В верстах пятидесяти к западу от Ржева уже начинались литовские земли. Граница резко заворачивала к северу почти параллельно верхнему течению Волги, огибая окрестности Торопца. Поэтому из Ржева у князей-мятежников было два пути: на север в Новгород, либо на запад в Литву. Но братья либо не готовы были переходить открыто на сторону Казимира, либо придерживались иного плана.

Новый посланник Ивана III ростовский епископ Вассиан Рыло нагнал их в Молвотицах на юге современной Новгородской области. До Старой Руссы оставалось верст сто и еще примерно столько же до самого города на Волхове. Всего ничего, если учесть, что братья от Углича до Молвотиц уже проделали почти семьсот верст. Передвигаться по руслам замерзших рек не составляло труда. Рядом с Молвотицами протекает река Пола, впадающая в Ильмень. Можно сказать, что путь на Новгород был открыт. Владыка Вассиан прямо сообщал великому князю, что братья-крамольники идут на Новгород.

Л.В. Черепнин считал, что князья предполагали войти в связь с мятежными новгородскими боярами. Скорее они давно вошли в контакты с новгородцами, что для Бориса Волоцкого не составляло труда. Стоит припомнить, что подвластный ему Волок перешел от Новгорода к Москве только в 1462 году. Большая часть местных землевладельцев осталась на службе великого князя, но сохранились связи, политические, семейные, имущественные с республикой Св. Софии; продолжал действовать прямой торговый путь; на волоцкое княжество по-прежнему распространялась церковная юрисдикция новгородского архиерея.

Однако к моменту мятежа всех новгородских мятежников уже обезвредили, о чем вполне мог поведать Борису и Андрею тот же владыка Вассиан. Планы пришлось корректировать на ходу. Отряд беглецов повернул на запад и дошел до Великих Лук. Отсюда князья обратились к Казимиру с просьбой, чтобы король «их управил в их обидах с великим князем и помогал». По русским летописным источникам, король их «отмолвил» и ограничился «гуманитарной помощью», дав княгиням «на избылище» (кормление) славный город Витебск.

Борис Волоцкий и Андрей Углицкий оказались в географическом и политическом тупике. Окрестности Великих Лук представляли собой своего рода полуостров, окруженный с трех сторон землями Литвы и Ливонии. Князья не были готовы перейти Рубикон и открыто стать на сторону Казимира. Да и королю в преддверии совместного выступления с Ахматом не хотелось прежде времени вступать в конфликт с Москвой. На Руси никто не спешил поддержать удельных крамольников: Тверь стала на сторону Ивана III, а оппозиция в Новгороде была разгромлена. Братьям оставалось сидеть в Великих Луках и торговаться с великим князем об условиях перемирия.

27 апреля из Москвы к братьям-мятежникам выехало новое посольство – епископ Вассиан Рыло, боярин Василий Образец, так ловко «поимавший» князя Ивана Лыко, Василий Тучка и дьяк Василий Мамырев. Депутация добралась до места назначения только в конце мая на Троицу, «бе бо весна и путь истоменъ велми». К этому времени в русские пределы уже вступило ордынское войско. 8 июня войско во главе с Иваном Молодым выступило к Серпухову против Ахмата. «Возвратитеся на свои отчины, а язъ хочю вас жаловати», – предлагал удельникам Иван III, они же «того не послушаша, князя великого жалованиа и владычних речей, но высоко мыслиша и отпустиша архиепископа и бояр назад к великому князю ни с чем».

Жалование выражалось в прибавлении к вотчине Андрея Большого Калуги и Алексина. Почему же пряники предназначались только Андрею? Он был любимцем своей матери Марии Ярославны, в иночестве Марфы, которую Иван III даже подозревал в потакании мятежным устремлениям младших братьев. Великий князь рассчитывал расколоть крамольный дуэт, перетянув на свою сторону Андрея, взяв в союзники в этом деле матушку. Возможно, расчет частично оправдался.

С каких позиций стороны вели переговоры, сказать трудно, поскольку источники преподносят нам прямо противоположные версии замирения братьев. Согласно Софийской второй летописи, Иван III был вынужден подчиниться неприкрытому шантажу. Братья-крамольники, узнав, что немцы вторглись в псковские земли, фактически предъявили великому князю ультиматум: «Ужели и исправишся к нам, а силы над нами не почнешь чинити и держати нас как братью свою, и мы ти приидем на помощь». «Князь велики во всю волю их даяся».

