— По воскресеньям ваш грузовой двор тоже работает?

— Здесь бывает только два-три дежурных.

— В прошлое воскресенье он не был дежурным?

Берта еще раз заглянула в свои бумаги:

— Нет.

— До которого часа он работает сегодня?

— Он во второй смене. Значит, до десяти вечера.

— Не могли бы вы его подменить?

— Вы не могли бы сказать, что вам от него нужно?

— К сожалению, нет.

— Это важно?

— Даже весьма.

— В чем вы его подозреваете?

— Пока не могу ответить.

— Что бы вы там ни предполагали, должен сказать, что вы на ложном пути. Если бы все служащие были похожи на него, у меня вообще не было бы забот.

Хозяин был явно недоволен. Не сказав Мегрэ, что он собирается делать, и не пригласив его с собой, он вышел из застекленной конторы, обогнул двор и приблизился к Дьедонне Папу.

Тот молчал все время, пока хозяин говорил с ним, и только пристально смотрел в сторону стеклянной клетки. Мегрэ видел, как Ланглуа, повернувшись к складам, позвал кого-то, и оттуда тотчас вышел низенький старичок, тоже в халате и с карандашом за ухом. Они обменялись несколькими словами, старичок взял из рук рыжего блокнот, а тот пошел следом за Ланглуа вокруг двора.

Мегрэ не пошевелился, когда они вошли в контору, и Ланглуа громко сказал:

— Комиссар уголовной полиции желает поговорить с вами. Кажется, вы ему зачем-то нужны.

— Мне нужно задать вам несколько вопросов, господин Пап. Прошу вас следовать за мной.

Дьедонне Пап показал на свой халат:

— Могу я переодеться?

— Я пойду с вами.

Ланглуа не попрощался с комиссаром, который пошел за кладовщиком в конец коридора, служивший гардеробной. Пап ни о чем не спрашивал. Ему было, вероятно, за пятьдесят, он производил впечатление человека спокойного и аккуратного. Он надел пальто, шляпу и направился к выходу, при этом Жюдель шел справа от него, а Мегрэ слева.

Пап был, видимо, удивлен, когда за воротами не оказалось машины: он ждал, что его тотчас же увезут на набережную Орфевр. Когда на углу улицы, против желтого бара, они свернули налево, вместо того чтобы идти к центру города, он хотел что-то сказать, но вовремя удержался.

Жюдель понял, что Мегрэ ведет их в бистро Каласа.

Дверь по-прежнему была заперта, Мегрэ постучал, и Мерс открыл им.

— Входите, Пап.

Мегрэ вновь повернул ключ в дверном замке.

— Вы хорошо знаете этот дом, не так ли?

Человек был сбит с толку. Если он и предвидел, что ему придется разговаривать с полицией, то, во всяком случае, не таким образом.

— Можете снять пальто, здесь тепло. Садитесь на свое место. Ведь у вас, кажется, здесь есть привычное место?

— Не понимаю.

— Вы свой человек в доме, не правда ли?

— Я здесь клиент.

Он старался понять, что делают на кухне эти люди с аппаратами, и, наверное, тревожился за г-жу Калас.

— Очень хороший клиент, не так ли? Вы приходили сюда в прошлое воскресенье?

У него было лицо порядочного человека, с мягким и одновременно робким выражением голубых глаз; такие глаза бывают у иных животных, которые всегда как будто спрашивают, почему люди так жестоки к ним.

— Садитесь же.

Он послушно сел, выполняя приказание.

— Я задал вам вопрос относительно воскресенья.

— Я не приходил.

Прежде чем ответить, он какое-то время размышлял.

— Вы были весь день дома?

— Я ездил к сестре.

— Она живет в Париже?

— В Ножан-сюр-Марн.

— У нее есть телефон?

— Номер триста семнадцать в Ножане. Муж ее — подрядчик-строитель.

— С кем вы там виделись кроме сестры?

— С ее мужем, детьми, а после пяти вечера — с соседями, которые всегда приходят к ним играть в карты.

Мегрэ сделал знак Жюделю, и тот направился к телефонной кабине.

— В котором часу вы уехали из Ножана?

— Я сел на восьмичасовой автобус.

— Вы не заходили сюда перед тем, как вернуться к себе домой?

— Нет.

— Когда вы видели в последний раз хозяйку этого бистро?

