В первый раз в жизни Мегрэ вел допрос вот так — на расстоянии в пять тысяч километров, не видя подследственного.

По лицу его струился пот. Он опорожнил уже две бутылки пива.

— Алло!.. Это не вы, я знаю. Перестаньте твердить, что вы не виноваты. Вы заняли его место, а он взял да и вернулся. И вместо того чтобы сказать ему правду и попытаться удержать женщину, которую вы якобы любили, вы трусливо и подло вернули ее ему… Ну да, Жозеф… Вы оказались грязным, подленьким человечком, любителем поживиться на чужой счет… Не посмели ему сказать, что родился ребенок… Что вы говорите?.. Он не поверил бы, что это его ребенок?.. Подождите, сейчас я повторю то, что вы сказали. «Джон не поверил бы, что это его ребенок». Значит, вы-то знали, что ребенок не ваш… А?.. В противном случае вы не обратились бы к благотворительности? И вы заявляете мне об этом так спокойно?.. Я запрещаю вам вешать трубку, слышите?.. Не то я сегодня же засажу вас в тюрьму! Отлично… Может быть, потом вы и стали порядочным человеком или стали играть роль порядочного человека, но в ту пору вы были настоящим негодяем… И вы все трое по-прежнему жили на одной лестничной площадке. Джон снова стал для нее тем, чем были вы во время его отсутствия… Громче! Я не желаю упустить ни одного слова… Джон стал другим? Что вы хотите этим сказать?.. Ах, он стал беспокойным, нервным, подозрительным? Признайтесь, что для этого у него были основания… А Джесси хотела во всем ему признаться? Черт возьми! Для нее это было бы самое лучшее, не правда ли? Ну да, конечно, тогда вы этого не понимали… А Джон недоумевал, что происходит… Что? У нее глаза не просыхали? Мне нравится это выражение. Потрясающая манера выражаться. «У нее глаза не просыхали…» А как он узнал?..

Маленький Джон, казалось, хотел заговорить, но комиссар сделал знак рукой, чтобы он молчал.

— Дайте ему говорить!.. Нет, это я не вам… Скоро узнаете… Он получил счет от акушерки? В самом деле, все предугадать невозможно… Стало быть, он не предполагал, что это был его ребенок?.. Поставьте себя на его место… Тем более что речь шла о приюте. А где были вы в это время?.. Ну да, вы же все слышали… Да, за дверью в смежную комнату… Ведь комнаты были смежные!.. Сколько, сколько вы так жили?.. Три недели… Три недели после его возвращения вы спали в комнате рядом со спальней Джона и Джесси — а ведь с Джесси вы жили несколько месяцев… Побыстрее, пожалуйста… Уверен, что смотреть на вас сейчас было бы не очень приятно, господин Домаль… Я не жалею, что допрашиваю вас по телефону, — мне было бы очень трудно удержаться и не дать вам по морде… Молчать! Отвечайте на мои вопросы, и хватит… Итак, вы стояли за дверью… Да… Да… Да… Дальше…

Мегрэ смотрел на скатерть на столе перед ним; теперь он больше не повторял того, что слышал. Он так плотно стиснул челюсти, что чубук трубки раскололся у него в зубах.

— А дальше?.. Да говорите же, черт побери!.. Что?.. А раньше вы не сочли нужным вмешаться?.. Ах, он был способен на что угодно? Поставьте себя на его место… Хотя нет, это вам не удастся… На лестнице… Анджелино принес костюм… И все увидел… Так… Нет… Опять лжете… Вы не пытались войти в комнату: вы старались удрать… Но дверь в комнату была открыта… Да, да… И он вас увидел… Я не верю вам, что было поздно… А вот сейчас я вам верю целиком и полностью… Я уверен, что этого вы Парсону не рассказывали… Ведь тогда вас могли бы привлечь к ответственности как соучастника, не так ли?.. И заметьте, вас можно привлечь, еще и сейчас… Нет, вы ошибаетесь, срок давности еще не истек… Я так и вижу эту корзину из ивовых прутьев. И все остальное… Спасибо. У меня больше вопросов нет. Я сразу же предупредил вас, что Парсон здесь… Да, пьян, как всегда. Маленький Джон тоже здесь. Не желаете с ним поговорить?.. Разумеется, я не могу вас заставить… Ни с ним, ни с Мак-Джиллом, которого вы столь любезно отправили в приют… Да, да, он тоже у меня в номере. Все. Должно быть, вы чувствуете запах кофе, который приготовила госпожа Домаль. Теперь вы можете повесить трубку, вздохнуть с облегчением, спуститься вниз и позавтракать в кругу семьи… Бьюсь об заклад, что я догадываюсь, как вы объясните жене мой звонок. Мол, звонил американский импресарио, который, будучи наслышан о вашем таланте дирижера… Прощайте, Жозеф Домаль. Надеюсь, что никогда больше не встречусь с таким подлецом, как вы!

