— Нет. Дверь только одна.

— Пойдем. Оружие при тебе?

Лоньон похлопал себя по карману. Стена была облупившаяся, вроде деревенской, над которой нависали ветви деревьев. Лоньон занялся замком и возился с ним несколько минут. Комиссар наблюдал за улицей.

Войдя внутрь, они увидели маленький, похожий на церковный садик и в глубине двухэтажный дом, какие еще встречаются на Монмартре. Свет был погашен.

— Открой дверь и возвращайся.

Несмотря на уроки специалистов, Мегрэ и впрямь не был силен в замках.

— Жди меня на улице, а когда подойдут остальные, предупреди Лапуэнта и Жанвье, что я здесь. Пусть продолжают наблюдение за Филиппом.

В доме стояла тишина, не чувствовалось никаких признаков жизни. Комиссар достал револьвер. Было жарко и пахло деревней: видимо, Бонвуазен топил дровами. Дом казался сырым. Мегрэ долго не решался зажечь свет, но потом, пожав плечами, все-таки повернул выключатель, который обнаружил справа от себя.

Вопреки ожиданиям, было чисто, ничего тягостного или сомнительного, свойственного жилищу холостяков. В коридоре горел цветной фонарь. Открыв дверь с правой стороны, Мегрэ оказался в гостиной, обставленной мебелью, которая предлагается в магазинах на бульваре Барбес: дурного вкуса, но дорогая, из массивного дерева. Следующая комната — столовая в провинциальном стиле, из тех же магазинов, с пластмассовыми фруктами на серебряном подносе.

Нигде ни пылинки. Войдя на кухню, комиссар отметил, что и она в идеальном порядке. В плите еще теплился огонь, вода в чайнике не остыла. Он заглянул в шкафчики, нашел хлеб, мясо, яйца, в кладовке за кухней — морковь, репу, цветную капусту. В доме, вероятно, не было подвала, поскольку здесь же стоял и бочонок вина с перевернутым на затычке стаканом, словно пользовались им постоянно.

Была и еще одна комната на первом этаже, на другой стороне коридора, напротив гостиной. Просторная спальня с кроватью, покрытой атласным покрывалом. Лампы под шелковым абажуром давали свет, характерный для спальни женщины. Множество зеркал, напоминавших чем-то дома терпимости. Почти столько же зеркал и в смежной ванной.

Кроме продуктов на кухне, вина в бочонке, огня в плите — никаких следов обитания. Нигде ничего не валялось, как бывает и в более ухоженных домах. Ни пепла в пепельницах, ни грязного белья, ни скомканной одежды в шкафах.

Он понял почему, когда поднялся на второй этаж и, не без доли опасения, открыл обе двери — столь впечатляющей была тишина, в которой гулко раздавался стук дождя по крыше.

В доме никого не было.

Комната слева действительно оказалась комнатой Оскара Бонвуазена, где протекала его холостяцкая жизнь. Железная, с толстыми красными одеялами кровать не убрана, простыни несвежие; на ночном столике фрукты — одно яблоко надкушено, мякоть потемнела.

На полу грязные башмаки, несколько пачек из-под сигарет; везде окурки.

Если внизу была настоящая ванная, то здесь, в углу комнаты, лишь раковина с краном да грязные полотенца. На крючке висели брюки.

Напрасно Мегрэ искал документы. В ящиках хранилось все, что угодно, даже патроны к пистолету, но ни писем, ни личных бумаг.

И только спустившись на первый этаж, комиссар нашел в комоде спальни ворох фотографий, пленки, фотоаппарат, лампу-вспышку.

На фотографиях была не одна Арлетта, а по крайней мере еще десятка два женщин, все молодые, стройные, которых Бонвуазен заставлял принимать одни и те же эротические позы. Кое-какие снимки увеличены. Мегрэ снова поднялся наверх и обнаружил темную каморку с красной электрической лампочкой над бачками, множество пузырьков, порошки.

Спускаясь, комиссар услышал на улице шаги. Он прижался к стене, направил на дверь револьвер.

— Это я, шеф.

Жанвье, мокрый насквозь, в помятой от дождя шляпе.

— Что-нибудь нашли?

— Где Филипп?

