— Нет, вначале он не был таким…

— Когда он изменился?

— Я уже не помню… Он никого не желал видеть… Мы редко покидали дом… Жили здесь, как в заточении… Ему это нравилось… Он был счастлив…

Она замолчала и поглядела на комиссара, как бы давая ему понять, что пора кончать этот разговор.

— У вас есть еще вопросы?

— Нет, пока все. Я хочу, чтобы вы меня предупредили, если получите какие-нибудь известия о муже… Вот номер моего телефона…

Она взяла карточку, которую он ей протянул, и положила ее на стол.

— Моя дочь вернется через несколько минут…

— Она не удивилась отъезду отца?

— Я сказала ей, что он отправился путешествовать…

Мадам Планшон проводила Мегрэ до двери, и тому показалось, что вид у нее был озабоченный, что теперь уже она хотела задержать его и задать ему вопросы. Но какие?

— До свидания, господин комиссар…

Недовольный собой, он засунул руки в карманы и, подняв воротник пальто, спустился вниз по улице Толозе. По дороге ему встретилась маленькая девочка с тугими светлыми косичками. Мегрэ обернулся, чтобы посмотреть, как она войдет во двор.

Ему очень хотелось задать вопросы и ей.

Жена Планшона не предложила ему снять пальто, и Мегрэ за время беседы буквально упрел в жарко натопленном доме. Теперь же, попав под мелкий леденящий дождь, он почувствовал озноб. Но простудился комиссар еще раньше, в воскресенье, когда они с женой гуляли по этому кварталу.

Вместо того чтобы спуститься по улице Лепик и найти такси, Мегрэ решил повернуть налево, к площади Аббес. Ведь именно оттуда ему звонил в понедельник вечером Планшон, и это был их последний разговор.

Еще больше, чем площадь Тертр, ставшая местом паломничества туристов, площадь Аббес с ее станцией метро, театром «Ателье», похожим на игрушку или декорацию, с ее кабачками и лавками напоминала комиссару подлинный народный Монмартр. Он вспомнил, что, когда впервые после прибытия в Париж посетил этот квартал, стояло холодное, но солнечное весеннее утро. Ему тогда даже почудилось, что перед ним одна из картин Утрильо.

Толпа небогатых, живших поблизости, прохожих смахивала на толчею городского, скорее далее деревенского, рынка, поскольку все здесь знали друг друга.

Комиссару было известно, что некоторые старожилы никогда в жизни не покидали пределы этого квартала. Здесь находились лавки, которые из поколения в поколение передавались от родителей детям.

Мегрэ заглянул через окна в несколько близлежащих кафе и наконец заметил в одном из них небольшой современный кассовый аппарат. Звук такого аппарата он слышал в телефонной трубке, когда ему звонил Планшон.

Внутри было тепло, приятно пахло кухней и хорошим вином. Десяток столиков были накрыты бумажными скатертями. Перед входом меню на грифельной доске указывало, что на обед здесь подавали сосиски с картофельным пюре.

Два каменщика в рабочих спецовках уже расположились за одним из столиков в глубине зала. Хозяйка, одетая во все черное, сидела за кассой, а перед ней лежали блоки сигарет, коробки сигар и пачки лотерейных билетов.

Официант в синем переднике, засучив рукава рубашки, обслуживал за стойкой клиентов, подавая вино и коктейли.

Посетителей было немного, и все они разом посмотрели на вошедшего комиссара. Последовало длительное молчание, затем разговоры возобновились.

— Грогу, — заказал Мегрэ.

Разве не говорила ему жена, что голос у него простуженный? Наверное, скоро он совсем охрипнет.

— С лимоном?

— Да, пожалуйста…

Налево от кухни, в глубине зала, Мегрэ заметил телефонную кабину с застекленной дверью.

— Скажите, у вас бывает клиент с заячьей губой?

Комиссар почувствовал, как напряглись рядом с ним посетители, даже те, кто стоял к нему спиной. Видимо, они догадались, что он из полиции.

— С заячьей губой?.. — словно эхо повторил официант. Он поставил на оцинкованный прилавок стакан грога и принялся переливать вино из одной бутылки в другую.

Он не решался отвечать, похоже, из чувства солидарности с клиентами.

