— Да.

— А Уэни сидел напротив?

— Нет. Он стоял рядом, с бумагами в руке. Не помню, какие слова я говорила. Я все же была взвинчена.

— Алваредо советовал вам взять с собой какое-нибудь оружие? Он вам дал его?

— У меня не было оружия. Да и зачем мне нужно было его иметь? Я заявила, что решение мое окончательное, что ничто не заставит меня отказаться от него, и уже почти повернулась, чтобы направиться к двери… когда услышала выстрел и одновременно почувствовала резкую боль, как ожог, в лопатке. Должно быть, я повернула голову назад, потому что помню, что Феликс стоял, держа пистолет в руке. Я как сейчас вижу его вытаращенные глаза, словно он только тогда вдруг осознал, что сделал.

— А Уэни?

— Он неподвижно стоял рядом с ним.

— Что вы делали дальше?

— Я боялась потерять сознание. Мне не хотелось, чтобы это случилось в доме, где я осталась бы во власти этих двух мужчин. Я устремилась к двери, добралась до машины, дверцу которой открыл мне Висенте.

— Вы не слышали второго выстрела?

— Нет. Я сказала Висенте, чтобы он отвез меня на бульвар Вольтера к врачу и назвала адрес…

— Но вы все-таки не знали доктора Пардона…

— У меня не было времени объяснять. Мне было плохо.

— Почему вы не поехали к Алваредо, его дом в двух шагах, чтобы он вызвал своего врача?

— Потому что я не хотела скандала. Я стремилась в Голландию и была убеждена, что полиция ни о чем не узнает. Поэтому у доктора я не проронила ни слова, чтобы он не смог меня узнать по акценту. Я не ожидала, что нам будут задавать вопросы. Я даже не знала, что в ране была пуля и считала, что она была поверхностной. Нужно было только остановить кровотечение.

— Как Висенте и вы собирались добраться до Амстердама?

— На его машине. Когда я вышла от врача, то почувствовала себя слишком слабой, чтобы многие часы провести в дороге, и Висенте посоветовал лететь самолетом. Я помнила, что есть ночной рейс, которым однажды летала. В Орли нам пришлось долго ждать, и мы не были уверены, что самолет сможет взлететь из-за снега и гололедицы. В Амстердаме Висенте сразу же отвез меня на такси к Анне, и я сказала, в каком отеле ему ждать моего звонка… До моего развода мы жили бы с Висенте в разных местах…

— Чтобы избежать обвинения в супружеской измене?

— Меры предосторожности были уже излишними. После этого выстрела Феликс не мог отказать мне в разводе.

— Таким образом, если я правильно понял, в конечном счете все для вас закончилось удачно?

Она посмотрела на него и, невольно улыбаясь, с хитрым видом призналась:

— Да.

Самым любопытным было то, что все это казалось правдоподобным, хотелось в это верить, так откровенно и искренне отвечала она на вопросы. Наблюдая за ее лицом, похожим на детское, как и у Нелли Фелтхеис, Мегрэ понимал, почему Наур обращался с ней, как с маленьким ребенком, и почему Висенте Алваредо потерял голову от любви, решив, несмотря на мужа и двух детей, жениться на ней.

В комфортабельной и уютной гостиной царила приятная атмосфера, и хотелось полностью расслабиться. У Люка был вид толстого кота, который вот-вот замурлычет.

— Я позволю себе сделать одно замечание, мадам Наур: нет никого, кто подтвердил бы ваши слова. По вашему утверждению, вас было трое в кабинете в момент первого выстрела.

— Но у вас ведь есть показания Фуада.

— К сожалению, он утверждает, что вернулся в дом лишь во втором часу ночи, и установлено, что он ушел из клуба на бульваре Сен-Мишель приблизительно в это время.

— Он лжет.

— Его там видели.

— А если он отправился туда после выстрела?

— Мы постараемся выяснить это.

— Вы можете спросить у Нелли.

— Она не понимает французского языка, не так ли?

Мегрэ почувствовал ее легкое замешательство, и она уклончиво ответила:

— Нелли говорит по-английски.

