— Нет. Я знала, что он придет. А если бы даже и не вернул…

— Он сказал вам, что нашел работу?

— Сказал, что работает.

— Тогда он носил желтые башмаки?

— Да. Каждый раз, когда приходил, приносил подарки мне и лакомства для мамы.

Может, собственно, поэтому старая женщина так разочарованно смотрела на Мегрэ. Их гости, наверно, приносили ей лакомства, а Мегрэ пришел с пустыми руками.

— Туре никогда не называл каких-нибудь фамилий?

— Чьих?

— Начальников, приятелей, коллег…

— Нет…

— А не вспоминал ли он в разговоре какие-нибудь места Парижа?

— Только улицу Бонди.

У входа послышался звонок. Кто-то вошел в лавку.

Мегрэ встал.

— Не буду больше мешать.

— Прошу, заходите к нам.

— Благодарю.

С утра комиссар прежде всего позвонил Максу Каплану. Ему ответили, что тот находится на своей вилле и не известно, когда вернется в Париж. Затем он побывал у Семброна на набережной Межисери.

Вход в дом находился между двумя магазинами, торговавшими птицами. Когда Мегрэ позвонил, внутри послышался тихий странный звук. Потом легкие шаги. В раскрытой двери появилось длинное, бледное и костлявое, словно у упыря, лицо с бородой и глазами, полными слез.

Человек, видимо, был почти одного возраста с матерью Леонии.

— Месье Семброн?

— Да, это я. Прошу, заходите. — Даже такую короткую фразу он не мог произнести без кашля. — Извините. Бронхит одолевает…

Из помещения повеяло тошнотворным, отвратительным запахом. Слышались шум газовой плиты и бульканье воды.

— Я из уголовной полиции. Комиссар Мегрэ…

— Слушаю. Я и подумал, что месье придет.

Перед ним лежала газета, раскрытая на странице с сообщением об убийстве Луи Туре.

— Я помешал вашему завтраку?

— Нет, нет, ничего.

— Очень прошу вас, делайте свое дело и на меня не обращайте внимания.

— Яйцо все равно уже сварилось.

— Когда вы в последний раз видели месье Луи?

Из-за тяжелых приступов кашля и неимоверной медлительности, с которой Семброн ел яйцо, разговор продолжался с полчаса. Но ничего особенно нового Мегрэ не узнал.

Ликвидация фирмы «Каплан» была для Семброна тоже катастрофой. Впрочем, он и не собирался искать новую работу. Имел кое-какие сбережения. Копил годами и верил, что обеспечит свою старость. Но деньги упали в цене, и у него осталось, только чтобы не умереть голодной смертью. Он был вдов, ни детей, ни родственников не имел.

Когда Туре попросил денег, Семброн одолжил ему не колеблясь.

— Луи сказал, что это вопрос жизни или смерти. Я ему верил. Леония тоже одолжила. Он вернул мне их через несколько месяцев.

— Сколько раз он был у вас?

— Дважды или трижды. Первый раз принес деньги.

Тогда же подарил трубку.

— Когда вы видели его в последний раз?

— Три недели назад на скамейке бульвара Бон-Нувель.

— Вы с ним разговаривали?

— Я подсел к нему. Он хотел угостить меня в ближайшем кафе, но я отказался. Был солнечный день, мы сидели и разговаривали, поглядывая на прохожих.

— Он был в желтых башмаках?

— Я не смотрел на его ноги.

— Говорил о своей работе?

Месье Семброн отрицательно покачал головой.

— Как вы попрощались?

— Мне все казалось, что кто-то вертится около скамейки и подает моему собеседнику знаки.

— Мужчина?

— Да. Средних лет.

— Какой у него был вид?

— Как и у всех посетителей скверов в том районе.

Впрочем, странное лицо. Да, он еще сел рядом, но не заговорил с нами. Я ушел. Когда оглянулся, то они уже разговаривали.

— Спокойно?

— Не похоже, чтобы ссорились.

Вот и все. Мегрэ заколебался, не пойти ли домой, и в конце концов передумал, решил позавтракать в своем излюбленном уголке пивной «У дофины». Чуть позже ему позвонил судья Комельо.

— Что у вас с делом Туре? Прокурор передал его мне сегодня утром и сказал, что вы занимаетесь им. Полагаю, это счеты пьяных. А?