Мегрэ повесил трубку и довольно долго молчал, словно исчерпав всю свою энергию.

Никто из присутствовавших не двинулся с места. Мегрэ тяжело встал, поднял сломанную трубку и положил на стол. Как нарочно, это была та самая трубка, которую он купил на второй день своего пребывания в Нью-Йорке. Он вытащил другую из кармана пальто, набил ее, закурил и выпил не пива, которое показалось ему слишком слабым, а большой стакан неразбавленного виски.

— Ну вот, — вздохнул он.

Маленький Джон сидел неподвижно; Мегрэ налил стакан и пододвинул к нему.

Когда Мора выпил и пришел в себя, комиссар заговорил своим обычным голосом, который звучал теперь несколько странно.

— Пожалуй, будет лучше всего, если мы сразу же покончим с этим типом, — указал он на Парсона, который, откинувшись на спинку кресла, вытирал пот со лба.

Еще один слабый человек, еще один подлец, только худший из подлецов — агрессивный подлец. Но разве в глубине души Мегрэ не предпочитал такую подлость стыдливой мещанской подлости Домаля?

Его-то историю воссоздать было легко. По «Данки-бару» и по разным другим местам Парсон знал каких-то гангстеров, и они могли воспользоваться сведениями, которые случайно попали ему в руки, когда он путешествовал по Европе.

— Сколько вы получили? — мягко спросил его Мегрэ.

— А зачем это вам? Но чтобы доставить вам удовольствие, могу заверить, что меня здорово обсчитали.

— Несколько сотен долларов?

— Приблизительно так.

Тут комиссар вытащил из кармана тот самый чек на две тысячи долларов, который дал ему Мак-Джилл от имени Маленького Джона. Мегрэ взял со стола ручку и сделал передаточную надпись на имя Парсона.

— Этой суммы вам будет достаточно, чтобы исчезнуть, пока еще не поздно. Мне было необходимо, чтобы вы оказались у меня под рукой на случай, если бы Домаль отказался говорить или если бы я ошибся. Видите, напрасно вы мне проболтались о своей поездке во Францию. В конце концов, я и сам бы догадался, хоть, может быть, гораздо позже — ведь я знал, что вы знакомы с Мак-Джиллом и, с другой стороны, водили знакомство с людьми, которые убили Анджелино. Заметьте, что я даже не спрашиваю у вас их фамилий.

— Джоз знает их не хуже меня.

— Верно. Но это меня не касается. Не знаю, почему я пытаюсь вызволить вас; может быть, потому, что мне было бы жаль увидеть вас перед судом присяжных.

— Да я прежде пустил бы пулю себе в лоб!

— Почему же?

— Из-за одной особы.

Пожалуй, это было очень похоже на дешевый роман, но Мегрэ готов был биться об заклад, что Парсон говорил о своей матери.

— Думаю, что сегодня вам лучше не выходить из гостиницы. Ваши друзья, конечно, решили, что вы раскололись, а гангстеры этого очень не любят. Я позвоню, чтобы вам дали номер рядом с моим.

— Я ничего не боюсь.

— А я не хочу, чтобы с вами сегодня ночью что-нибудь случилось.

Пожав плечами, Парсон отхлебнул виски прямо из горлышка.

— Не беспокойтесь обо мне.

Он взял чек и, шатаясь, пошел к двери.

— Салют, Джоз! — бросил он, обернувшись.

И, сделав последнее усилие, иронически сказал:

— Bye-bye[14], мистер Мегрэт.

Что это было — предчувствие? Комиссар готов был окликнуть Парсона, заставить его остаться в гостинице, если понадобится — запереть его в комнате. Ничего этого он не сделал. Но не удержался, подошел к окну, отодвинул занавеску каким-то непривычным для себя жестом — так делал Маленький Джон.

Через несколько минут они услышали глухие выстрелы — конечно, то была автоматная очередь.

Повернувшись к присутствующим, Мегрэ выдохнул: