Когда машина отъехала, Гуэн с минуту слушал, что ему говорила ассистентка. Скорее всего, она напоминала ему о завтрашних визитах.

Женщина прошла с профессором до подъезда, протянула ему темный кожаный портфель, который до этого она держала в руках, проводила его долгим взглядом, когда он шел к лифту, и, наконец, повернула в сторону площади Терн.

— Поезжай за ней.

— Хорошо, патрон.

Машина медленно катила по улице. Люси Деко шла быстро, не оглядываясь по сторонам. Это была невысокая брюнетка, довольно пухленькая. Она повернула за угол, на улицу Акаций, вошла в колбасный магазин, затем в булочную и лишь потом, метров через сто, скрылась в подъезде довольно старого дома.

Мегрэ еще минут десять просидел в машине, а затем направился в комнату консьержки, чье жилище разительно отличалось от помещения привратницы дома на авеню Карно. В маленькой комнатке теснились широкая тахта и детская кроватка.

— Мадам Деко?

— Пятый этаж, направо. Она только что пришла.

Лифта в доме не было. Комиссар нажал кнопку звонка и услышал приближающиеся шаги.

— Кто там?

— Комиссар Мегрэ.

— Минутку.

В ее голосе не было ни удивления, ни испуга. Шаги отдалились, и мадам Деко открыла дверь лишь через несколько минут. Мегрэ понял почему, когда увидел ее в пеньюаре и домашних тапочках.

— Входите, — сказала она, с явным интересом глядя на комиссара.

Квартира, состоявшая из трех комнат и кухни, содержалась в необычайной чистоте, пол был натерт до той степени, что можно было поскользнуться. Мегрэ вошел в гостиную, в которой находились обитый полосатой материей диван, полки с книгами и проигрыватель со стопкой пластинок. Над камином, в котором только что был разожжен огонь, висела фотография Этьена Гуэна в рамке.

— Я могу снять пальто?

— Пожалуйста.

Красивой она не была. Черты лица неправильные, слишком толстые губы, но вся ее фигура излучала обаяние.

Указав комиссару рукой на кресло, она устроилась на краешке дивана, прикрыв полами халата голые колени.

Она ни о чем не спрашивала, а просто смотрела на комиссара так, как некоторые люди смотрят на какую-то знаменитость, о которой много слышали, но увидели впервые.

— Я не хотел беспокоить вас в больнице.

— Это было бы довольно трудно сделать, я все время находилась в операционной.

— Обычно вы ассистируете профессору при операциях?

— Всегда я.

— Давно?

— Десять лет. До этого я была его студенткой.

— Вы врач?

— Да.

— Сколько вам лет, простите?

— Тридцать шесть.

Она отвечала на вопросы комиссара без колебаний, довольно равнодушным голосом, но тем не менее Мегрэ уловил недоверие, а возможно, и некоторую враждебность.

— Я пришел, чтобы прояснить кое-какие детали в проводимом мною следствии. Вам, вероятно, известно, что у нас все должно проверяться.

Она спокойно ожидала вопроса комиссара.

— Если не ошибаюсь, в понедельник вечером вы приехали за шефом на авеню Карно около восьми?

— Верно. Я остановила такси и позвонила профессору из комнаты консьержки, сказав, что жду внизу.

— Вы всегда так поступаете?

— Да. Я поднимаюсь наверх только в том случае, когда надо что-то сделать в кабинете профессора или взять какие-нибудь документы.

— Где вы его ждете?

— У лифта.

— Значит, вы знаете, что он задержался по пути?

— Он на несколько минут задержался на четвертом этаже. Думаю, что вы в курсе событий…

— Да.

— Почему же вы не спросили самого профессора?

Мегрэ предпочел промолчать.

— Ваш шеф вел себя как обычно? Вам не казалось, что он чем-то озабочен?

— Он был озабочен только состоянием здоровья больного.

— В такси он вам ничего не говорил?

— Он вообще неразговорчив.

— Вы приехали в больницу Кашен сразу после восьми. Что было потом?

— Сразу же направились в палату больного в сопровождении дежурного врача.

— И целый вечер провели в палате?

