– Ты не сказал, за кем пари.

– За тобой, – признал он нехотя. – Но, пожалуйста, не танцуй и не ори на всю Ору – ты переживаешь радость слишком бурно.

Я пообещал пережить эту радость тихо.

Последние дни пребывания на Оре были заполнены совещаниями – то людей меж собой, то людей с группами звездожителей. На одной из встреч у Спыхальского, без звездных гостей, было решено, что два самых крупных галактических корабля, «Пожиратель пространства» и «Кормчий», должны продолжать путешествие вглубь Галактики.

Вера объяснила, почему вторжение в звездную глубину не может быть отложено. У экспедиции на Ору было две задачи, из них выполнена лишь первая: заложены организационные основы Межзвездного Союза.

– Однако, – сказала Вера, – где-то обитает высокоразвитый народ галактов, нового о нем мы не узнали. У этого народа имеются могущественные враги, и о них нам ничего не известно. Мы работаем над созданием братства звездожителей, но эта работа окажется под угрозой, если мы не узнаем, не грозит ли что-либо проектируемому Межзвездному Союзу. Куда направить корабли на поиск? Откуда галакты прилетали в Гиады и на Альтаир? Вероятней всего, из Плеяд – ближайшего к Гиадам звездного скопления. Итак, прыжок на Плеяды, где люди еще не бывали, – вот очередное задание. Я лечу на «Пожирателе пространства», – закончила Вера. – Эвакуация гостей и отправка кораблей на Землю возлагается на руководителей Оры.

Я спросил Ромеро, когда совещание закончилось:

– Вы с нами, Павел, или на Землю?

Он сухо ответил:

– В древности главным достоинством мужчины считалось умение сражаться с врагами. «Пожиратель пространства» имеет задание – найти врагов. Я потерял бы к себе уважение, если бы уклонился от возможности показать свою мужскую храбрость!

Думаю, ту же мысль он бы мог высказать и не столь витиевато.

Вскоре на Арктур, на Альдебаран, на Капеллу, на Фомальгаут улетели корабли, настал черед Веги.

Ночь перед отлетом Фиолы я провел в ее саду под грустным светом искусственной луны. Мы больше молчали, чем разговаривали. В молчании было что-то до того лирически-земное, что грусть моя превратилась в печаль. Это была первая ночь с Фиолой, когда она не выспрашивала ни о науке, ни о космосе, ни о социальных наших порядках, ни о звездных кораблях, – интимно-глуповатая ночь, подлинная ночь влюбленных.

– Зажигается солнце, Эли. Мне надо уходить. Мы увидимся в звездном порту, – сказала она утром.

Вечером на базу звездолетов один за другим подъезжали автобусы – и из них выплескивались сияющие столбы вегажителей. Сумрачный нарядный свет озарил базу, так их было много, гостей с Веги. Я пришел с Лусином. Многие узнавали меня, махали руками, приветственно вспыхивали глазами. Потом показалась Фиола. Я сделал к ней шаг, и она мигом очутилась около меня.

– Ты обещал приехать, – напомнила она.

– Желанная и недоступная! – повторил я, когда она уносилась в звездолет.

Потом мы с Лусином долго ходили по Оре.

– Ты биолог, Лусин, – сказал я. – Ты знаешь, что продолжение рода – один из стимулов любви. Может ли она быть, если нет этого стимула – продолжить род? Если два существа разнородны, потомство у них невозможно… Законна ли их любовь?

Лусин понял мое состояние лучше, чем я ожидал.

– Любовь – продолжение рода, да. Так начиналось. Будет новой. Любовь – единение душ. Высшая связь индивидов.

– Выходит, я случайно попал в пионеры нарождающегося чувства – единства родственных душ Вселенной? Мне выпало на долю первому полюбить биологически чуждое существо?

– Да, Эли. Первые шаги. Сегодня – чуждо. Завтра – близко.

– Завтра будет твой ископаемый бог с головой сокола, – сказал я с досадой. – Дальше этого ваша биология не пойдет.