Никоновская летопись сообщает, что инициатива заключения мира исходила от удельных смутьянов: «Приидоша на Москву послы братии его княже Андреевы и княже Борисовы о миру, князь же великий Иван Васильевич по печялованию отца своего митрополита Геронтиа и матери своей великиа княгини иноки Марфы… и послов их отпустил, а самим велел пойти себе вборзе». То есть Иван III снизошел до их просьб и приказал срочно идти на помощь против Ахмата. В Шумиловском списке Никоновской летописи заинтересованность Бориса и Андрея в мире обозначена еще более ярко: митрополит, архиепископ, вдовствующая государыня уже не ходатайствуют, «печалуются», «молиша великого князя о братии его». Великий князь через мать сообщает провинившимся о своем прощении.

Вторая версия представляется более вероятной. Условия заключенных после перемирия «докончаний» с братьями не отличаются принципиально от тех предложений, которые им прежде передавал великий князь. Андрей вместо Калуги и Алексина получил Можайск, а Борису досталось несколько сел в боровском уезде. Та же Софийская вторая летопись рассказывает о предыдущем посольстве братьев (очевидно, в июле 1480 года), когда, несмотря на печалования матери, государь «отмолви им и не приять челобитья их».

Новое вторжение ливонцев в августе хотя и осложняло положение Москвы, но не представляло для нее непосредственной угрозы. Ни Иван III, ни псковичи в «братской» помощи не нуждались; Андрей и Борис по своей инициативе прибыли в Псков и предложили горожанам свои услуги в обмен на убежище для их семей, но псковичи отказались отступиться от великого князя и в итоге своими силами отбили нападение. Войско князей присоединилось к русским силам, противостоящим ордынцам на реке Угре, в конце октября. К этому времени главные сражения этой войны были уже позади.

К 8 июня основные силы под командованием Ивана Молодого и князя Андрея Меньшого, брата Ивана III, который в отличие от угличского тезки всегда оставался верен сюзерену, сосредоточились в Серпухове и Тарусе. Берег Оки, или просто «берег», был традиционной линией обороны от нападений степняков вплоть до царствования Бориса Годунова, пока уже в XVII веке не появились засечные полосы в лесостепной зоне. Ахмат между тем не спешил, в первую очередь рассчитывая вступить в боевые действия, соединившись с литовцами.

Узнав о приближении ордынцев к Дону, Иван III 23 июня прибыл в Коломну, где пребывал до Покрова – 1 октября. К этому времени стало ясно, что Ахмат идет к литовской границе на соединение с Казимиром и что основные события кампании будут разворачиваться на западном участке линии обороны. Великий князь отдал приказ войску стать на приграничной реке Угре в окрестностях Калуги, а сам после кратковременного пребывания в Москве обосновался в Кременце, городке в 50 верстах севернее угорской переправы.

Противники выбирали позицию, исходя из ожидаемого вмешательства Казимира. Ахмад занял берег Угры, по которому проходила дорога на Вязьму, принадлежавшую литовцам, а ставка Ивана III располагалась неподалеку от границы, препятствуя возможному рейду литовцев в тыл основных сил, одновременно закрывая московское направление с запада. Но хан так и не дождался короля и был вынужден самостоятельно начать боевые действия. Сражение на Угре началось 8 октября и продолжалось четыре дня. Его итоги больше удовлетворили москвичей, которые отбили все попытки противника переправиться через реку и закрепиться на противоположном берегу.

С 20 октября резерв русских войск был подкреплен сильными отрядами князей Бориса Волоцкого и Андрея Углицкого. 26 октября на реках начался ледостав. (Удивительно, но ранняя студеная зима всегда сопровождает нас в лихую годину – так было в 1480, в 1812, в 1941-м). Оборонять позиции на Угре более не имело смысла, и Иван III приказал отвести войско к Боровску. Но Ахмат не только не стал преследовать русских, но и 6 ноября повернул назад в степь, осознав бесперспективность дальнейшей борьбы. Сыграл свою роль и стремительно надвигавшиеся холода, «быша бо тогда мрази велия».