— Нет. Профессор провел там примерно полчаса, он опасался послеоперационных осложнений. Я предложила ему пойти отдохнуть.

— В какое время это было?

— Я знаю, что вы уже спрашивали об этом в больнице.

— Вам сказала об этом дежурная медсестра?

— Это не имеет значения.

— Так во сколько же профессор пошел наверх?

— Около девяти.

— Вы поднялись с ним?

— Я осталась с больным ребенком.

— Знаю. В котором часу профессор спустился вниз?

— Около одиннадцати я поднялась наверх предупредить его о том, что началось то, чего он ждал.

— Вы вошли в комнату, где он отдыхал?

— Да.

— Он был одет?

— В больнице профессор отдыхает, не раздеваясь. Он только снял пиджак и распустил узел галстука.

— Значит, с половины девятого до одиннадцати вы находились у постели больного ребенка. Мог профессор в это время уйти из больницы так, чтобы вы этого не заметили?

Она, по-видимому, ожидала этого вопроса, поскольку Мегрэ уже задавал его в больнице, ей наверняка об этом сообщили. Несмотря на это, комиссар почувствовал, что ее дыхание участилось. Приготовила ли она ответ заранее?

— Нет, этого не могло быть, поскольку в четверть одиннадцатого я зашла к нему спросить, не нужно ли ему чего.

На повышая голоса и глядя прямо в глаза мадам Деко, Мегрэ произнес:

— Вы лжете, да?

— Почему вы так решили?

— Потому, что вы лжете. Послушайте, мне не составляет особого труда установить, что вы делали в больнице в тот вечер. Даже если вы и подготовили весь персонал, всегда найдется кто-то, кто расскажет всю правду. Вы не поднимались наверх до одиннадцати часов.

— Профессор не покидал больницы.

— Откуда вам это известно?

— Я знаю его лучше, чем кто бы то ни был.

Она указала на лежавшую рядом вечернюю газету.

— Я прочитала заметку. Почему вы отпустили этого парня?

Она говорила о Пьеро.

— Вы уверены, что это не он?

— Я ни в чем не уверен.

— Но вы подозреваете профессора в убийстве этой девчонки?

Вместо ответа комиссар спросил:

— Вы ее знали?

— Вы забываете, что я ассистентка профессора Гуэна и присутствовала при операции этой девицы.

— Вы не любили ее?

— Отчего я должна не любить ее?

Она заметила, что Мегрэ держит в руках трубку, и сказала.

— Можете курить. Мне это не мешает.

— Правда ли, что между профессором и вами существуют более близкие, чем профессиональные, отношения?

— Вам об этом тоже сказали? — снисходительно произнесла она. — У вас такие же мещанские взгляды, комиссар?

— Все зависит от того, что вы под этим понимаете.

— Я пытаюсь понять, как вы относитесь к традиционной морали.

— Милая девочка, скоро исполнится тридцать пять лет как я работаю в полиции.

— Тогда ничего и не говорите об интимных отношениях Да, нас связывали личные отношения, вытекающие из совместной работы. Остальное не имеет значения.

— Означает ли это, что ваша связь не имела ничего общего с любовью?

— В том смысле, как вы это понимаете, наверняка нет. Но я обожаю профессора Гуэна. И по мере своих сил стараюсь быть ему полезной. Ежедневно по десять-двенадцать часов, а иногда и дольше, я нахожусь рядом с ним, а он даже не замечает меня, настолько мы привыкли друг к другу. Нам часто приходится проводить вместе ночи у постели больного. Когда он оперирует в провинции или за границей, я всегда сопровождаю его в поездках. Я плачу за такси, напоминаю о предстоящих встречах, я же звоню жене профессора, если он задерживается в больнице и не вернется на ночь домой. Ну и когда-то, в самом начале, произошло то, что происходит с мужчиной и женщиной, когда они находятся вместе. Профессор не придавал этому большого значения. Точно так же он поступал с медсестрами, да и с другими женщинами из своего окружения.

— Вы тоже не придавали этому значения?

— Ни в малейшей степени.

Она смотрела ему прямо в глаза, словно бросая вызов.

— Вы когда-нибудь влюблялись?