* * *
Вика проснулась от солнечного света — узкий луч пробивался сквозь зашторенное окно и играл с ее ресницами. Она перевернулась на другой бок и почувствовала, что проснулась. Вчерашний день не казался ей сном — в глубине души жила радость, которую Вика ощутила, еще не проснувшись и даже не поняв, чем она вызвана. Что-то хорошее, хорошее и важное, — и только легкий привкус горечи, вызванный чем-то смутным и непонятным.
Только после душа и легкого завтрака она наконец все вспомнила и поняла — и свою радость, и горечь, которая постепенно, но очень настойчиво вытесняла собой остальные чувства. Это была даже не горечь, а какая-то смутная тревога, ожидание чего-то неотвратимого. Вика знала, что ее так тревожит — предстоящий разговор с Павликом. Несколько раз она в полной нерешительности замирала перед телефонным аппаратом, брала трубку в руки и снова опускала ее, не зная, какими будут ее первые слова. Закуривала, садилась у окна и раздумывала над предстоящим разговором. Стрелка настенных часов медленно совершала свой привычный путь. Вика выкурила уже четвертую сигарету, поднялась с табуретки — и в этот момент телефон зазвонил сам. Подняв трубку, она услышала именно тот голос, который ожидала услышать.
— Викуля?..
— Да, Павлик, я слушаю. Привет.
— Привет, моя радость. — Голос был совсем близко, как будто Павлик разговаривал в соседней комнате. — Ну как ты вчера отдохнула?
— Замечательно, — искренне ответила Вика и почему-то устыдилась и свой искренности, и двусмысленности ответа. Все-таки она не любила ложь. «Скорее бы», — подумала она и спросила: — Ты сегодня ко мне заедешь?
— Конечно, — Вика отчетливо представила себе, как широко он улыбнулся, как заиграли искры в его прозрачных глазах, превратившихся от улыбки в едва различимые узкие щелочки, — конечно, заеду, радость моя. Знаешь… Я вчера весь вечер о тебе думал.
— Да? — равнодушно спросила Вика, и он подхватил, совсем не заметив этого равнодушия — в принципе обычного для Вики:
— Да! Весь вечер, родная моя… Так соскучился.
Голос у Павлика был грустным. Вике было жаль портить ему настроение. И все же — сегодня. Сегодня, или это никогда не закончится. Вика осмотрелась вокруг. Книги, компакт-диски с любимой музыкой, снова книги — все то, чем была наполнена ее жизнь почти десять лет. Больше ничего не было. Это по большому счету была вовсе не ее жизнь, а жизнь книжных персонажей. Сублимация жизни. Теперь все будет по-другому. Вот он — вчерашний день, он был, он ей не приснился! На журнальном столике продолжали стоять неубранные вчера высокие хрустальные фужеры, остатки фруктов, пепельница. Два хрустальных фужера, смятая постель… Это было, и Вика постарается сохранить в памяти этот вечер, она сделает все для того, чтобы он стал началом ее новой жизни.
— Или, хочешь, пойдем в «Лазурный берег». — Вика, очнувшись от своих мыслей, снова услышала голос Павлика. Кажется, он что-то говорил про новый, совсем недавно открывшийся ресторан в центре города. Вика задумалась: может быть, и правда стоит перенести этот разговор на нейтральную территорию? Но только представив, что сейчас ей придется одеваться, накладывать на лицо косметику, Вика сразу отказалась от этой идеи.
— Нет, Павлик, лучше дома.
— Ну, дома так дома, — просиял Павлик на том конце провода, — я прямо сейчас.
— Прямо сейчас? — Вика не ожидала увидеть его так скоро. К тому же ей не хотелось, чтобы Александр позвонил в его присутствии. — Давай часа через полтора. Мне хочется немного подремать.
— Подремать? — переспросил Павлик. «Эта дурацкая, вечная привычка — все переспрашивать. Как будто не слышит или не знает, что ответить», — раздраженно подумала Вика и не стала ничего отвечать. Но Павлику — она это прекрасно знала — и не требовался ее ответ. Он переспрашивал просто по привычке.
— Конечно, солнышко. Ты, наверное, не выспалась. Поздно вернулась вчера?
