— Это все, что ты узнал?

— Нет. Дочь уехала из дома четыре года назад. Оставила записку, что никогда не вернется.

— Ей еще не было шестнадцати лет?

— Ровно шестнадцать. Исчезла в день рождения и с тех пор не давала о себе знать.

— Мать не сообщила в полицию?

— Нет. Кажется, не была даже очень огорчена.

— Не узнавала, что с ней?

— Через некоторое время получила письмо, в котором некая мадемуазель Поре с улицы Шмен-Вер писала, что нужно лучше воспитывать свою дочь и не пускать ее одну в Париж. Не знаю точного адреса этой Поре. Мадам Лабуан обещала, что вечером отыщет его.

— Я знаю, где ее искать.

— Месье ориентируется в ситуации?

— Более или менее.

Мегрэ посмотрел на Приоле, который слушал разговор. Одна и та же информация пришла из двух разных источников одновременно.

— В котором часу ты с ней встретишься?

— Как только она вернется в Ниццу. Это может быть и в семь вечера, и в двенадцать ночи, с тем же успехом Все зависит от рулетки.

— Позвони мне домой.

— Слушаюсь, патрон.

Мегрэ положил трубку.

— Исходя из того, что говорит Ферэ из Ниццы, особа, у которой жила Жанна Арменье на улице Шмен-Вер, — некая мадемуазель Поре. И она знала Луизу Лабуан.

— Ты поедешь к ней?

Мегрэ открыл дверь.

— Жанвье, ты со мной?

Минутой позже они уже были в автомобиле. Доехав до улицы Шмен-Вер, остановились перед лавочкой с лекарственными травами. В полутемном магазинчике, где приятно пахло зверобоем, за прилавком стояла жена Люсьена.

— Чем могу служить, месье комиссар?

— Мадам знает Жанну Арменье?

— Вам муж рассказал!? Я говорила ему о ней как раз сегодня утром, в связи с той свадьбой, о которой писали в газетах. Сногсшибательная девушка!

— Как давно вы ее видели?

— Да уж года три прошло. Минутку. Это было еще до того, как муж получил прибавку. Значит, три с половиной. Была еще молоденькая, но уже такая женственная, с такими формами, что все мужчины оглядывались на нее на улице.

— Она жила в соседнем доме?

— У мадемуазель Поре. Это моя хорошая клиентка, телефонистка. Жанна Арменье — ее племянница. Мне кажется, что они не слишком ладили, и девушка решила жить отдельно.

— Как вы думаете, мадемуазель Поре сейчас дома?

— Если не ошибаюсь, на этой неделе она работает с шести утра до трех дня. У вас есть шанс ее застать.

— Живет ли здесь мадемуазель Поре? — спросил Мегрэ у консьержки соседнего дома.

— Третий этаж направо. Кто-то у нее есть, — ответила консьержка.

В доме не было лифта. Вместо электрического звонка на двери висел шнурок. Когда его потянули, где-то в дальней комнате колокольчик издал хилый, еле слышный звук.

Дверь сразу отворилась. Худая черноглазая женщина с резкими чертами лица сурово посмотрела на них:

— Чего изволите, господа?

Мегрэ только собирался ей ответить, как увидел в глубине квартиры Лоньона.

— Извините, Лоньон. Вот не думал, что здесь встретимся.

Растяпа отрешенно взглянул на них. Мадемуазель Поре процедила:

— Господа знакомы?

Наконец она удосужилась пропустить их в квартиру. Пахло кухней. В крошечной столовой их стало четверо. И как они только там поместились?

— Вы давно здесь, Лоньон?

— Только что пришел.

Было неуместно интересоваться, откуда он узнал адрес.

— Вы уже начали?

Мадемуазель Поре перебила комиссара:

— Это я уже начала объяснять этому господину, что мне известно, но не закончила. Если, увидев фото в газете, я не пошла сразу в полицию то только потому, что не была уверена, что это именно она. За три с половиной года человек может измениться, тем более в этом возрасте. В конце концов я не люблю вмешиваться в чужие дела.

— Жанна Арменье — ваша племянница?

— Речь шла не о Жанне, а о ее подружке. Если месье интересует Жанна, то она — дочь моего единокровного брата, но я никогда не воспитывала ее.

— Она родом с юга?