— В субботу.

— В какую смену вы работали на прошлой неделе?

— В утреннюю.

— Значит, вы пришли сюда после двух часов дня?

— Да.

— Калас был здесь?

Он снова подумал:

— Не тогда, когда я пришел.

— Но он вернулся?

— Не помню.

— Вы долго были тогда в бистро?

— Порядочно.

— А именно?

— Больше двух часов. Точно не могу сказать.

— Что же вы делали?

— Выпил немного вина и разговаривал.

— С посетителями?

— Больше всего с Алиной.

Он покраснел, когда у него вырвалось это имя, и поспешил объяснить:

— Я смотрю на нее как на друга. Мы очень давно знакомы.

— Сколько лет?

— Больше десяти.

— Уже больше десяти лет вы приходите сюда каждый день?

— Почти каждый.

— Главным образом в отсутствие мужа?

На этот раз он не ответил и удрученно опустил голову.

— Вы ее любовник?

— Кто вам сказал?

— Не важно. Это правда?

Вместо ответа он тревожно спросил:

— Что вы с ней сделали?

Мегрэ ответил откровенно:

— В настоящий момент она у судебного следователя.

— Зачем?

— Чтобы ответить на некоторые вопросы относительно исчезновения ее мужа. Разве вы не читали газет?

Дьедонне Пап молчал, погруженный в размышления. Мегрэ позвал:

— Мерс, возьми у него отпечатки пальцев.

Пап добросовестно выполнил несложную процедуру; пальцы его не дрожали.

— Сравни.

— С чем?

— С теми двумя отпечатками.

Когда Мерс ушел, Дьедонне Пап тихо сказал укоризненным тоном:

— Если это для того, чтобы узнать, ходил ли я на кухню, надо было просто спросить у меня. Я часто бывал там.

— Вы ходили туда в прошлую субботу?

— Я там приготовил себе чашку кофе.

— Вы ничего не знаете об исчезновении Омера Каласа?

Пап все еще был погружен в размышления, как человек, который колеблется, прежде чем принять важное решение.

— Вы не знаете, что он убит, а его тело, разрубленное на части, брошено в канал?

Ни Жюдель, ни Мегрэ не ожидали того, что произошло. Человек медленно перевел взгляд на комиссара, как будто изучая его лицо, и произнес наконец все тем же тихим голосом:

— Мне нечего сказать.

И тогда Мегрэ неожиданно спросил:

— Это вы убили Каласа?

И Дьедонне Пап повторил, покачав головой:

— Мне нечего сказать.

Мегрэ приступил к десерту, когда до него дошло, что жена наблюдает за ним с чуть насмешливой материнской улыбкой. Он сделал вид, что ничего не замечает, и уткнулся носом в тарелку. Проглотив несколько ложек взбитых сливок, он поднял глаза.

— У меня пятно на носу? — проворчал он.

— Нет.

— Тогда почему ты смеешься?

— Я не смеюсь. Я улыбаюсь.

— Довольно ехидно… Что во мне смешного?

— Ничего смешного, Жюль.

По имени она его называла только в минуту душевной растроганности.

— Тогда в чем дело?

— Ты отдаешь себе отчет, что не сказал ни слова с тех пор, как сел за стол?

Нет, он не отдавал себе в этом отчета.

— Можешь ты сказать, что сейчас ел?

Он ответил нарочито ворчливым тоном:

— Бараньи почки.

— А до этого?

— Суп.

— С чем?

— Не помню. Кажется, с овощами.

— Это все из-за той женщины ты так мучаешься?

Обычно г-жа Мегрэ знала о делах мужа только из газет.

— Ты считаешь, что она не убивала?

Он передернул плечами, как бы желая избавиться от навязчивой мысли:

— Я ничего не знаю.

— Наверное, его убил Дьедонне Пап, а она была сообщницей?

Ему хотелось ответить, что это не имеет никакого значения. В самом деле, ему было совершенно безразлично, кто убил. Главное — понять. А он не только все еще не понимал, но, напротив, чем больше знакомился с участниками этой истории, тем больше запутывался. Поэтому он и отправился домой обедать, а не сидел сейчас в кабинете, прикованный к делу: ему хотелось отвлечься, погрузиться в повседневную домашнюю жизнь, чтобы взглянуть потом новыми глазами на главных героев драмы.