– Продолжайте, прошу вас.
– Он исчез.
– В этом случае вам надо обращаться не ко мне. Существует специальная служба, которая занимается пропавшими людьми.
Она иронически, безрадостно усмехнулась и решила не утруждать себя ответом.
Определить возраст посетительницы было трудно. Ей вряд ли было больше сорока, от силы – сорока пяти, но лицо у нее было помятое, с мешками под глазами.
– Вы выпили перед тем, как идти сюда? – неожиданно спросил Мегрэ.
– Вас это интересует?
– Да. На встрече со мной настаивали вы сами, не так ли? Вам следовало приготовиться к вопросам, которые могут показаться вам нескромными.
– Я представляла вас по-другому, более понятливым.
– Именно потому, что я хочу понять, мне необходимо выяснить некоторые вещи.
– Я выпила две рюмки коньяка для храбрости.
– Только две?
Она взглянула на комиссара и промолчала.
– Когда исчез ваш муж?
– Почти месяц назад. Восемнадцатого февраля. Сегодня двадцать первое марта.
– Он сказал, что отправляется в поездку?
– Даже словом мне об этом не обмолвился.
– И вы только сейчас заявляете о его исчезновении?
– Я к ним привыкла.
– К чему?
– К тому, что он отсутствует по нескольку дней.
– И так продолжается давно?
– Многие годы. Это началось вскоре после нашей свадьбы, пятнадцать лет назад.
– Он никак не объясняет вам свои отлучки?
– Я не думаю, что он отлучался.
– Не понимаю.
– Он остается в Париже или окрестностях.
– Откуда вам это известно?
– Оттуда, что первое время я посылала следить за ним частного детектива. Затем бросила, потому что каждый раз было одно и то же.
Говорила она с известным трудом и не только потому, что выпила две рюмки коньяка. Да и выпила она вовсе не для храбрости; ее испитое лицо, усилия, которые она прилагала, чтобы держаться в форме, говорили о том, что пьет она часто.
– Я жду от вас подробностей.
– Таков уж мой муж.
– Как это – таков?
– Это мужчина, которого заносит. Он встречает женщину, которая ему нравится, и испытывает потребность пожить с ней несколько дней. До сих пор самая долгая его интрижка, если можно так выразиться, длилась две недели.
– Не собираетесь же вы меня уверять, что он знакомится с ними на улице?
– Почти всегда. Обычно в ночных кабаре.
– Он ходил туда один?
– Всегда.
– Вас с собой не брал?
– Мы давно уже перестали существовать друг для друга.
– Тем не менее вы тревожитесь.
– За него.
– Не за себя?
В ее взгляде промелькнул какой-то вызов.
– Нет.
– Вы его больше не любите?
– Нет.
– А он?
– Тем более.
– Живете вы тем не менее вместе.
– Квартира большая. Ритм жизни у нас разный, и часто встречаться не приходится.
С лица Лапуэнта, продолжавшего стенографировать, не сходило удивление.
– Зачем вы пришли сюда?
– Затем, чтобы вы его нашли.
– Раньше у вас это никогда не вызывало беспокойства?
– Месяц – это долго. Он ничего не взял с собой, даже чемоданчика со сменой белья. Машинами тоже не воспользовался.
– У вас не одна машина?
– Две. «Бентли» – им он пользуется чаще всего, и «фиат», который более или менее предоставлен мне.
– Вы водите машину?
– Когда я куда-нибудь отправляюсь, меня везет Витторио, наш шофер.
– Вы часто выходите из дома?
– Почти каждый вечер.
– Чтобы увидеться с приятельницами?
– У меня нет приятельниц.
Мегрэ редко приходилось встречать столь отчаявшуюся и столь загадочную женщину.
– Вы ходите по магазинам?
– Магазины я ненавижу.
– Отправляетесь на прогулку в Булонский лес или еще куда-нибудь?
– Я хожу в кино.
– Каждый день?
– Почти. Если не очень устала.
Как у всех наркоманов, наступал момент, когда ей надо было подстегнуть себя, и этот момент настал. Было видно, что она много бы дала за рюмку коньяка, но комиссар ничего не мог ей предложить, хотя в шкафу у него и стояла на всякий случай бутылка. Ему стало немного жаль ее.
