— Поздравляю, Валерия. Я с самого начала знал, что вы поженитесь, но что-то вы с этим затянули?

— Даже не знаю почему, — пожала она плечами, посмотрев на Дэниза.

— Некогда было, — ответил тот.

— Так вы поэтому нас не вызывали на проекте? — вспомнила она репрессии влюбленных в офисе.

— А что вас вызывать. Все и так было ясно. Если турецкий мужчина находит свою женщину, он берет ее за руку и уже не отпускает. По Дэнизу сразу было видно, что он свою женщину нашел, — улыбнулся Айдан. — Счастья вам!

Оказывается, все вокруг видели и понимали, что у них все серьезно! Почему же она этого не видела?!

Когда начались танцы, Озгюр время от времени забирал Дэниза и они пропадали на пару минут. Ей стало интересно, и в очередной раз она поинтересовалась их исчезновениями.

— Ревнуешь? — с надеждой спросил Дэнька.

— Ха! Не дождешься! Так что? Куда вы ходите на моей свадьбе?

— Озгюр вынес очень дельную мысль из своей свадьбы: набрать побольше чистых и сухих рубашек!

Она непонимающе посмотрела на Дэна, потом обвела взглядом гостей. Несмотря на Босфор, стамбульская жара сделала всех мокрыми от пота. Мужчины уже сняли пиджаки, выставляя напоказ прилипшие к телу рубашки. Она несколько раз уже мысленно благодарила свекровь, которая настояла сделать ей прическу, подняв волосы наверх, хотя Лера хотела их распустить — Дэнька любил ее волосы. Сейчас это было очень кстати — жара!

Оказывается, Дэн попросил Озгюра прихватить пять рубашек для него, и теперь они время от времени сбегали, чтобы переодеться в сухую рубашку. Как жаль, что она не купила пару запасных платьев, вот туфель купили аж три пары!

Ближе у полуночи родня и знакомые распрощались и разъехались. Остались друзья. Для них на первом этаже здания устроили танцплощадку, врубили музыку. Она переобулась в туфли на низком каблуке и присоединилась к танцующем.

— А сейчас, — проговорил Озгюр в микрофон. — Белый танец: невеста приглашает жениха!

Все рассмеялись и зааплодировали.

— Что?! — возмутилась она, поставив руки в боки, разыгрывая разъяренную супругу.

Но когда послышались первые аккорды Шакиры, она рассмеялась:

— Oh no!

— Yes sweetie! — он протянул ей руку ладонью вверх, и когда она вложила в нее свою, втянул в расступившийся круг.

Она прижала лоб к его плечу:

— А что подобрать другую песню было слабо? — спросила с улыбкой.

— Ч-ч-ч, слушай! — приказал он и нагнувшись к ее уху прошептал, повторяя за Шакирой: — When the friends are gone, when the party's over, we will still belong to each other (Когда друзья разойдутся и вечеринка будет окончена, мы будем принадлежать друг другу).

— No romantic (никакой романтики)! — напомнила она ему.

— No romantic! — подтвердил он, улыбаясь. А потом наклонился и на глазах у всех поцеловал ее в губы. Невиданное дело на турецкой свадьбе!

— Мы нарушаем правила! — напомнила она, закусив нижнюю губу, стараясь удержать улыбку счастья, которая так и пробивалась расплыться по лицу.

— Мы их нарушаем с самого начала, джаным! — отмахнулся он.

А ночью, стоя возле огромной кровати в номере для новобрачных с видом на Босфор (так от него и устать недолго!) она подошла к нему, потянулась на цыпочках и, поцеловав в губы, произнесла:

— Теперь я твоя жена!

И увидела, как его лицо окаменело:

— А до этого ты кем была?!

Ну вот он опять испортил всю романтику!

А потом она сидела в кресле, катая холодную бутылку жутко дорогого шампанского под ногами — помогало! Он подошел к ней, присел на корточки у ее ног. Он был так красив в свисающей с шеи «бабочке» и расстегнутой белой рубашке!

— Джаным, ну прости! Я же говорил тебе, для меня это просто дань традициям, ты всегда была для меня женой. С первого дня, с первой ночи!

Она обняла его голову, прижав к себе:

— Прости, что этого не понимала. И прости, что только сейчас я чувствую, что теперь ты — мой муж…

Он поднял голову к ней:

— Значит, нам действительно нужна была эта свадьба!