В голосе — игривые нотки. Как будто он ее подружка, а не любовник, черт возьми! И вот так всегда. Она — маленькая девочка, он — зрелый, опытный, заботливый, сквозь пальцы смотрящий на ее детские забавы, все прощающий, на все согласный. Слабоумный сентиментальный старик. Не хочет, всеми силами не хочет таким казаться — и тем не менее другого впечатления не производит.
— Знаешь… Давай потом поговорим.
Вика не могла сейчас сказать ему о том, что вчера она вообще никуда не уходила, а врать не хотелось — проще было замять разговор.
— Значит, часа через полтора? — спросил Павлик.
Вика лениво кивнула, а он, словно увидев ее кивок, продолжил допытываться:
— Что тебе привезти? Мороженого хочешь? Апельсины?
— Звезду с неба! — ответила она, не сумев скрыть издевку в голосе.
Павлик стоически хихикнул, и Вика почувствовала, как сдавило виски от боли. Так всегда. Порой ей казалось, что даже если она будет его бить, он все равно будет улыбаться, преданно и страстно смотреть в ее глаза и улыбаться.
— Для тебя все, что хочешь, моя радость…
Вика больше не выдержала его отеческого тона и, через силу попрощавшись, повесила трубку. Часы показывали половину первого — в течение часа Александр должен был позвонить. А это значит, что предстоящий вечер снова будет волшебным и необыкновенным, совсем не похожим ни на один из тех вечеров, которые проводила она, тоскуя в этом книжном заточении, почти десять лет. Бесчисленное количество скучных вечеров — как анфилада пустых комнат с погасшим светом.
— Теперь все будет по-другому, — произнесла она вслух, обращаясь в пространство, и прилегла на кровать. Белье еще хранило запах одеколона, который всю ночь сводил ее с ума. Она медленно застелила постель и направилась было к журнальному столику. Нужно было помыть фужеры, убрать несъеденные дольки ананаса и апельсинов, выбросить пустую бутылку из-под шампанского. Но внезапно какой-то суеверный страх остановил Вику. Она застыла в нерешительности, умом понимая, что все это глупости, но так и не решаясь нарушить эту картину, которая так живо и явственно напоминала ей о прошедшей ночи.
«Глупости… я просто старею», — подумала она, но продолжала стоять в нерешительности возле стола. В это время в сознании созрела новая и совсем неожиданная причина оставить в неприкосновенности этот памятник вчерашней любви. Вика подумала, что журнальный столик с остатками романтического ужина может сослужить ей добрую службу в предстоящем разговоре с Павликом. Ведь это — улика, неоспоримое доказательство ее вчерашней измены, молчаливый свидетель присутствия в доме другого мужчины. Как запах — только нечто более определенное, не вызывающее сомнений. Может быть, и не понадобится слов…
Ее размышления были прерваны телефонным звонком. Вика схватила трубку и услышала долгожданный голос — еще вчера она его не сразу узнала, а теперь он казался ей самым родным на свете.
Они проговорили, совсем не заметив этого, почти час — о солнце, о погоде, о музыке, о вчерашнем вечере и о том вечере в кафе. Обеденный час, после которого Александр был вынужден попрощаться с Викой, подошел к концу.
— Послушай, если ты не против, я заеду к тебе часа через два. У нас на сегодня почти нет работы, так что я могу уйти пораньше.
Под ложечкой засосало — это было слишком рискованно. Конечно, в это время Павлика может уже и не быть здесь, но, с другой стороны, кто знает, как все может сложиться? Вика предполагала некоторую истеричность натуры у своего стареющего любовника, а в данной ситуации она вполне могла проявиться со всей интенсивностью. Поэтому Вика не могла предсказать, что ожидает ее сегодня днем или даже вечером… Всякое могло случиться.
— Послушай… — произнесла она раздумывая. Нерешительность в ее голосе сразу послужила для Александра сигналом к отступлению.
— Я все понял, — ответил он, как показалось Вике, без малейшего подозрения в голосе. Ответил как-то беспечно, как отвечает маленький ребенок, совершенно искренне считающий, что он все понимает во взрослых делах. — У тебя другие планы.