– Я стараюсь понять, госпожа Сабен.
– Сабен-Левек, – поправила она.
– Как вам будет угодно. Ваш муж всегда исчезал из дому достаточно надолго?
– На месяц – никогда.
– Вы это уже говорили.
– У меня предчувствие.
– Какое предчувствие?
– Я боюсь, не случилось ли с ним чего-нибудь.
– У вас есть причины так думать?
– Нет. Для предчувствия не надо причин.
– Вы говорите, что ваш муж известный нотариус.
– Точнее, известна его контора, а клиентура – из самых отборных в Париже.
– Как же он может позволять себе периодические отлучки?
– В Жераре почти ничего нет от нотариуса. Контору он унаследовал от отца, но хозяйничает там по большей части старший клерк.
– Вы, кажется, утомлены?
– Я всегда утомлена. У меня слабое здоровье.
– А у вашего мужа?
– В свои сорок восемь он ведет себя как молодой мужчина.
– Если я вас правильно понял, узнать что-нибудь о нем можно, наверное, в ночных кабаре.
– Наверное.
Мегрэ задумался. Ему казалось, что вопросы его не достигают цели, а получаемые на них ответы ничего не дают.
В какой-то момент комиссар подумал, что перед ним сумасшедшая или, во всяком случае, неврастеничка. Он достаточно перевидал их у себя в кабинете, и с большинством хлопот было не обобраться.
Речь посетительницы казалась нормальной, вразумительной, в то же время создавалось впечатление, что она не совсем адекватна реальности.
– Вы думаете, у него было с собой много денег?
– Насколько я знаю, он обычно пользовался чековой книжкой.
– Вы разговаривали об этом со старшим клерком?
– Мы не разговариваем друг с другом.
– Почему?
– Потому что года три назад муж запретил мне входить в контору.
– У него были на это причины?
– Мне об этом неизвестно.
– Отношения у вас со старшим клерком плохие, но знать-то его вы, по крайней мере, должны?
– Лёкюрёр – так его зовут – всегда смотрел на меня неодобрительно.
– Он уже работал в конторе, когда умер ваш свекор?
– Он поступил туда, когда ему было двадцать два года.
– Может быть, ему больше известно о местопребывании вашего мужа?
– Может быть. Но если его об этом буду спрашивать я, он ничего не скажет.
Ее непрерывный тик начал в конце концов раздражать Мегрэ. Для него становилось все очевиднее, что этот допрос был для его посетительницы сущим наказанием. Тогда зачем она пришла?
– На какой имущественной основе заключен ваш брак?
– На условии раздельного владения имуществом.
– У вас есть личное состояние?
– Нет.
– Муж дает вам все деньги, в которых вы нуждаетесь?
– Да. Деньги для него ничто. Поклясться не могу, но думаю, что он очень богат.
Мегрэ задавал вопросы не в установленном порядке. Он искал во всех направлениях, но до сих пор ничего не нашел.
– Довольно. Вы устали. Оно и понятно. Если позволите, я загляну к вам сегодня после обеда.
– Как хотите.
Она продолжала сидеть, теребя в руках сумочку.
– Что вы обо мне думаете? – спросила она в конце концов. Голос ее звучал глуше, чем раньше.
– Я еще ничего не думаю.
– Вы думаете, я все усложняю, да?
– Не обязательно.
– В лицее одноклассники считали, что я все усложняю, и у меня из-за этого никогда не было подруг.
– Однако вы очень умны.
– Вы находите? – Она улыбнулась, и дрожь пробежала по ее губам. – Это мне не помогло.
– Вы никогда не были счастливы?
– Никогда. Я не знаю, что означает это слово.
Она кивнула на Лапуэнта, который по-прежнему сидел за стенограммой:
– Это что, действительно необходимо записывать нашу беседу? Трудно говорить свободно, когда за тобой стенографируют.
– Если вы хотите что-нибудь сообщить мне доверительно, записывать перестанут.
– Теперь мне больше нечего вам сказать.