Улыбнулся:

— А брачная ночь у нас будет?

— А может, просто поспим? — с надеждой спросила она.

— Ох, как я надеялся, что ты не заставишь меня исполнять супружеский долг!

— Вот ты засранец!

— Да, а ты жена засранца!

Он обхватил пальцами ее лодыжку и повел руку вверх, собирая по пути ткань юбки платья. Она сначала следила за его рукой, а потом перевела взгляд на его лицо. Он пристально смотрел на нее своими невозможными глазами:

— Ты говорила, у тебя есть что-то голубое для меня? — прошептал он, улыбаясь сводящей с ума улыбкой, приоткрывающей белые зубы.

— Да, — выдохнула она, когда его пальцы погладили впадинку под ее коленом сквозь тонкую ткань белого чулка.

— Можно поискать? — все так же шепотом спросил он, поглаживая ладонью ее бедро.

Она чуть наклонилась вперед, чтобы его губы смогли накрыть ее рот. Он медленно подразнивая водил губами по ее щекам, подбородку, приоткрытым губам, все не переходя к поцелую.

Она уже закрыла глаза в ожидании дальнейшего соблазнения.

— Если ты продвинешь ладонь выше, то найдешь голубое, — прошептала она в его губы.

Он так и сделал, наткнувшись пальцами на белую кружевную подвязку, перевитую атласной голубой ленточкой. Пальцем подцепил ее вместе с чулком и потянул вниз. Как ему нравилось раздевать свою жену!

Все было так медленно и нежно, что Лера не выдержала, наклонила голову, ища его губы, чтобы, наконец, насладиться его вкусом, его запахом, его теплом.

— Если ты пытаешь меня возбудить, то ты уже опоздал, — шепнула она, сама прижимаясь к его губам.

Он с трудом оторвался от ее губ, посмотрел на нее затуманенными страстью глазами:

— Не ломай мне романтику, — и посмотрел вниз, где его руки уже стянули чулок до ее щиколотки. Она приподняла ногу, чтобы полностью избавиться от чулка.

Как только голые пальчики ее ноги утонули в мягком ковровом покрытии на полу, он рванул ее на себя, стаскивая с кресла, покрывая безумными поцелуями. Бросил на кровать, лихорадочно ища застежку платья.

— А второй чулок? — еще успела она спросить.

Но он только отмахнулся:

— Потом.

Во всей романтике огней Босфора, освещавших номер через стеклянную стену, они не могли не насладится друг другом как супруги.

Лежа на животе, обхватив подушку руками, она наслаждалась тем, как он рассеянно проводит рукой вдоль ее спины вверх и вниз. Было невероятно приятно.

— А когда ты в первый раз обратил на меня внимание?

Он усмехнулся.

— Знаешь, отец до сих пор помнит дату, когда они с матерью встретились, и как она была одета тогда. Он никогда этого прямо не говорит, но иногда проговаривается. Я поначалу его подлавливал, но он свирепел, став взрослее я перестал это делать. Если он до сих пор любит мать — это его дело.

— Твой отец до сих пор любит твою мать? — она приподнялась на локтях, поворачиваясь к нему, и у нее даже рот приоткрылся от удивления.

— Я не знаю. Это их дело. Так вот! Я тогда еще подумал, что если встречу женщину, одежду которой буду помнить через время — это и есть Она!

Она рассмеялась.

— И во что же я была одета? — на самом деле она сама не помнила.

— На тебе была блузка изумрудного цвета с пуговицами на спине, а не впереди, как обычно. Я тогда посмотрел на ряд пуговиц и подумал «Если никто не помогает ей застегивать эту блузку, эта женщина будет моей».

— И как? Не жалеешь?

Вспоминая сейчас, по дороге из аэропорта, их свадьбу, их жизнь на проекте, их знакомство, она никак не могла понять: как два таких разных человека слились в одно? Две совершенно разные культуры, два разных языка, два разных характера, как они могли переплестись, врасти друг в друга настолько, что преодолели, перешагнули все различия?!

— Люблю тебя, — улыбнулась она, вернувшись из воспоминаний.

— Джаным, — улыбнулся он в ответ, мельком взглянув ей в глаза и вернув взгляд на дорогу.