Внезапно плотное тело комиссара распрямилось, он бесшумно подошел к двери в соседнюю комнату и резко ее открыл. Горничная чуть было не рухнула на него, ей с трудом удалось сохранить равновесие.

— И давно вы подслушиваете?

Она закачала головой сначала утвердительно, потом отрицательно, взглядом призывая хозяйку прийти ей на помощь.

— Она немного понимает французский язык, — вмешалась Лина, — но каждый раз, когда она пытается говорить, особенно в магазинах, люди смеются над ней.

— Пройдите вперед, Нелли. Пустите двери. Когда вы узнали, что мадам Наур должна уехать в Амстердам в пятницу вечером?

— Уан уик… Одна неделя.

— Смотрите на меня, а не на нее.

Она неохотно повернулась, не решаясь прямо посмотреть на комиссара.

— Когда вы упаковали чемодан?

Чувствовалось, что она пытается мысленно перевести свой ответ.

— Восемь часов…

— Почему вы солгали, когда я допрашивал вас вчера?

— Я не знаю… Я боялась…

— Чего?

— Я не знаю.

— Вы боялись кого-то в доме?

Она отрицательно потрясла головой, и чепчик съехал ей на лоб.

— Вы видели мадам Наур около десяти часов? Где?

— В комнате.

— Кто отнес чемодан вниз?

— Я.

— Куда направилась ваша хозяйка?

— В комнату мужа.

— Потом вы услышали выстрел?

— Да.

— Один или два выстрела?

Она вновь посмотрела на Лину и ответила:

— Один.

— Вы не спустились вниз?

— Нет.

— Почему?

Она пожала плечами, как будто не знала, почему не спустилась вниз. Это не одна женщина копировала другую, а каждая из них переняла черты второй, так что теперь горничная была как бы смутной копией Лины.

— Вы не слышали, как Уэни поднялся к себе?

— Нет.

— Вы заснули сразу же?

— Да.

— Вы не попытались узнать, кто был ранен или убит?

— Посмотрела окно мадам. Услышала, как хлопнула дверь и увидела мадам и автомобиль…

— Благодарю вас. Надеюсь, завтра вы не перемените своих показаний и не расскажете мне третью версию…

Видимо, фраза была для нее слишком длинной и трудной, и мадам Наур перевела ее на голландский язык, после чего девушка залилась краской и поспешила исчезнуть.

— То, что я только что сказал, мадам, относится и к вам. Мне не хотелось сегодня заниматься официальным допросом. Завтра я позвоню, чтобы назначить встречу. Я приду сам, или один из моих инспекторов явится сюда и запишет ваши показания.

— Есть третий свидетель, — заявила она ему.

— Да, Алваредо, я знаю. Мы навестим его, как только выйдем отсюда. Я не доверяю телефону, и в этих комнатах останется инспектор Люка до тех пор, пока я не разрешу воспользоваться этим аппаратом.

Она не протестовала.

— Могу ли я попросить принести что-нибудь поесть? Моя подруга Анна всегда голодна. Она настоящая голландка. Что касается меня, то я прилягу.

— Вы позволите мне на минутку зайти в вашу комнату?

Там был беспорядок: одежда брошенная второпях на кровать, обувь, разбросанная по ковру. Телефонный аппарат был подключен в розетку, как электрический прибор, и Мегрэ отключил его, принес в гостиную, затем сделал то же самое с телефоном, который находился в комнате Нелли.

Та раскладывала белье по полкам и взглянула на него с обидой, словно сердясь за то, что он ее выбранил.

— Прошу извинить меня за эти меры предосторожности, — сказал Мегрэ на прощание двум молодым женщинам.

Лина ответила ему с улыбкой:

— Это же ваш долг, не так ли?

Портье свистком подозвал для комиссара такси. Сквозь облака теперь проглядывало слабое солнце, и было видно, как в Люксембургском саду катались по льду дети. Двое или трое даже принесли с собой санки.

Он заметил бистро, где его должен был ждать Жанвье, и действительно увидел инспектора, сидевшего возле заиндевевшего окна, которое изредка протирал рукой.

— Кружку пива, — заказал комиссар усталым голосом. Этот допрос довел его до изнеможения, и после душной гостиной он все еще оставался потным.

— Он не выходил?