— Ходит по кругу. Не пойму, как он еще держится на ногах. Напротив «Мулен-Руж» повздорил с цветочницей, у которой клянчил наркотики. Это она мне рассказала. Цветочница знает его в лицо. Он все допытывался, где бы их достать. Потом из телефонной кабины позвонил доктору Блоку. Сказал, что уже на пределе, чем-то угрожал. Если так будет продолжаться, ломка начнется у него прямо на улице

Жанвье осмотрел пустой дом — везде горел свет.

— Вам не кажется, что птичка улетела?

От него пахло спиртным, на лице — ухмылка, которую Мегрэ хорошо знал.

— Может, сообщить на вокзалы?

— Судя по плите, из дома он ушел три-четыре часа назад. Иначе говоря, если он собирается удрать, то уже давно в поезде — выбор у него богатый.

— Еще не поздно предупредить пограничников.

Мегрэ, как ни странно, вовсе не хотел запускать тяжелую полицейскую машину. Ему казалось — конечно, это была лишь интуиция, — что дальше Монмартра, где до сих пор разворачивались события, дело не пойдет.

— Полагаете, он караулит Филиппа?

Комиссар пожал плечами. Он не знал. Мегрэ вышел из дома, разыскал прятавшегося от дождя Лоньона.

— Потуши свет и продолжай наблюдение.

— Думаете, он вернется?

Ничего он не думал.

— Скажи-ка, Лоньон, по каким адресам ходил Филипп прошлой ночью?

Инспектор достал записную книжку. С тех пор, как его отпустили, парень побывал всюду, но безуспешно.

— Ты уверен, что ничего не забыл?

Лоньон обиделся.

— Я вам все сказал. Остался лишь один адрес, его собственный — бульвар Рошешуар.

Мегрэ промолчал, с довольным видом разжег трубку.

— Хорошо. Останься на всякий случай здесь. А ты, Жанвье, пойдешь со мной.

— Вы что-то придумали?

— Кажется, я знаю, где его искать.

Сунув руки в карманы и подняв воротники пальто, они отправились пешком — в такси не было необходимости.

На площади Бланш, еще издали, они увидели Филиппа, выходившего из одной уже известной им пивнушки, и на расстоянии от него — Лапуэнта в кепи, который едва заметно подал знак.

Поблизости, все время окружая парня, находились и остальные.

— Ты тоже пойдешь с нами.

Им надо было пройти по безлюдному бульвару около пятисот метров. Ночные заведения со светящимися под дождем вывесками вряд ли могли рассчитывать в такую погоду на солидную выручку, и разряженные швейцары, готовые в любой момент развернуть свои большие красные зонты, прятались в укрытии.

— Куда мы?

— К Филиппу.

Разве не у себя дома были убиты графиня и Арлетта, которую убийца поджидал в ее квартире на Нотр-Дам-де-Лоретт.

Они подошли к старому зданию. Над опущенными жалюзи — вывеска рамочного мастера, справа от двери — вход в книжный магазин. Позвонили. В плохо освещенном подъезде Мегрэ знаком приказал не шуметь. Проходя мимо привратницкой, он неразборчиво буркнул какое-то имя, и все трое стали подниматься по лестнице.

Из-под двери на втором этаже пробивался свет, лежал мокрый коврик. Потом, до седьмого, сплошная темнота.

— Можно я войду первым, шеф? — прошептал Лапуэнт, пытаясь проскользнуть между стеной и комиссаром.

Мегрэ решительно отстранил его. Он знал от Лоньона, что комната служанки, которую занимал Филипп, — третья слева на последнем этаже. Он зажег карманный фонарь — узкий коридор с пожелтевшими стенами был пуст. Мегрэ включил свет. Затем, с каждой стороны от третьей двери, поставил человека. Держа в одной руке револьвер, другой он взялся за ручку и повернул ее. Дверь подалась.

Он толкнул ее ногой, замер, прислушиваясь. Как и в доме, который он покинул совсем недавно, Мегрэ слышал только дробь дождя по крыше да шум стекающей по трубам воды. И ему показалось, что он слышит стук сердец спутников, а может быть, и стук своего сердца.

Протянув руку, он нащупал возле двери выключатель.

В комнате никого не было. Не было и шкафа, где можно спрятаться. Комната Бонвуазена представлялась дворцом по сравнению с этой. Кровать без простыней. Ночной горшок с испражнениями. Грязное белье на полу.

Напрасно Лапуэнт заглядывал под кровать — ни одной живой души. В комнате сильно воняло.