– Его кабинет рядом с вашим?
Лёкюрёр встал открыть дверь.
– Вот он. Обстановка, как видите, того же стиля, но здесь на три кресла больше.
Полный порядок. Ни пылинки. Окна кабинета выходили на бульвар Сен-Жермен, и сюда доносился монотонный шум уличного движения.
Мужчины вернулись на свои места.
– Кажется, обычно эти отлучки не длились больше двух-трех дней…
– В последнее время он исчезал, случалось, и на неделю.
– Ваш патрон держал с вами связь?
– Он почти всегда звонил мне узнать, не случилось ли чего-нибудь, требующего его присутствия.
– Вы знаете, откуда он звонил?
– Нет.
– И вам неизвестно, было ли у него в городе какое-нибудь пристанище?
– Я думал о такой возможности. Он не носил с собой много денег и почти все оплачивал чеками. Прежде чем попасть в бухгалтерию, корешки чеков проходили через мои руки. – Господин Лёкюрёр нахмурился и замолчал. – Не знаю, вправе ли я касаться подобного рода вопросов. Я приучен к святости профессиональной тайны.
– Но не в том случае, если произошло, например, убийство.
– Вы серьезно об этом думаете?
– Кажется, об этом думает его жена.
Господин Лёкюрёр пожал плечами, давая понять, что мысли госпожи Сабен-Левек не имеют особого значения.
– Признаюсь, я тоже думал об этом. Впервые его отсутствие длится так долго и он не звонит мне. Неделю назад у него должна была состояться здесь встреча с одним из самых наших влиятельных клиентов, одним из самых крупных, если не самым крупным землевладельцем Франции. Он знал о ней. Несмотря на свою рассеянную манеру держаться и легкомысленный вид, он никогда ничего не забывал и в делах профессиональных был скорее въедлив.
– Что вы предприняли?
– Я перенес встречу на более поздний срок, сославшись на то, что патрон находится в больнице.
– Почему, несмотря на свои подозрения, вы не обратились в полицию?
– Это должна была сделать его жена, а не я.
– Она, судя по всему, никогда не появляется в конторе?
– Совершенно верно. Было время, она приходила сюда раз-другой, но не задерживалась.
– Ее встречали не слишком радушно?
– Здесь не были готовы к этому. Даже ее собственный муж.
– Почему?
Он снова умолк, придя в еще большее замешательство, чем прошлый раз.
– Простите, господин комиссар, но вы ставите меня в затруднительное положение. Меня не касаются взаимоотношения моего патрона с его женой.
– Даже если было совершено убийство?
– Это, естественно, все изменило бы. Мы здесь обожаем господина Жерара. Я зову его так, поскольку знал его еще тогда, когда он только закончил университет. Его ценит весь персонал. Никто не позволяет себе обсуждать его личную жизнь.
– Насколько я понимаю, это не распространяется на его жену.
– Она вроде как чужеродный элемент в семье. Я не утверждаю, что она психопатка. Но это как нарывающая заноза.
– Потому что пьет?
– И поэтому тоже.
– Ваш патрон был с ней несчастлив?
– Он никогда не жаловался. Он мало-помалу стал вести свою собственную жизнь.
– Вы только что говорили о корешках чеков, которые проходят через ваши руки. Думаю, что он выписывал их на имя женщин, с которыми проводил большее или меньшее количество дней.
– Я тоже так думаю, но доказательств у меня нет. Эти чеки выписывались на предъявителя, а не на какое-нибудь конкретное лицо. Чеки были и на пять тысяч франков, и на двадцать…
– Сумма каждый месяц была одной и той же?
– Нет. Именно потому я и думаю, что пристанища у него не было.
Теперь они молча смотрели друг на друга. В конце концов старший клерк вздохнул:
– Кое-кто из персонала видел, как он входил в ночные кабаре. Почти всегда в этих случаях он исчезал – ненадолго или надолго.
– Вы ведь думаете, что с ним случилось несчастье?
– Боюсь, что да. А вы, господин комиссар?
– По тому немногому, что я пока знаю, – тоже… Случалось ли, что ему в контору звонили женщины? Наверное, все переговоры идут через коммутатор?
– Я, конечно, разговаривал с телефонисткой. Нет и намека на звонки подобного рода.