— Небольшого роста… Блондин с рыжеватым оттенком…

— Что он натворил?

Один из клиентов, похожий на коммивояжера, вмешался в разговор:

— До чего ты наивен, Леон!.. Думаешь, комиссар Мегрэ так тебе и скажет…

Раздался взрыв смеха. Присутствующие не только догадались, что он полицейский, но даже признали в нем комиссара.

— Он пропал… — негромко произнес Мегрэ.

— Попей пропал? — и Леон пояснил: — Мы так его назвали, потому что он очень похож на героя из мультфильмов…

Официант поднес руку к губам, будто хотел разделить их на две части, и добавил:

— Через дыру в губе ему можно запросто засунуть трубку…

— Он ваш постоянный клиент?

— Я бы этого не сказал. Мы ведь далее не знаем, кто он, хотя наверняка проживает в этом квартале… Но бывал здесь довольно часто, почти каждый вечер…

— В понедельник он приходил?

— Подождите… Сегодня четверг… Во вторник я ездил на похороны старой Нана… Она продавала газеты на углу площади… В понедельник… Да… Приходил…

— Припоминаю, он еще попросил у меня жетон, чтобы позвонить по телефону, — вмешалась хозяйка, сидевшая за кассой.

— Это было около шести часов?

— Да, незадолго перед ужином…

— Он что-нибудь вам рассказывал?

— Он никогда ни с кем не говорил… В тот вечер стоял у стойки, приблизительно там, где вы сейчас находитесь, и заказал сначала коньяк… После этого застыл на месте, погруженный в свои, должно быть, невеселые мысли, так как вид у него был мрачный…

— Много клиентов здесь было в понедельник?

— Меньше, чем сегодня… По вечерам ресторан закрыт…

Посетители играли тогда в белот за столиком слева. Сейчас там сидели два каменщика и ели жареные сосиски.

Комиссар искренне им завидовал. Блюда, приготовленные в ресторанах, а особенно в небольших кафе, кажутся более вкусными, чем дома.

— Сколько он выпил?

— Три или четыре рюмки коньяка, точно не знаю… Ты не помнишь, Матильда?

— Четыре…

— Почти свою норму, — пояснил официант. — Обычно он оставался здесь долго… Часам к девяти-десяти иногда снова возвращался и был сильно навеселе… Видно, обходил все близлежащие бары…

— Он с кем-нибудь беседовал?

— Нет, этого я не замечал… Кто из вас с ним общался? — обратился официант к посетителям.

Вновь отозвался мужчина, похожий на коммивояжера:

— Один раз я попытался было заговорить с ним, но он сделал вид, будто меня не замечает… Правда, к тому времени он уже сильно набрался…

— Он здесь не буянил?

— На буяна он не похож… Наоборот, чем больше выпивал, тем смирнее становился… Могу поклясться, что видел, как, стоя в полном одиночестве за прилавком, он плакал…

Мегрэ заказал еще грога.

— Кто этот клиент? — поинтересовался в свою очередь официант.

— Он владелец небольшой малярной мастерской на улице Толозе…

— Я же говорил, что он живет в этом квартале… Думаете, он покончил с собой?

Мегрэ об этом уже думал, особенно после того, как поговорил с Рене Планшон. Как выразился Жанвье — или это был Лапуэнт? — она скорее напоминала самку, чем женщину, причем самку, которая цепко держится за своего избранника, и, если возникнет необходимость, была готова решительно его защитить.

Разговаривая с комиссаром, она не выглядела смущенной и ответила на все вопросы, а если иногда и колебалась, то потому, что не блистала умом и старалась лучше понять, что от нее хотят.

Чем проще люди, тем более недоверчиво они все воспринимают, а мадам Планшон мало изменилась с тех пор, как переехала в Париж из своей родной деревни в Вандее.

— Сколько с меня?

Выходя на улицу, Мегрэ заметил, что все посетители снова смотрели на него. После его ухода они наверняка еще долго будут говорить о нем. Однако это его не волновало, он к этому уже привык.

Мегрэ удалось быстро найти такси, и он поехал домой.

Он без всякого аппетита жевал жаркое из телятины, а жена недоумевала, почему муж вдруг сказал ей: