Литмир - Электронная Библиотека

Жорж Сименон

Мегрэ и убийца

Georges Simenon

MAIGRET ET LE TUEUR

Copyright © 1969, Georges Simenon Limited

GEORGES SIMENON ®

MAIGRET ® Georges Simenon Limited

All rights reserved

Перевод с французского И. Русецкого

Серия «Иностранная литература. Классика детектива»

ООО «Издательская Группа „Азбука-Аттикус“», 2017

Издательство Иностранка ®

© И. Русецкий (наследник), перевод, 2017

* * *

Глава 1

Об этом вечере на бульваре Вольтер у Мегрэ остались тягостные воспоминания – пожалуй, впервые с тех пор, как они с женой стали ежемесячно обедать у Пардонов.

Все началось на бульваре Ришар-Ленуар. Жена заказала по телефону такси, потому что третий день подряд лил дождь: по радио говорили, что такого не случалось тридцать пять лет. Шквалы ледяной воды хлестали по лицу и рукам, облепляли тело намокшей одеждой. На лестницах, в лифтах, в конторах люди оставляли мокрые следы; настроение у всех было отвратительное.

Мегрэ с женой спустились вниз и полчаса, замерзая все сильнее, стояли на пороге в ожидании такси. Вдобавок пришлось уговаривать шофера, который не соглашался на такой короткий рейс.

– Извините, мы опоздали…

– В такие дни все опаздывают. Ничего, если мы сразу сядем за стол?

В квартире было тепло; ветер тряс ставни, и от этого становилось еще уютнее. Госпожа Пардон, как всегда удачно, приготовила говядину по-бургундски, и разговор вертелся вокруг этого сытного и в то же время изысканного блюда. Потом заговорили о том, как готовят в провинции: о рагу в горшочках, овощах по-лотарингски, рубце по-кански, буайбесе.

– В сущности, большинство этих рецептов появилось в силу необходимости. Если бы в Средние века были холодильники…

О чем еще они говорили? Обе женщины по обыкновению устроились в конце концов в уголке гостиной и беседовали вполголоса. Пардон повел Мегрэ в кабинет показывать редкое издание, подаренное одним из пациентов. Машинально они сели, и госпожа Пардон принесла им кофе и кальвадос.

Пардон уже давно чувствовал себя усталым. Лицо его осунулось, в глазах читалась иногда покорность судьбе. Он безропотно работал по пятнадцать часов в сутки: утром у себя в кабинете, днем со своим тяжелым саквояжем посещал больных, потом возвращался домой, где его всегда ждала полная приемная.

– Будь у меня сын и захоти он стать врачом, я, наверное, попытался бы его отговорить.

Мегрэ почувствовал себя неловко. У Пардона эта фраза прозвучала совершенно неожиданно: он страстно любил свою профессию, и представить себе, что он занимается чем-то другим, было просто немыслимо. На этот раз он был в плохом настроении, мрачен и даже объяснил почему.

– Все идет к тому, что из нас сделают чиновников, а медицину превратят в машину для более или менее равномерного распределения медицинского обслуживания.

Мегрэ, раскуривая трубку, наблюдал за ним.

– Не просто чиновников, – продолжал врач, – а плохих чиновников: мы уже не можем уделять каждому больному достаточно времени. Я порой стыжусь, выпроваживая их, почти выталкивая за двери. Я вижу их тревожный, даже умоляющий взгляд. Чувствую, что они ждут от меня другого: вопросов, слов – короче, минут, в течение которых я буду заниматься только ими. Ваше здоровье! – Он поднял стакан и скроил деланую улыбку, которая ему не шла. – Знаете, сколько пациентов я сегодня принял? Восемьдесят два. И это не исключение. А к тому же нас заставляют целыми вечерами заполнять всякие бланки. Простите, что я все это вам говорю. У вас на набережной Орфевр хватает своих забот.

О чем они говорили потом? О самых обычных вещах – назавтра о них не вспомнишь. Пардон сидел за письменным столом и курил сигарету. Мегрэ – в жестком кресле, предназначенном для больных. В кабинете царил своеобразный запах, хорошо знакомый комиссару по предыдущим посещениям. Запах, чем-то напоминающий запах полицейских участков. Запах нищеты. Клиенты Пардона, жившие в том же квартале, – люди очень скромного достатка.