Мегрэ кашлянул, это означало ни да ни нет.

— Тело можно отдать семье. Я хотел бы только, чтобы одежду прислали в лабораторию.

— Согласен. Прошу информировать меня, как идет следствие.

Мегрэ набил трубку, закурил и долго сидел, углубившись в принесенные бумаги или разговаривая по телефону.

— Можно войти, шеф? — Это был Сантони. — Мне кажется, я напал на след, — чуть ли не подпрыгивая, воскликнул он радостно.

Мегрэ спокойно посмотрел утомленными глазами на инспектора.

— Прежде всего контора «Жебер и Башелье», в которой работает та малютка, занимается взысканием долгов. Собственно, она скупает уже безнадежные векселя по низкой цене и выжимает у должников денежки. Это небольшой доход. Следовательно, они заняты не столько в конторе, сколько преследованием жертв на дому. Мадемуазель Туре работает на улице Риволи только до обеда, а потом обходит дома должников.

— Понимаю.

— Конечно, это преимущественно беднота. Ее можно запугать и в конце концов что-то выбить. Начальства я не видел. Ждал на улице, не хотел, чтобы Моника меня заметила. Когда вышли на обед, я подцепил одну сотрудницу уже не первой молодости, которая, видимо, не любила свою подругу.

— И что?

— Наша Моника имеет приятеля.

— Узнал, как его зовут?

— Минуточку, шеф. Они встречаются около четырех месяцев и ежедневно обедают вместе в дешевом ресторане на Севастопольском бульваре. Ему всего девятнадцать. Работает продавцом в большом книжном магазине на бульваре Сен-Мишель. Парня зовут Альбер Жорис.

Мне хотелось узнать, что он собой представляет, и я пошел в ресторан. Там было многолюдно, но Монику увидел сразу. Она сидела за столиком одна и, казалось, нервничала, беспрерывно поглядывая на дверь.

— Он так и не пришел?

— Не пришел. Она ела очень медленно, как только было возможно. В этих ресторанах вообще обслуживают быстро и не любят, когда посетители не торопятся.

В конце концов ей пришлось уйти и еще четверть часа прогуливаться вдоль тротуара.

— А потом?

— Потом она двинулась по бульвару Сен-Мишель. Я пошел за ней. Моника зашла в магазин и обратилась к продавцу, который послал ее в кассу. Я видел, как она упрямо о чем-то просила. В конце концов ушла ни с чем.

— Не следил за ней дальше?

— Я подумал, что лучше заняться юношей. Тоже зашел в магазин и спросил у директора, знает ли он Альбера Жориса. Тот ответил утвердительно, но заметил, что парень работает лишь по утрам. Увидев мое удивление, директор пояснил, что он нанимает студентов, а те не могут работать целый день.

— А Жорис студент?

— Прошу не торопиться. Он работает уже около года.

Сначала приходил на целый день. Потом, месяца три назад, заявил, что будет изучать право и может быть в магазине лишь до обеда.

— Узнал его адрес?

— Он проживает с родителями на аллее Шатийон.

Минуточку, это еще не все. Альбер Жорис не явился сегодня на работу, что с ним случалось редко, два, три раза за весь год, и он всегда предупреждал по телефону. Сегодня этого не сделал.

— Вчера он работал?

— Да. Я подумал, что стоит поехать на аллею Шатийон. Родители его, приятные люди, живут в опрятной квартире на четвертом этаже. Мать застал за глажкой белья.

— Ты ей сказал, что из полиции?

— Нет. Заявил, что я приятель ее сына и мне нужно его видеть…

— Она направила тебя в магазин?

— Да. Женщина ничего не подозревала и сообщила, что он уехал сегодня утром в четверть девятого, как всегда. Мать никогда не слыхала, чтобы ее сын изучал право. Муж ее работает на складе тканей, на улице Виктуар. Они не так богаты, чтобы платить за обучение сына.

— Что ты делал дальше?

— Я сделал вид, что это, видимо, не тот Жорис, которого я ищу. Спросил у нее, есть ли в доме фотография сына. Она показала мне снимок, стоявший в столовой.

Милая женщина, она ничего не заподозрила. Хлопотала над тем, чтобы не остыл утюг. Я не переставал осыпать ее комплиментами…