игру “найди несоответствия”. И нашел одно тут же, не выходя из этого музея. Никто и никогда на меня не охотился. Я не помню, что было до, но и после уже прошло немало времени, и никто (после Кейси Дансигера) пока не изъявлял желания сделать меня короче на голову. Что касается вампиров, то нападать на меня спешили только молодые и неопытные. С ними-то я справлялся легко, но старые, которых действительно следовало опасаться, обходили меня десятой дорогой, даже на их территории. Еще минута - и я поверю в ангелов-хранителей.
От размышлений мое внимание отвлекла одна вещь. На самом деле я не отводил от нее глаз, как только заметил, уже не слушая Перл, потом подошел и дотронулся.
Это было нечто вроде кнута или хлыста с гибкой серебристой струной, рукоятка из какого-то металла и дерева была сделана так совершенно, словно не на этой планете. Вещь очень красивая, завораживающая настолько, что я не удержался и взял ее в руки. И сразу понял, как с ней обращаться - эта струна могла отрезать голову одним щелчком и вернуться на место в рукоятке.
- А это звезда коллекции, - раздался тихий голос Перл, который акустика комнаты делала зловещим. - Лучший охотник, безупречный, безжалостный, с такой острой ненавистью, что она не угасала годами. Единственный в своем роде, кого Данте реально опасался. Несколько раз он был на волосок от смерти, и этот волосок ты в руках держишь… В конце концов легенды говорят разное: одни утверждают, что охотник сам стал вампиром, чтобы уравняться в силе и достать того, кого так ненавидел… другие - что это Данте его таким сделал… третьи - что в конце концов уничтожил… И никто - даже наш общий друг - так и не узнал его настоящего имени. Он называл его просто…
Дверь распахнулась так резко, что Перл запнулась на полуслове. Подкрадываться Данте не собирался.
- Predatore, - сказал он тихо. - То есть…
- Хищник, - закончил я. Тут не надо и итальянский знать.
- Совершенно верно. Он был единственным человеком, к которому я чувствовал уважение и даже больше, - сказал он в тон Перл, но прозвучало это куда более зловеще и одновременно просто. Перл медленно отступала от меня по мере его приближения. - Я восхищался им так же сильно, как он желал моей смерти. Понимаешь?
- Да не особо, - я пожал плечами. - Не разбираюсь в охотниках.
- И мне вот всегда было интересно: если он так отдается всем чувствам, то каково тем, кого он обожает?..
Данте осторожно забрал хлыст и протянул руки.
- Лис, обними меня. Как хорошо, что ты приехал.
Это странное чувство я не испытывал ни с кем больше - мы могли не видеться годами, я мог думать о нем или нет, но лишь приблизившись, тело вдруг начинало тянуться к нему, будто было его частью. Лишь обнять его, вдохнуть запах его волос и кожи - и враз становилось непонятным, как я мог быть вдали сколь угодно долго, десять лет или пять минут. Этому не было объяснения, впрочем, я не искал его, как и объяснений многому другому.
Я посмотрел на Перл - она не ушла, стояла у дверей, довольно улыбаясь одними уголками губ, глаза же были холодные и злые. Как будто происходящее иллюстрировало какую-то ее безумную теорию.
Немного отстранившись, Данте произнес, не оборачиваясь в ее сторону:
- А тебе, родная, я советую не терять время и подумать, как ты объяснишь то, что все мы здесь находимся.
Призрак ее улыбки сполз, как змеиная кожа.
- Ну ты же не казнишь меня за то, что я хотела похвастаться нашим домом?
- Позже, Перл. Вопросы есть?
Она капризно надула губы, что сделало ее похожей на безымянную азиатскую порноактрису.
- Я просто хотела напомнить нашему гостю, что закон распространяется и на него, на случай, если он захочет перекусить. Все донорские точки к вашим услугам. Сайонара, Улисс-сама.
Сложив ладони, она иронично поклонилась мне, после чего исчезла. Данте еще секунду смотрел вслед, на открытую дверь.
- Не наказывай ее за человеческие слабости, - сказал я.
- Мотивы Перл далеко не так очевидны, как кажется, - сказал он уже совсем другим тоном и повесил оружие на место. - Пойдем, поболтаем наверху.
- Ты что, не хотел, чтобы я здесь был?
- С чего ты взял?
- Ну, ты так оторвался на Перл…
- Это разве оторвался? Не бери в голову, Лис, меня мутит от претенциозности этого места. Не дом, а памятник тщеславию. Я ведь постоянно на студии, здесь захожу только в пентхаус. И вообще, как и тебе, большие комнаты всегда действовали мне на нервы.
Мы поднялись на лифте под самый потолок. Там было небольшое, но роскошное помещение, мебель вся встроенная - только кровать посередине, укрытая до пола тонким серым покрывалом с жемчужным отливом. И тонированное готическое окошко на всю стену, прочерченное тонкими рамами.
Я бы и так понял, что это его комната. Во всем доме был идеальный стерильный порядок. Здесь был бардак.
- Падай, - сказал Данте, и я растянулся на кровати. Он замер надо мной, разглядывая, словно увидел впервые.
- Что? - спросил я.
Внезапно он приблизился и обвел пальцем глазницу под моей повязкой - а потом осторожно коснулся ее губами.
- Это она сделала?
Один вопрос, на который он, скорее всего, уже знал ответ. С тех пор, как Рэйчел сбежала, мы виделись с ним не раз, я жил в Чикаго восемь лет, и ни разу мы не заводили об этом разговор. С самого начала Данте почему-то сделал вид, что не замечает моей повязки, и все упорно следовали его примеру. Если я и хотел рассказать о том, что произошло тогда, то постепенно это желание притупилось, если не исчезло совсем. Почему? Поначалу, естественно, первой моей целью было отловить Рэйчел и получить бездну удовольствия от ее смерти. Но потом сам процесс наблюдения за ней оказался таким увлекательным занятием, что первичная цель все оттягивалась и оттягивалась, пока я о ней не забыл. В конце концов, это здорово позволяло коротать время. А других причин я не искал.
Я не знал, что сказать, и просто кивнул. Он улыбнулся.
- Мне показалось, что ты созрел, чтобы рассказать. Ведь это смертный приговор для Перл. Ее ты жалеешь, что ли?
Я посмотрел на него и вдруг понял - он уверен, что Рэйчел мертва, что я еще тогда убил ее! И правда - как она может быть жива, если сделала такое!
В таком случае он будет удивлен.
Он сполз прямо на пол, опираясь локтями на кровать, и я начал рассказывать. Рассказал все - как Рэйчел похоронили заживо, как я ее нашел, что с ней происходило, как она сделала это, как я следил за ней. И по мере выкладывания фактов я понял, что не чувствую к ней ненависти. Я сто раз мог убить ее во время наблюдения - она понятия не имела, что я порой в двух шагах от нее, смотрю, как она выслеживает жертв, как убивает, как сходит с ума, как возвращается в рассудок. Она вела себя чертовски неосторожно - возможно, потому что была уверена в моей смерти, как Данте - в ее. Рэйчел отличалась тем, что убивала просто так, проливала кровь как воду, словно выполняла раз за разом какой-то ритуал, и он постоянно не получался. В эти моменты она превращалась в озверевшую фурию, вопящую, как стая банши, разрывая тело жертвы голыми руками. Что-то в ее мозгах все-таки сдвинулось за годы под землей, и чем дальше я наблюдал, тем меньше ее вины видел. Я не представлял, как объяснить это Данте.