На другой день флотилия из трех звездолетов с ангелами уходила на Гиады. Посадка крылатых на корабли совершалась под крики и клекот. Знакомые ангелы кидались прощаться, увеличивая беспорядок плачем и причитаниями. А потом в крылатой толпе появился Труб – и разыгрался скандал. Труб заметил нас и, расшвыривая сородичей мощными крыльями, ринулся наперерез общему потоку. Он ревел, обращаясь почему-то ко мне одному:

– Эли! Эли! Эли!

Обхватив меня крыльями, он страшно заклекотал:

– Не пойду! Хочу с людьми!

У Лусина в глазах стояли слезы. Он с нежностью гладил глянцевитые крылья Труба.

– Хороший, – шептал он. – Замечательный. Лучше всех.

Я разыскал Спыхальского и объяснил, что происходит.

– Хотите взять ангела с собой? – изумился Спыхальский. – А какого вам черта в ангеле?

– Посмотрите на него, – сказал я. – Это же красавец. Привезти такого на Землю – он же всех потрясет. И он привязался к нам не меньше, чем мы к нему.

Спыхальский вызвал Веру, сообщил ей о желании Труба и нашем и от себя добавил, что ходатайствует о том же.

– Можете взять Труба, – сказала Вера, исчезая.

Я помчался к своим, издали крича, что дело выгорело.

У Труба в крыльях дьявольская сила – он так сжал меня, что моя голова закружилась.

– Я твой раб, – сказал он. – Раб навеки, Эли!

– Ты мой адъютант, – сказал я. – Адъютант – это что-то не ниже друга, что-то близкое, почти братское. На правах друга я попрошу об одном приятельском одолжении.

– Спрашивай и требуй. Я счастлив, могущественный…

– Прими ванну и смени одежду. На складе заготовлены тюки ангельских рубах, возьми дюжину в запас.

Он немедленно взмыл вверх.

Для такого тяжеловеса летал он великолепно.

Когда я оглядываюсь на пройденный путь, меня охватывает сложное чувство: печаль от понесенных утрат и гордость. Мы были участниками самой трудной космической экспедиции из всех доныне совершенных и полностью выполнили свой человеческий долг.

Дело не в том, конечно, что за два земных года мы преодолели десять тысяч светолет, и если не вторглись в таинственный центр Галактики, скрытый темными туманностями, то проникли в звездную бездну так далеко, как еще никто до нас. Если бы лишь этим – триллионами оставленных за кормой километров – исчерпывалась заслуга, гордиться было бы нечем. Пустота остается пустотою, большая она или малая. Но мы узнали, как высоко достигнутое иными существами могущество, как огромны добро и несправедливость, схватившиеся меж собою в галактической схватке, и как неизбежно все это заставляет человека, лишь вступившего на звездный путь, втягиваться в не им начатые споры, ибо, кроме него, некому их решить окончательно. «Наш век трагичен», – часто говорил бедняга Андре и доказал это собственной жизнью. За бортом нашего корабля промелькнули тысячи звездных систем – ни в одной мы не открыли сладенького рая, спокойствия и благости.

Зато нам пришлось обрушить тяжкий кулак человеческой мощи на тех, кто строит свое маленькое счастьице на большом несчастье других. В сплетение кипящих во Вселенной страстей мы вторглись собственными нашими страстью и силой, величайшими из доселе существовавших, – страстью разума, силой справедливости. Быть злым по отношению к злому – тоже доброта. Мы были освобождением и возмездием. Да, конечно, полной победы мы не добились, я далек от такого высокомерного заблуждения, мы были разведчиками, а не армией человечества. Но теперь мы знаем, за кого мы и кто против нас, мы знаем, что тысячи обитаемых миров, проведав о нашем выходе во Вселенную, с мольбой и надеждой простирают к нам руки.

Вот она вьется тонкою нитью, пылевая стежка, след нашего полета. Я надеюсь, я уверен, что недалек тот час, когда проложенная нами в космосе тропка превратится в широкую дорогу, высочайшую трассу Вселенной – от человека к мирам, от миров к человеку!