– Следовательно, можно предположить, что во время своих исчезновений он пользовался вымышленным именем.
– Есть одна деталь, которую я должен, наверное, сообщить вам. Волноваться я начал еще недели две назад. Я позвонил госпоже Сабен-Левек, чтобы сказать ей об этом, и посоветовал связаться с полицией.
– Что она ответила?
– Что еще нечего волноваться и она сделает это, когда сочтет нужным.
– Она не попросила вас подняться и не спустилась сама, чтобы поговорить с вами?
– Нет.
– Пока у меня нет больше к вам вопросов. Если что-нибудь появится, не сочтите за труд позвонить в сыскную полицию. Давайте тем не менее уточним. Слуги со второго этажа разделяют чувства служащих конторы к госпоже Сабен-Левек?
– Да. Особенно кухарка. Мари Жалон работает в доме уже сорок лет, она знала господина Жерара еще ребенком и буквально ненавидит ее.
– А остальные?
– Терпят ее присутствие, не больше. Кроме горничной Клер Марель: она предана хозяйке и раздевает ее перед тем, как уложить в постель, когда та валяется на полу.
– Благодарю вас.
– Вы собираетесь начать следствие?
– Козырей у меня для этого маловато. Буду держать вас в курсе дела.
Мегрэ вышел из конторы и около станции метро Сольферино решил заглянуть в кафе. Коньяк он заказывать не стал – комиссар возненавидел его надолго, а ограничился большой кружкой очень холодного пива.
– Есть у вас телефонные жетоны?
Он прикрыл за собой дверь кабины и принялся искать номер телефона мэтра Бернара д’Аржана, у которого, по словам Натали, она работала до замужества. В телефонной книге его не значилось.
Мегрэ допил свое пиво и, остановив такси, назвал шоферу адрес на улице Риволи.
– Подождите меня. Я недолго.
Мегрэ зашел в привратницкую, которая была похожа на небольшую гостиную. Привратником оказался седовласый мужчина.
– Будьте добры, мэтр д’Аржан?..
– Он уж лет десять как умер.
– Вы уже работали здесь тогда?
– Я тут тридцать лет.
– Кто занял его контору?
– Это больше не адвокатская контора, а бюро архитектора господина Мажа.
– Из старого персонала там кто-нибудь остался?
– У мэтра д’Аржана была только старенькая секретарша, она ушла на пенсию и вернулась в родные места.
– Вы не знали такую мадемуазель Фрасье?
– Хорошенькая брюнетка, она была все время чем-то возбуждена? Она работала у мэтра д’Аржана лет двадцать тому назад. Работа ей не нравилась, и она пробыла в конторе не больше года. Не знаю, что с ней сталось.
Хмурясь, Мегрэ снова уселся в такси. Разумеется, следствие только начиналось, но начиналось оно не лучшим образом: зацепиться было не за что. Кроме того, надо было соблюдать тайну, так как нотариус мог прекрасным образом объявиться не сегодня завтра.
Солнце скрылось за домами. Похолодало, и Мегрэ пожалел, что оставил демисезонный плащ в кабинете.
Он остановил такси на углу набережной Орфевр и бульвара дю Пале: ему снова захотелось пива.
То и дело он возвращался мыслями к Натали, этой странной госпоже Сабен-Левек: интуиция подсказывала комиссару, что знает она намного больше, чем сообщила ему.
Он вернулся к себе в кабинет, к своим трубкам; набив одну из них, подошел к двери в инспекторскую. Лапуэнт печатал на машинке. Жанвье уставился в окно. Люка был занят телефонным разговором.
– Жанвье, Лапуэнт. Зайдите оба ко мне.
Жанвье тоже понемногу начинал стареть и обзаводиться брюшком.
– Ты свободен, Жанвье?
– В настоящий момент ничего важного. Я разделался с юным похитителем машин…
– Хватит пороху провести ночь на улице?
– Почему бы и нет?
– Как только сможешь, отправишься на бульвар Сен-Жермен и будешь наблюдать за домом двести семь «а». Если женщина, описание которой я тебе дам, выйдет оттуда, пойдешь за ней. Тебе стоит иметь в своем распоряжении машину.