Дверь отворилась. Эжени, прислуга, жившая у Пардонов так давно, что стала почти членом семьи, объявила:

– Пришел этот итальянец…

– Какой итальянец? Пальяти?

– Да. Очень взволнован… Похоже, что-то срочное.

Была половина одиннадцатого. Пардон встал и открыл дверь в унылую приемную, где стоял столик с разбросанными журналами.

– Что с тобой, Джино?

– Не со мной, доктор. И не с женой. Там, на тротуаре, раненый… Умирает…

– Где?

– На улице Попинкур. Отсюда – метров сто.

– Его нашли вы?

Пардон уже стоял у дверей, натягивая пальто и ища глазами саквояж. Мегрэ, естественно, тоже надел плащ. Врач приоткрыл дверь в гостиную:

– Сейчас вернемся. На улице Попинкур раненый.

– Возьми зонтик.

Зонтика Мегрэ не взял. Как! Он с зонтиком в руке склонится над человеком, под стук дождя умирающим на тротуаре? Что за нелепость!

Джино был неаполитанец. Он держал бакалейную лавочку на углу улиц Шмен-Вер и Попинкур. Точнее, в лавке торговала его жена Лючия, а он в заднем помещении готовил лапшу, равиоли и пирожки. Чету Пальяти любили. Пардон лечил Джино от повышенного давления. Изготовитель лапши был коротконог, грузен, багроволиц.

– Мы возвращались от шурина, с улицы Шарон. Его жена ждет ребенка, ее вот-вот должны отвезти в родильный дом. Идем под дождем, и вдруг я вижу…

Половина слов терялась в вое ветра. Струи из водосточных труб превратились в бушующие потоки, через которые нужно было перепрыгивать, грязная вода из-под колес редких машин плескала на много метров.

На улице Попинкур их ждало неожиданное зрелище. Прохожих не было видно, лишь в нескольких окнах да в витрине маленького кафе еще горел свет. Примерно метрах в пятидесяти от кафе неподвижно стояла тучная женщина с зонтом, который ветер вырывал у нее из рук, а у ног ее в свете уличного фонаря виднелось распростертое тело. В Мегрэ всколыхнулись воспоминания. Еще простым инспектором, задолго до того, как возглавить отдел сыскной полиции, он часто оказывался первым на месте, где только что произошла драка, сведение счетов, вооруженное нападение.

Человек был молод, одет в замшевую куртку, волосы на затылке довольно длинные. Он лежал ничком, куртка со спины пропиталась кровью.

– В полицию сообщили?

– Пусть пришлют «скорую», – вмешался Пардон, опустившийся на корточки рядом с раненым.

Это означало, что неизвестный еще жив, и Мегрэ направился в сторону освещенной витрины кафе. В ее слабом свете прочел название: «У Жюля». Толкнул застекленную дверь с кремовой занавеской и попал в атмосферу настолько безмятежную, что она казалась нереальной и напоминала жанровую картину. Перед ним был старомодный бар с опилками на полу; в воздухе сильно пахло спиртным. Четверо мужчин в летах, трое из которых отличались дородностью и красным цветом лица, играли в карты.

– Можно позвонить?

Клиенты, замерев, наблюдали, как он подошел к телефону, висевшему на стене возле оцинкованной стойки с рядами бутылок.

– Алло! Комиссариат Одиннадцатого округа?

Комиссариат в двух шагах отсюда – на площади Леона Блюма, бывшей Вольтера.

– Алло? Говорит Мегрэ. На улице Попинкур раненый… Около улицы Шмен-Вер… Нужна «скорая»…

Четверо мужчин оживились. Карты они по-прежнему держали в руках.

– В чем дело? – спросил мужчина без пиджака, по-видимому хозяин. – Кто ранен?

– Молодой человек.

Мегрэ положил на стойку мелочь и направился к двери.

– Высокий и тощий, в замшевой куртке?

– Да.

– С четверть часа назад он был здесь.

– Один?

– Да.

– Выглядел взволнованным?

Хозяин, по всей видимости этот самый Жюль, окинул остальных вопросительным взглядом:

– Нет… В общем, нет.

1
{"b":"24821","o":1}