В 1846 г. еще до появления первого рассказа о русском крестьянине, Тургенев выступил в качестве негласного сотрудника французского журнала «Revue Independant», органа утопических социалистов. Ка. к теперь стало известным, основная часть статьи «Об освобождении крепостных в России», напечатанной в журнале за подписью Луи Виардо, одного из прогрессивных деятелей Франции, принадлежала Тургеневу и представляла собой переработанный и значительно более острый вариант его раннего политико-экономического исследования 1842 г. «Несколько замечаний о русском хозяйстве и русском крестьянине». В редакции 1846 г. Тургенев в самой категорической форме говорит о необходимости немедленного освобождения крестьян от крепостной зависимости. Тургенев, по словам Виардо, «стал, вопреки интересам своего класса, вопреки собственным интересам, таким смелым и открытым сторонником освобождения крепостных, словно сам родился в этом бедственном состоянии и требовал свободы для себя во имя страждущего человечества и попранной справедливости» («Тург. сб.», вып. IV, Л. 1968, стр. 108).
Для истории возникновения цикла безусловный интерес представляет рассказ «О происхождении «Записок охотника», приведенный в воспоминаниях современницы Тургенева, М. П. С — ой со слов писателя. Речь идет о трагической гибели на охоте поздней осенью 1846 г. любимого доезжачего Тургенева, который на всем скаку вместе с лошадью провалился в глубокую яму-западню и был затоптан. Случай этот, усугубивший и без того обостренное чувство невольной вины, причастности к злу русской жизни, по убеждению мемуаристки, в какой-то мере повлиял «демократически на литературное направление Тургенева в «Записках охотника». «Иван Сергеевич несколько раз принимался описать гибель своего любимого доезжего, — рассказывает мемуаристка, — но у него никогда не хватало твердости довести до конца этот очерк: как только он начинал вспоминать обо всех подробностях этого трагического случая, он испытывал такое сильное душевное волнение, такую сердечную тоску, такое умственное смятение, что его силы слабели и перо вываливалось из его рук… Тем не менее те идеи, те чувства, которые Тургенев никогда не мог изложить в рассказе о смерти Игнатия, он блестяще и могуче разлил по другим своим произведениям, собранным в знаменитых «Записках охотника», этом вечном памятнике русского литературного гения» (Сочинения, IV, 485–486).
Успех «Хоря и Калиныча», естественно, окрылил Тургенева, давно захваченного идеей борьбы с крепостничеством. Вне всякого сомнения, что Тургенев передал в «Современник» рассказ, написанный до случайно возникшего предложения Панаева.
Один за другим печатаются рассказы Тургенева в «Современнике». В течение только 1847 г. появилось восемь рассказов: «Хорь и Калиныч» (№ 1), «Петр Петрович Каратаев» (№ 2), «Ермолай и мельничиха», «Мой сосед Радилов», «Однодворец Овсяников», «Льгов» (№ 5), «Бурмистр», «Контора» (№ 10); в 1848 г. были опубликованы: «Малиновая вода», «Уездный лекарь», «Бирюк», «Лебедянь», «Татьяна Борисовна и ее племянник», «Смерть» («N*2 2); в 1849 г. публикуются: «Гамлет Щигровского уезда», «Чертопханов и Недопюскин», «Лес и степь» (№ 2); в 1850 г. — «Певцы» и «Свидание» (№ И); в 1851 г. — «Бежин луг» (№ 2) и «Касьян с Красивой Мечи» (№ 3) — последний рассказ из «Записок охотника», опубликованный на страницах «Современника». Примечательно, что второй рассказ цикла, «Петр Петрович Каратаев», был напечатан без подзаголовка «Из записок охотника», и только начиная с третьего, «Ермолай и мельничиха», — этот подзаголовок, ставший затем названием всей книги, окончательно укрепился.
Почти все рассказы были написаны Тургеневым в отдалении от России, за границей, куда он уехал во второй половине января 1847 г., то есть сразу же после появления в «Современнике» «Хоря и Калиныча». Отъезд на столь длительное время (писатель вернулся на родину лишь в 1850 г.) был вызван не только обстоятельствами личной жизни Тургенева — любовью к великой певице и актрисе Полине Виардо, но прежде всего соображениями гражданского и творческого характера: «Мне необходимо нужно было удалиться от моего врага затем, чтобы из самой моей дали сильнее напасть на него… враг этот был крепостное право», — так писал Тургенев в своих «Литературных н житейских воспоминаниях».