— Постольку поскольку, если месье считает, что Лион — это юг. Мой бедный брат работает на прядильной фабрике. После смерти жены он сам не свой.

— Когда она умерла?

— В прошлом году.

— Жанна Арменье приехала в Париж четыре года назад?

— Да, почти четыре года. Лиона ей уже было мало. Ей было семнадцать лет и очень хотелось независимости. Они все теперь такие. Брат написал мне, что не может удержать дочь, раз она решила уехать, и спрашивал, не согласна ли я взять ее к себе. Я ответила, что, конечно, да и что даже помогу ей найти работу.

Она тщательно выговаривала каждую букву, как будто все, что хотела сообщить, имело огромную важность. Глядя на них по очереди, мадемуазель Поре неожиданно спросила:

— Раз вы все из полиции, почему же вы пришли не вместе?

Что можно было ответить? Лоньон опустил голову, а Мегрэ сказал:

— Мы работаем в разных отделах.

С претензией на великосветскость, она продолжала, глядя на импозантную фигуру Мегрэ:

— Мне кажется, что месье здесь главный. В каком вы звании?

— Комиссар.

— Так это вы — комиссар Мегрэ?

Когда он кивнул головой, ему был сразу же предложен стул.

— Садитесь, пожалуйста. Я все-все рассажу. На чем я остановилась? Ах, да, на письме от брата. Могу его найти, если месье пожелает. Переверну все письма от родственников.

— Спасибо. Это не обязательно.

— Как вам угодно. Если вкратце, то получила письмо, ответила, и однажды утром, полвосьмого, племянница появилась у меня. Уже по одному этому можно судить о ее характере. Есть несколько прекрасных дневных поездов, а она приехала ночным. Это, видите ли, более романтично! К счастью, я работала во вторую смену. Но это так, между прочим. Не говоря уже о том, во что она была одета и какая у нее была прическа! Я ей сразу сказала без обиняков, что если она не хочет, чтобы на нее весь квартал показывал пальцем, она должна изменить свой, с позволения сказать, стиль. Квартира, а я здесь живу уже двадцать лет, не большая и не шикарная, но все-таки две спальни у меня есть. Одну я отдала в распоряжение Жанны. Неделю ходила с ней по городу, чтобы показать Париж.

— Что она собиралась делать?

— Месье спрашивает? Найти себе богатого мужчину — вот что она собиралась делать. Если то, что написано в газете, — правда, то она этого добилась.

— Нашла себе работу?

— Поступила продавщицей в один из магазинов на Больших Бульварах. Кожаная галантерея, недалеко от Оперы.

— Долго там проработала?

Мадемуазель Поре любила поступать по-своему и не скрывала этого.

— Если каждую минуту месье будет меня о чем-то спрашивать, я собьюсь. Расскажу вам все, не волнуйтесь. Значит, жили мы с ней вместе. Вернее, это я воображала себе, что мы живем вместе. Одну неделю я свободна по утрам, другую — с трех до вечера. Шли месяцы. Это было зимой. Холодная тогда была зима. Покупки я делаю в своем квартале, такая у меня привычка. И как раз из-за еды я начала подозревать что-то неладное, особенно из-за масла, которое исчезало с невероятной быстротой. Хлеб тоже. Иногда я не находила в кладовке остатков мяса или пирожного, хотя была абсолютно уверена, что там еще есть кусочек. «Это ты съела котлету?» «Да, тетя. Ночью мне ужасно захотелось есть!» Я заканчиваю. Да, догадалась я не сразу. Представляете, месье, что произошло? Все это время в моей квартире без моего ведома жил еще третий человек. Это был не мужчина, могу вас сразу успокоить. Какая-то девчонка. Та самая, фотография которой была в газете и которую нашли мертвой на площади Вэнтимиль. Это доказывает, что мое беспокойство не было напрасным, так как подобные вещи не случаются с такими людьми, как вы, месье, или я.

Она ни разу не сделала паузу, чтобы глотнуть воздуха. Стояла спиной к окну, сложив руки на плоском животе. Слова сменялись словами, одна фраза следовала за другой. Казалось, будто она перебирает четки.

— Месье, не волнуйтесь, я уже заканчиваю. Не хочу злоупотреблять вашим терпением, я прекрасно знаю, сколько у вас работы.