История создания «Записок охотника» нерасторжимо связана с именем Белинского. Самые социально-острые антикрепостнические рассказы из «Записок охотника» — «Бурмистр», «Контора», «Два помещика» — создавались летом 1847 г. в маленьком курортном городке Зальцбрунне, где Тургенев жил вместе с тяжело больным Белинским. Символично, что рассказ «Бурмистр» помечен знаменательной для Тургенева датой: «Зальцбрунн в Силезии, июль 1847 г.». Этим же месяцем помечено и знаменитое «Письмо» Белинского к Гоголю, о котором Тургенев, по словам современников, говорил: «Белинский и его письмо, это — вся моя религия» («Дневник В. С. Аксаковой», СПб. 1913, стр. 42).
Уже в июне 1847 г. Тургенев задумал объединить рассказы из «Записок охотника» в отдельную книгу. А несколько позже, в октябре 4847 г., Некрасов сообщал писателю о своей идее издания серии «Библиотека русских романов, повестей, записок и путешествий». По мысли Некрасова, серия должна была открываться романом Герцена «Кто виноват?», во втором томе предполагалось напечатать «Обыкновенную историю» Гончарова, а третий том составили бы рассказы Тургенева. Замысел этот не осуществился. После революционных событий 1848 г. в Западной Европе, и прежде всего во Франции, русская цензура стала крайне осторожной и придирчивой, и это незамедлительно сказалось на тургеневских рассказах из «Записок охотника». Особенно «пощипала» цензура «Гамлета Щигровского уезда» (1849), изъяв из текста целые страницы.
Возможно, что цензурные мытарства заставили Тургенева в ту пору отказаться не только от издания отдельной книги, но и предупредить читателя в обращенных к нему словах из очерка «Лес и степь» о своем намерении завершить на этом публикацию «Записок охотника» в «Современнике». Но с большей уверенностью можно предположить другое: слова о прекращении «Записок охотника» связаны с тем, что сам очерк был задуман как своеобразный эпилог цикла и во всех '«программах», составлявшихся Тургеневым на протяжения трех лет (1847–1850), обозначался в конце. Это предположение тем более вероятно, что публикация в «Современнике» рассказов из «Записок охотника» продолжалась н после очерка «Лес и степь», вплоть до 1851 г.
Мысль об отдельном издании «Записок охотника» не оставляла Тургенева. Писатель долго и упорно работал над его «проспектом», о чем красноречиво говорят многочисленные программы. Последняя, десятая программа была набросана в августе — сентябре 1850 г. на полях чернового автографа рассказа «Притынный кабачок» («Певцы»).
После публикации в «Современнике» рассказов «Свидание» и «Певцы» Тургенев писал Полине Виардо в ноябре 1850 г.: «Я не оставляю мысли собрать все эти рассказы и издать их в Москве». В этом же письме он говорил и о своем желании посвятить ей свою будущую книгу («Письма», I, 409). Интересно, что в цензурной рукописи сохранился титульный лист с зашифрованным посвящением (три звездочки), но в печати оно не появилось.
Политическое досье Тургенева к началу 50-х годов все больше убеждало правительство в сомнительной благонадежности писателя — автора безусловно оппозиционных антикрепостнических рассказов. Кроме того, Тургенев, встречавшийся за границей с Герценом, Огаревым, Бакуниным, Н. И. Тургеневым и бывший очевидцем революционных событий в Париже, вызывал явные подозрения властей. «Когда Тургенев в 1850 году вернулся в Петербург, его предостерегали, но он не хотел обращать на это внимание», — вспоминал один из современников писателя, немецкий критик Карл Глюмер («Тург. сб.», вып. V, стр. 362).
Но Тургенев, понимая, что на него «давно смотрят косо», продолжал свои хлопоты об отдельном издании «Записок охотника» — и в этом выразилась мужественная гражданская позиция писателя. Дело в том, что уже осенью 1851 г. за Тургеневым был установлен особый негласный надзор тайной полиции и все его письма перлюстрировались. Исследователи связывают факт установления надзора с французским изданием книги А. И. Герцена «О развитии революционных идей в России» (в переводе которой на французский язык, по-видимому, принимал участие и Тургенев). В ней «Записки охотника» были названы «шедевром Тургенева»: «Кто может читать, не содрогаясь от возмущения и стыда… шедевр И. Тургенева «Записки охотника»?» — писал Герцен (А. И. Герцен, Собрание сочинений в 30-ти томах, т. VII, изд. АН СССР, стр. 228). Симптоматично, что впервые о тургеневских «Записках» Европа узнала из уст издателя «Колокола». С книгой Герцена, услужливо присланной в Россию префектом парижской полиции, специально ознакомился Николай I, и, возможно, он обратил внимание как на отзыв Герцена о «Записках охотника», так и на весь «крамольный» контекст, в котором они упоминались (10. Г. О к с м а н, От «Капитанской дочки» А. С. Пушкина к «Запискам охотника» И. С. Тургенева, Саратов, 1959, стр. 247–249).
